Код Адольфа Гитлера. Финал - Владимир Науменко

– Дорогая! – пожаловался Гитлер. – Я больше совсем не могу спать; если мне удаётся заснуть, сразу начинается обстрел. Когда я уже, Ева, обрету утраченное спокойствие? И в рейхе с сегодняшнего дня не выходят газеты!

– Отвлекись, дорогой! – произнесла Ева. Её глаза скользнули по лицу Гитлера. Она всё отдала бы за то, чтобы узнать его мысли, понять их и разделить с ним. – Какое сейчас чтение? Оно лишь утомляет глаза. Ландшафт нашей жизни сейчас окутан туманом. Дай бог, чтобы мы остались живы и не попали к русским в плен. Что вижу, то имею. Ты знаешь, дорогой! Пусть будет так. Что нами воспринимается, то и есть. И не надо об этом жалеть. Ты, наверное, запамятовал, но сегодня начальнику твоей охраны Гансу Раттенхуберу исполнилось 60 лет. Счастливый! Он горд тем, что ты его оценил и приблизил. Как я ему завидую! Он дожил, доживём ли мы?

– Конечно, доживём, дорогая! – взяв ответ на себя, обнадёжил Гитлер, чьи блеклые глаза уставились на её лицо, принявшее мученическое выражение. – Только такие, как ты и я, и выживут! И это, дорогая, не пустые слова. Я знаю, что положение безнадёжно: нам нужно сделать всё, чтобы его изменить. Только боевая решимость человека, борющегося за свою жизнь, ведёт к суверенной свободе действий по отношению к жизни других. Ах! Как я жалею, что в 1934 году расправился с СА, а не почистил «авгиевы конюшни» Генерального штаба. Поставил к стенке главарей штурмовиков, а не рейхсвер. В таком случае война могла бы протекать по совершенно иному сценарию, Ева. Политики должны защищать жизненные интересы своего народа, а также заботиться о том, чтобы он ни в чём не нуждался. Те же, кто идёт в политику ради собственных эгоистических целей, должны незамедлительно отстраняться от власти. Наши трудности носят временный характер, не может же Берлин всё время быть блокирован. Венк дошёл до Потсдама. Я верю, он скоро будет в Берлине. Как видишь, дорогая, ситуация решающим образом изменилась в нашу пользу. Прав был наш идеологический противник Ленин, когда говорил, что «тот будет владеть Европой и всем миром, кто обладает Берлином». И Сталин знает об этом и хочет сам стать единственным хозяином города, но он никак не ожидал, что мы так долго будем оказывать ему сопротивление. Американцы, давно стремящиеся подобру-поздорову выбраться из европейской войны, идут на Берлин. Вот оно, близкое изменение хода войны. Поэтому нужно удерживать Берлин до прихода армии Венка, во что бы то ни стало. Наши жертвы не напрасны. Сталин, отказавшийся проводить в этой ужасной стране, на которую мы в 41-м внезапно напали, крае света, прекраснодушную гуманность, и сейчас ведущий хитрую и умелую политику, когда-либо захочет лишнего и тогда-то пробьёт наш час. В принципе Черчилль против большевиков. Если ему представится возможность выйти из игры и снова поставить на ноги британскую мировую империю, то он эту возможность использует. Мы же не упустим случая, чтобы её создать. Это достигается и военным, и политическим путём. Я знал это, Ева! Национал-социалистическая революция в 1933 году опрокинула государство национальной измены и восстановила на его месте рейх чести, верности и достоинства. В героической битве за Берлин, что ведётся в эти апрельские дни, всему миру ещё раз было продемонстрировано, как нужно сражаться за жизнь против большевизма. Я горжусь этим! Пока столица защищала себя, как никогда прежде не защищалась ни одна столица в истории, войска на реке Эльба резко изменили ситуацию в нашу пользу и дали передышку защитникам Берлина. Как сообщил мне генерал Кребс, дивизии на западе отбросили врага на широком фронте, и дошли до Ферха. – Гитлер протянул руку и коснулся её плеча. Ева на себе ощутила излучение его энергии, которая просто парализовала её волю.

