Шпион, который спас мир. Том 2 - Джеролд Шектер

Кайзвальтер настаивал, чтобы Пеньковский сообщил, откуда Варенцов получал информацию. Что именно он узнал от членов Высшего военного совета, возглавляемого Хрущевым, — оттуда именно исходили окончательные решения по военным вопросам.

— Все, что я могу сказать: Варенцов весьма информирован, и, когда он говорит что-либо о нынешнем положении дел, это может и не совпадать со вчерашними решениями Высшего военного совета. Источником его слов может быть разговор с командующим наземными войсками, или с министром обороны, или с начальником штаба{60}.

Кайзвальтер задал все интересующие вопросы. Он взглянул на Пеньковского и сказал:

— Видите ли, подобные вопросы помогают уточнить ваш отчет.

Пеньковский прекрасно понимал смысл этих вопросов.

— Да, и помогают вам уточнить некоторые сомнительные пункты. Я предлагаю послать телеграмму вашему информатору, передавшему, что в Г ДР расположены пять советских полевых армий, и попросить его проверить эту информацию, — заявил он. Он сказал группе, что в Восточной Германии только три армии, и это сообщение не сразу было принято на веру{61}.

— Между прочим, — сказал Кайзвальтер, — у меня есть для вас сообщение от наших начальников. Они просят вам передать, что весьма высоко оценили материал, взятый вами из журналов по артиллерии, и похвалить вас за инициативу и хороший подбор статей{62}.

Пеньковский был польщен и почувствовал, что самое время заговорить о том, что пора ему иметь дачу под Москвой.

— Сейчас у вес есть дача? — спросил Джо Бьюлик.

— Нет, я не купил ее и не снимаю на лето. Вы меня, в общем-то, отговорили от этого, но деньги у меня есть. До моего отъезда мы еще раз это обсудим. Посоветуйте мне, купить мне дачу или нет. Мне нужно куда-то отлучаться из Москвы, если вдруг понадобится, —-сказал Пеньковский, используя для большей убедительности деловой аргумент. Группа боялась, что покупка дачи привлечет к Пеньковскому внимание и вызовет вопросы об источнике его доходов.

Перспектива ареста тоже волновала Пеньковского.

— Единственное место в нашей стране, откуда можно выбраться, — это Прибалтика, раз в Германии сейчас все прикрыто. Это лучше, чем тащить семью через всю страну на Дальний Восток, чтобы там перейти границу.

— А южные районы, выходящие на Турцию и Иран? — спросил Кайзвальтер.

— Там очень строгий контроль на границе.

— А через Черное море в районе Батуми? — предложил Кайзвальтер.

— Это идея, — ответил Пеньковский, — ия знаю этот район, особенно со стороны Турции. Я занимался тем самолетом, который там попал в катастрофу; турецкая деревня всего в семи километрах от Батуми. У меня в Батуми друг, к которому я всегда заезжаю, когда бываю там. Я у него и у его родственников как дома. Его брат во время войны служил под командованием Варенцова. Его убили. Мы часто сидим на берегу, где у друга дача, и плаваем в море. Там даже видно границу, освещенную турецкими и советскими прожекторами. Наши пограничники прохаживаются со своими собаками вдоль берега.

Единственный способ оттуда выбраться, — продолжил Пеньковский, — это на лодке в открытое море, а там нас подберут. Другой вариант — Прибалтика, где люди ненавидят советский режим и ждут освобождения. Оттуда тоже можно выбраться на лодке. Однако ваше предложение о Батуми превосходно.

— Береговая линия строго охраняется? — спросил Кайзвальтер.

— Там патрульные лодки, но немного. Я хочу еще раз спросить, — сказал Пеньковский очень серьезным тоном, — если меня раскроют, примут ли меня в западном посольстве?

Шерголд тихо сказал Кайзвальтеру:

— Посольство ничего не может для него сделать, потому что они не смогут вытащить его из страны. —

Пеньковский понял, в чем сложность, и больше об этом не говорил. Вскоре после этого, в 23.00, он ушел.

На следующий вечер, во вторник, 26 сентября Пень» ковский сел в машину около Дома Инвалидов, и его повезли по направлению к аэропорту Ле Бурже. Ехали куда глаза глядят, без определенного маршрута, просто, чтобы поговорить. Он попросил группу помочь ему познакомить члена ГРУ парижского отделения с американским или французским бизнесменом, который мог бы дать какую-нибудь информацию по вопросам промышленной разведки из списка ГРУ. МИ-6 и Бьюлик предложили две возможные кандидатуры. Один, американец Джордж Хук, глава парижского офиса корпорации стали АРМКО, согласился встретиться с Пеньковским и провести экскурсию по своему заводу, где Пеньковский может взять для своих отчетов в ГРУ технические брошюры. Пеньковский также надеялся взять с собой на эту экскурсию офицера ГРУ из парижской резидентуры, работающего в посольстве. Так он заработает хорошую характеристику из посольства, потому что офицерам ГРУ запрещали иметь своих информаторов в Париже. Пеньковский мечтал сделать это и выполнить, таким образом, свое задание. Он знал, что его будущее зависит от способности показать ГРУ, как хорошо он действует. Даже когда он думал, оставаться ли ему на Западе, часть его сознания стремилась получить звание советского генерала.

