Код Адольфа Гитлера. Финал - Владимир Науменко

Ханна заметила на лице Магды выражение печали и грусти, но как женщина женщину спросила:

– Не страшно? Я могла бы помочь вывезти вашу семью из Берлина, будь на то ваша воля. Это реально сделать. Магда! Йозеф! Что же вы молчите? Или вы решите оставить всё как есть? Побеспокойтесь о детях. Они же не виноваты, они имеют право выжить.

– Да, дорогая Ханна! – в ответ произнесла Магда. – Так оно и есть! – Она скорбно уставилась на Ханну, отвела глаза. – Но мы родители, и всё давно за них решено. Своими словами ты меня не успокоишь, не уговоришь. Не одна ты это делаешь, но я верю собственному сердцу, только оно чувствует, что скоро всё для нас плохо закончится. Вот и сегодня уже с внешним миром прервалась телефонная и телеграфная связь. Ничего, увы, не изменишь и не исправишь. Поверь, Ханна, это именно то, что я хотела сказать тебе. Есть люди, не способные уничтожить себя! – в этих словах Магда выразила Ханне своё огорчение. – Им придётся жить без чести, как человеческим созданиям без души. Я только что была у фюрера. Он непоколебим в своём решении. Он останется в бункере до конца и не уедет в альпийский редут. Так же поступим и мы.

– А как же дети? – оторопела Ханна.

– Мы губим то, что любим! – дала ответ Магда. – Если Третий рейх не может дальше существовать, я не хочу дать своим детям пережить его. Они принадлежат Третьему рейху и фюреру, и если их обоих не станет, то и для них больше нет места. Но вы должны помочь мне. Я больше всего боюсь, что в последний момент у меня не хватит сил. Я благодарю Бога за то, что жива и могу убить своих детей, чтобы спасти их от зла, которое последует за поражением. Потом умрём и сами. Прости, но по-иному мы поступить не можем. Ступай. Фюрер ждёт тебя.

– Да, Ханна! – Геббельс, этот неистовый наци, поддержал жену. – Он ждёт и приготовил для тебя сюрприз!

– Какой?

– В этом вся и интрига, Ханна! – заговорщически подмигнул ей Геббельс. – Не медли. Иди.

Под взгляды супругов Ханна вышла из комнаты и направилась к кабинету Гитлера. Вот и знакомая дверь. Телохранитель по какой-то причине отсутствовал, чем Ханна и воспользовалась. Она застала фюрера в необычайном волнении. Он то метался от стены к стене, размахивая бумагами, дрожащими, словно листья, то начинал передвигать фишки по столу, воображая себе давно несуществующую армию.

– Добрый вечер, мой фюрер!

– Добрый вечер, фройляйн Райч! – приветствовал Гитлер. – Садитесь в кресло! Вы и так, наверное, устали с дороги! – Он присел напротив неё.

– Вы позвали, мой фюрер, и вот я пришла к вам! – голос Райч напомнил фюреру, что перед ним находится фанатично преданная ему лётчица.

– Я счастлив видеть вас в бункере, Ханна! – тихо сказал фюрер. – И в этот вечер решил отблагодарить вас за личную преданность мне и стране. Я только что присвоил фон Грейму звание генерал-фельдмаршала, а вас награждаю Железным крестом. Я тронут вашей верностью, Ханна, вы принадлежите к тем, кто умрёт со мной. У каждого из нас есть ампула с ядом. Каждый получит капсулу с ядом. Я вручаю вам одну для вас, а вторую – для передачи фон Грейму. Я не желаю, чтобы кто-нибудь из нас попал к русским живым, и я не хочу, чтобы наши тела достались русским. Меня и Еву сожгут.

Услышав из уст Гитлера такие дикие и режущие слух откровения, Ханна в слезах опустилась перед ним на стул. Гитлер поднялся с кресла, этим действом намекая Ханне, что беседа окончена. Ханна знала, что они ещё не раз встретятся, пока она не улетит, но женщина уходила от фюрера с противоречивыми мыслями.

Мюллер возвратился в гестапо из бункера в мрачноватом настроении. Всеми его мыслями и поступками руководило подозрение, так как поведение Бормана озадачило его. Мюллер никак не ожидал, что сегодня рейхсляйтер поведёт себя не так, как ему бы хотелось. Поведение Бормана показалось Мюллеру причудливым, но шеф гестапо для себя посчитал верным не слишком задумываться над его разгадкой. Он не вмешивался, потому что в этом не было необходимости. Поднявшись в свой кабинет, Мюллер снял с себя плащ и повесил на вешалку. Здесь было тихо, но и сюда нет-нет да вторгались грозные отзвуки войны. Война – это жестокая вещь, её попутчиками всегда являются кровь, слёзы, несправедливость и преступления. Он вздохнул, потёр выступивший на висках пот и прошёл к столу. Присел. Собравшись с мыслями, он раскрыл служебную папку, но про себя стал анализировать то, что счёл нужным. Даже он, шеф гестапо, не знал, что мог затеять в обход фюрера Борман, но выяснить ниточки затеваемого было в его силах. Перемены к худшему, происходящие в Берлине от одного дня к другому, на него не действовали. Он всё спланировал заранее. И был спокоен, ибо события пока в целом оставались под его контролем. Пробежав глазами пару строк секретного донесения, Мюллер вздрогнул от внезапно раздавшегося стука в дверь.

– Кто там? – скорее не спросил, а громко пробурчал Мюллер.