– Человек достигает своей предельной величины только тогда, Ева, когда соединяет быстроту и утончённость ума с известной суровостью и прирождёнными жестокими инстинктами. Ничего на этой земле не достаётся человеку просто так. За всё ему приходится тяжело бороться. И нам надо не столько говорить о своих правах, сколько о своих обязанностях. Вся организация общества должна представлять собой воплощённое стремление поставить личность над массой, иными словами, подчинить массу личности. Я считаю себя хорошим немцем, всегда стремившимся ко всему самому лучшему для немецкой нации. Можешь поверить мне, Ева: за всю свою жизнь я никогда не беспокоился о своей судьбе. Тот, кто остаётся верным своему народу, никогда не будет забыт. Всемирная история, дорогая Ева, уже давно отклонилась от нормального, естественного курса, а наш мир всё больше напоминает огромный сумасшедший дом. Мы хотим покончить с подобным ходом дел. Мои слова и действия принадлежат истории. Эта война вызрела в сердце самой нации. Для войны нужен был тот, кто бы её начал, кто бы ни остановился перед пролитием моря крови, не дрогнул. Им в силу неотвратимости судьбы оказался я. Если мне суждено погибнуть в неравной борьбе, я хотел бы, чтобы люди знали, какую гигантскую ношу я взвалил на свои плечи. Нашей задачей являлась организация в грандиозном масштабе всего мира; каждая страна должна производить то, что ей больше всего подходит, а белая раса, северная раса, возьмёт на себя организацию этого гигантского плана. Верь мне, Ева, весь национал-социализм, самый прожорливый хищник мировой истории, не стоил бы ломаного гроша, если бы он ограничился одной Германией и не увековечил, по меньшей мере, на две-три тысячи лет господство высшей расы над всем миром.

– Ты – фюрер! – сказала Ева. – Человек, который возвращается, несмотря на крушение всех надежд добропорядочных немцев. Никто не знает тебя так, как я. Ты привлёк меня, и я забыла о своём существовании. Ты пробуждаешь человеческие души, обладаешь силой мессии. Только ты можешь спасти Германию от порабощения. Ты же в самом деле хотел как лучше. И ты хотел нищету немцев устранить немецким оружием. Каждому из нас в эти тревожные времена нужно хоть немножко любви.

– Я нахожусь в несчастном Берлине, Ева, разделяю его судьбу и лично руковожу обороной, – ответил Гитлер. – Я несу ответственность абсолютно за всё, что происходит в нашем движении, и никто не ставит мне условий, пока лично я несу всю ответственность. Я шофёр машины, которая движется вперёд. Что будет потом, известно провидению. Единственно, чего бы мне хотелось, чтобы грядущие поколения могли подтвердить: я честно и самоотверженно работал над реализацией своей программы. Нельзя вымаливать свои права. За них, Ева, нужно бороться. Море крови германских и вражеских солдат сделало замирение между противниками невозможным. Но если мы спасём Германию, то свершим величайший в мире подвиг. А пока навести Ганса и от моего имени поздравь его с днём рождения. Я буду не против, если за здоровье именинника ты промочишь горло шнапсом!

– Я последую твоему совету, дорогой! – ответила Ева. – Думаю, его глаза от счастья увлажнятся мужскими слезами.

Отпустив Еву на именины, Гитлер вышел из приёмной в коридор. Она его умиротворила, окружила его страстной и преданной нежностью, не оставила прозябать в одиночестве в мире своих мыслей и чувств. Нет, кто с ним посмеет поспорить о том, что такая женщина, каждый день награждавшая его утешительным взором и несгибаемостью духа, не должна умирать или попадать в плен – она обязана последовать за ним туда, куда он позовёт. Сейчас его поступками руководили серьёзные чувства к Еве, ведь она возвратила ему силу жить. И он поклялся себе отблагодарить её. Перед отбытием им предстояло сыграть свадьбу и, среди развалин Третьего рейха узаконив свои долголетние взаимоотношения, стать мужем и женой и вместе ковать новую ленту судьбы. Повернувшись от двери, фюрер встретился взглядом с весьма интересным персонажем. Навстречу Гитлеру шёл Николаус Белов, и тот, предвидя его расспросы, захотел завести с ним разговор. Человек, считал Гитлер, должен уметь использовать все случаи своей жизни и он как непризнанный венский художник должен уметь извлечь из них материал для лучшего жизненного употребления. Судьбу нужно завоёвывать, используя ложь, похожую на правду. Обман Гитлером был хорошо рассчитан. Именно в последние дни перед крахом, когда под грохот русских орудий наступит момент роковой, его слова обязательно предадут огласке, о них будут знать враги, всегда недооценивавшие немецкую основательность, что его вполне устраивало. Адольф наперёд знал, что ему и Еве не суждено было встретить старость в Берлине, но шанс выжить им был предоставлен.

– Добрый день, фон Белов!

– Добрый день, мой фюрер!

– Как видите, обстановка в городе усложняется, – сказал Гитлер. – Один болван из охраны СС, прознав о рейде советских танков к рейхсканцелярии, посеял в бункере панику, но всё обошлось. Русские танки частично были уничтожены в ближнем бою.

– Русских надо контратаковать всеми доступными средствами, мой фюрер! – преданно глядя в глаза Гитлеру, где он прочитал странную опустошённость, убеждённо произнёс Белов. Он говорил то, что хотел от него услышать фюрер.