Связываясь с Хуком, Бьюлик действовал под псевдонимом. Он рассказал чиновникам АРМКО, что он из ЦРУ, и сказал, что правительству США необходимо, чтобы полковник Пеньковский с коллегой получили разрешение посетить завод АРМКО. Хук согласился сотрудничать. Бьюлик рассказал Хуку, что Гревил Винн познакомит его с Пеньковским в баре гостиницы «Георг V».

В машине Бьюлик сказал Пеньковскому, что Винн договорится о встрече перед своим отъездом в Югославию. Во время этой прогулки, длившейся час, Пеньковский получил основную информацию о Хуке и визите на завод. Он попросил, чтобы его высадили на Елисейских полях, около Триумфальной арки и гостиницы Винна. Они договорились поужинать вместе.

Ужин не заладился, и Пеньковский ушел, недовольный Винном. На следующий вечер в машине, направляясь на явочную квартиру, Пеньковский рассказал Кайзвальтеру об «одной малоприятной вещи». У Винна было чрезвычайно плохое настроение во время той встречи.

Пеньковский сказал, что попытается понять, что произошло. Винн ему сказал, что больше не хочет работать ни с Пеньковским, ни с группой. Винн чувствовал себя незащищенным; когда он настаивал, что хочет знать, получит ли он что-либо за свои услуги, ему никогда не давали точного ответа. Он не знал, на каком он свете. Винн осознавал, что делает важное дело, но понимал, что это угрожает его бизнесу. Он чувствовал давление. Его жене Шейле дважды звонили в Лондон его британские деловые партнеры, интересовавшиеся, когда Винн собирается прибыть в Белград. Это беспокоило миссис Винн, и она позвонила супругу в Париж. Винн признался Пеньковскому, что не смог достичь необходимых договоренностей в Белграде от имени английских фирм, которые он представлял. Пеньковский занимал почти все его время, и он постепенно утрачивал доверие своих клиентов. Он не готов был ехать в Белград, ему было нужно сначала вернуться в Лондон и подготовиться. Пеньковский сказал группе, что, по его мнению, Винн сам был виноват, потому что не следил за своими делами в свободное время.

В общем, сказал Пеньковский, Винна за работу и поддержку можно было только похвалить. Потом он добавил, что для Винна одним из поводов для расстройства были слова жены о том, что с переделкой их дома в Лондоне не все в порядке. Это ясно показывало, что Винну нужны деньги.

Отчет о встрече гласил: «Когда Пеньковский сопоставил цифры и условия, якобы сообщенные Винном, они, по утверждению Шерголда, оказались абсолютно ошибочны. Либо Винн не сообщил Пеньковскому правды, либо он фальсифицировал факты. Винн сам что-то недопонял или, возможно, удобрял почву для дальнейших требований». За свою работу в Москве Винн получил 15 000 фунтов — 42 000 долларов по действующему обменному курсу{63}.

Не только деньги были причиной неудовольствия Винна. Он жаловался Пеньковскому, что не получит награды. Пеньковский признался группе, что это была его идея: когда он в первый раз попробовал уговорить Винна перевезти документы на Запад, он сказал Винну, что тот будет награжден. Еще Винн заявил Пеньковскому, что ему неудобно тратить на него столько времени и даже не иметь возможности обсудить с ним суть материалов и отчетов, которые так их связывали.

Пеньковский сказал Кайзвальтеру, что, как ему кажется, проблема Винна была именно в деньгах и что ему Винн больше не нужен. Раз уж Винн сделал для группы все, что от него требовалось, сделал это искренне, патриотически и ему хорошо за это заплатили, можно освободить его от обязанностей, если ему кажется, что его используют. Потом, без паузы, Пеньковский добавил, что ему Винн не понадобится до января или февраля 1962 года. К тому времени Винн должен приехать в Москву с британской деловой делегацией. Напоследок Пеньковский заявил, что ему в Париже Винн не нужен; однако было бы хорошо, если бы он вернулся в Париж незадолго до отъезда Пеньковского, чтобы передать ему промышленные брошюры и проводить на самолет.