Месяц в Артеке - В. Киселев

«Не забудем — не допустим!» Первые два слова в языках пламени, последние — в лучах прожекторов. Крупным планом безумные глаза, втянутые щеки, все лиловое; кричащий рот — и проволока, черные колючки, проткнувшие грудь и руки погибающей. Тени от русского текста она положила на бумагу косо, и буквы здесь вычернила по-английски.

И еще три плаката, тематическая связка, задуманы для оформления отдельной колонны. На первом плакате артековцы ждут встречи с открытыми объятьями; на втором — белозубый негритенок бежит к артековцам с вытянутыми Далеко вперед ладонями для рукопожатия; на замыкающем — еще четверо курчавых ребятишек, мал мала меньше, братишки и сестренки Руди.

Лучшие ее плакаты…

Вечером побродили втроем, она, Ольга и Алик. Когда Алик увязался за ними, Ольга обратилась к нему со слезой во взоре:

— Ты помнишь, какая есть поговорка для подобных случаев?

— Для каких? — клюнул на приманку Алик.

— А вот для этих самых… — откликнулась Ольга, и ладонями, сложенными по-индийски, показала на нее, потом на Алика, затем приложила их к себе.

— Не постиг, — почуяв недоброе, насторожился Алик, и Ольга завершила комбинацию, пояснила задушевно:

— Третий лишний…

— Тогда ты и уходи, — оскорбился Алик, не нашелся, как ответить на подвох поостроумнее. Никуда он от них не откололся, поплелся дальше.

— Столько плакатов, и все-таки успели! А знаешь, можно было бы сделать еще и такой, — рассуждал Алик, ни к кому не обращаясь. Он бурно жестикулировал: — Небо, зарево, лежит старик-вьетнамец, на нем кровь, тоже зарево, возле валяется шляпа из соломки, как у тебя (после шляпы стало ясно, к кому Алик обращается). — Можно изобразить бомбардировщики так, как до тебя никто не изображал. По зареву летят над убитым чудища, вампиры, морды — одна другой страшнее. Хотя, — вздохнул Алик, — пакость у тебя, наверное, не получится.

Они толковали о том, что война взрывалась и в Артеке. Не было бы ее, приехали бы на слет Гайдар, сыновья Фрунзе, Ибаррури.

— «Четвертая высота», «Улица младшего сына»… Издают «Жизнь замечательных людей», а эти книги — «Жизнь замечательных детей»! — пофилософствовал Алик, обернулся к ней, запнулся и примолк.

Ольга вначале старалась не серьезничать, но постепенно втянулась в общую беседу. Был прожит какой-то переломный вечер…

Она забегала на почту чаще других, отправилась туда и в тот памятный час. Отнесла письма и всем, кто просил, накупила газет, открыток и конвертов. Почта находилась в поселке; возле круглой столовой по узкой тропке следовало выбраться на верхнее шоссе, за поворотом спуститься по улочке — далековато. Когда вернулась, в «Калине» любезничали Рита и Вовка. Впрочем, под контролем Кнопочки. Взяв свой конверт, Вовка тут же удалился и на «спасибо!» не расщедрился.

— А я знаю, как ты сюда попала, — вымолвила Ритка.

— Что значит — как? Куда попала?

— В Артек. Как тебя путевкой наградили.

— То есть?..

— У тебя выставка была зимой? На какой-то там Таганке?

— Да, была. В феврале. В театре на Таганке.

— Вот! А Васильев ездил тогда в командировку и попал на твою выставку. А когда был в ЦК комсомола, зашел к Яшуниной, в Совет пионеров, и спросил, ты делегатка или нет. Он сказал, что на слете должны быть самые способные. И ты получила цековскую путевку из резерва для самых одаренных. Понятно? Так что, когда родится сын, назови его Евгением.

— Откуда ты все это вычитала?

— Ничего я не вычитывала. Просто сюда зашел Васильев и разговорился о тебе с Марк-Антонычем, я одна была тут.

Другая на месте Ритки могла бы сделать упор на то, что все — по случаю. Так совпало, мол, что забрел на выставку Евгений Александрович, к тому же осталась на счастье наградная путевка, и так далее. Получилось бы, что в Артеке Рушева случайная особа. Но в пресс-центре у них не водилось ни зависти, ни подсидок. И Ритка сделала ударение на способностях Эн Рушевой. Хотя и сама была художницей.

…Невероятный скандал местного значения разразился накануне торжества открытия. Сколько пришлось пережить потом за Ольгу, — та стала всему виновницей.

Произошло это так.

Их собралось несколько человек, сидели на террасе. Продолжался шумный разговор о Гагарине: прилетел, его уже видели в «Янтарной»! Тут-то и появилась правильная тетенька, так аттестовала позднее Ольга незнакомку. Тетенька шла с Марком, и оба улыбались друг другу очень симпатично. Миниатюрная незнакомка в очках «Стрекоза» издали показалась молодой, Аня-Кнопочка даже пискнула: — Не жена ли Марк-Антоныча? Но пара приблизилась, и стало ясно, что женщине можно дать и далеко за сорок. Она выглядела моложавой потому, что сберегла фигуру, а короткую стрижку дополняли пробор и челочка. Костюм был наимоднейший, брючный.

Лёсик подала знак, и разговор утих. Взрослые вошли на террасу, пионеры встали и поздоровались. Незнакомая тетенька ответила улыбкою и наклоном головы. Ничто не предвещало «че-пе», «Алый парус» мирно расцвечивал террасу. Марк Антонович и гостья направились к газете.

— Второй номер, — с явной гордостью пояснил Марк Антонович.

— Оформление прекрасное, — похвалила тетенька, обводя «Стрекозой» газету. — Решение жюри было, очевидно, правильным, первый номер, надо полагать, оформили не хуже. А как с содержанием?

Незнакомка сняла очки, прочла колонку, другую, четвертую, одобрительно поддакивая чтению киванием. В конце номера пионер, похожий на Алика, растягивал рот наподобие буквы «о», он распевал «Песенку о соли». Тетенька с интересом прочла первый куплет и дошла до припева. Тут ее лицо стало меркнуть, пошло морщинками, улыбка сузилась, вместо губ остался тонкий прочерк.

— Что такое? — раздвинулся наконец плотно сжатый прочерк. — Чьи стихи?

— Это шуточная песня, — доложил Марк Антонович, моментально посерьезнев: уловил перемену настроения приезжей.

— Я вижу, что песня, — прозвучало еще прохладнее, — припев я прочитала. Но кто же автор?

— Они, — признался Марк Антонович, широким жестом обводя всех, кто находился на террасе. — Отсюда и название — отрядная.

Если бы Марк Антонович сказал, что слова Льва Ошанина, может, все и улеглось бы. Но он как-то не нашелся, и новые вопросы подули холодом:

— А была ли необходимость помещать эту песенку в газете? Разве мало вам песен об Артеке?

— В конце номеров мы решили давать юмор, — ответил Марк Антонович подчеркнуто спокойно. — Ребята попросили поместить песенку, чтоб все могли выучить ее слова.

— Как, вы ее еще и поете? — на этот раз в голосе вопрошающей начало закипать нечто, готовое взорваться.