За дверью было замешкались, но послышался голос:

– Группенфюрер! Это я!

– Так входи! Чего дверь-то сторожить?! Чудак.

Пришедший эти слова понял правильно, и на пороге раскрывшейся двери Мюллер увидел эсэсовца. Тот был выбрит, на лице хранился отпечаток мудрости зверя, в любую минуту, последуй приказ, он был готов умереть за фюрера и рейх.

– А, Виллибальд! Зачем пожаловал?

– Группенфюрер! У меня важные новости!

С явной неохотой закрывая папку, Мюллер поднялся со стула и приблизился к эсэсовцу.

– И что же такое случилось, Виллибальд, что ты сломя голову, опережая русских, примчался сразу ко мне? Мы отстояли Берлин? Перешли Одер? Или благодаря «премудрости» генералов вермахта и несгибаемости нашего духа отогнали армию Сталина к русским границам?

– Простите, группенфюрер! Я не стал бы беспокоить вас по пустякам, но возникла причина, заставившая меня не медлить, а приехать сюда.

– Ну, что же, Виллибальд! Ты поступил правильно! Всё верно! Начальник должен первым узнавать важные новости и соответствующе на них реагировать. Давай выкладывай.

– В рядах СС завёлся предатель!

Мюллер удивлённо поднял глаза на Охана, а из уст сам собой вырвался вопрос:

– Что ты сказал, Виллибальд? Я не ослышался? Предатель? В СС?

– Да, группенфюрер.

Мюллер снова посмотрел на Охана, явно размышляя, правда ли это.

– И кто же он?

Не отводя глаз от лица начальника, гауптштурмфюрер СС выпалил:

– Герман Фегеляйн!

– Кто? – Мюллер так и замер на месте. – Фегеляйн? Ты в этом уверен? Этого не может быть, Охан! Нет! Герман не предаст фюрера, он же его родственник! До тебя доходит, Виллибальд, кого ты сейчас обвинил в измене? Вижу, что дошло. Так вот. Давай рассуждать беспристрастно. Где доказательства? Пустословия достаточно в стенах рейхстага, а мы с вами, Охан, как ни крути, работаем в гестапо! Тут важна конкретика, а не вздорные теории! Мне нужны веские доказательства, Виллибальд! Веские! Иначе за такие предположения мне придётся поставить тебя к стенке!

– Мои подозрения может подтвердить Эрих Кемпке!

– Начальник гаража фюрера?

– Так точно, группенфюрер. Вчера Фегеляйн попросил у него два автомобиля.

– Для каких целей? Смелей, Охан, отвечай!

– Он сказал Эриху, что ненадолго отлучится в город, чтобы забрать важные документы, – при этом он ссылался на рейхсфюрера СС.

– На Гиммлера?

– Да, группенфюрер!

Заложив руки за спину, Мюллер медленным шагом отошёл от Охана, дошёл до стола, в задумчивости было положил на него ладонь и, обойдя его, в волнении опустился на стул. Такого в реальности не могло быть, но случилось. Измена обнаружилась прямо под его носом. Мюллер не был бы Мюллером, если бы подумал о нечто ином. В нём проснулся азарт охотника. Удача сама шла к нему в руки. Ловцу оставалось лишь умело расставить силки и загнать её в ловушку.

– Кто ещё может подтвердить, что вы не лжесвидетельствуете?

– Адъютант Фегеляйна!

– Штурмбаннфюрер СС Йоханнес Геллер?

– Именно он, группенфюрер. Он ещё сказал мне, что Фегеляйн не собирается возвращаться в бункер, а будет находиться на городской квартире. Он снял форму СС, переоделся в штатское и намерен самостоятельно пробиваться через позиции Красной Армии к Гиммлеру. Вот всё, что случилось.

– Спасибо за сигнал, дружище! – встав с места и подойдя к эсэсовцу, зловеще улыбнулся Мюллер. – Сейчас многие стараются улизнуть из Берлина под крылышко врага, забыв о клятве верности фюреру и мужской чести. Ты можешь и сам, рассудив, убедиться в том, что сама жизнь наглядно показывает тех чудовищ, что копошатся на дне каждого. Боже мой! В какие интересные времена мы живём! И куда это подевалась храбрость СС, граничащая с безрассудством? Где единение с народом в трагические часы его истории? Где личная верность? Если мы с вами, пусть и с грехом пополам, понимаем военное положение, то его понимает и фюрер. Возможно, он считает, что оно ещё хуже. Он требует от нас одного: чтобы мы продолжали исполнять свой долг, пока он видит возможность найти лучший способ завершения войны. Фюреру подчинена вся наша жизнь, не забывай это, Виллибальд. Человеческие заботы и тревоги не имеют над ним власти. Что им задумано, то исполнится. Нашей задачей является поимка этих трусов и отдача их в военный трибунал, где с ними не будут раскланиваться, а уничтожат. Вы истинный патриот рейха! Безукоризненно выполняющий свой служебный долг! Бдительный эсэсовец, разоблачающий козни внутренних врагов, чем не пример для подражания! Ты, Виллибальд, делом заслужил моё доверие, в котором честный национал-социалист видит не просто личное доверие человека, возглавляющего гестапо, а доверие партии, которое лично мне дороже моей жизни. Можете идти. Нет, постой. На прощание я всё же предупрежу тебя, только не делай ничего, о чём я потом пожалею. Ясно?! Хайль Гитлер!