Те же и Скунс - Елена Милкова

– Я бы вообще не исключала возможности, что это чисто мифологический персонаж… – сказала Марина Викторовна.

– Мифический, Мариночка, мифический, – поднял палец Дубинин. – Мифологический – значит, имеющий отношение к науке о мифах, наш же персонаж непосредственно…

«Пиночет» вдруг запустила руку в карман и высыпала прямо на стол горстку подсолнушков. Эту привычку она приобрела много лет назад, когда бросала курить.

– Хотя бы в порядке бреда, – проговорила она. – Нет, правда, ребята, вполне жизнеспособная гипотеза! Хоть то же «Ливерпульское трио». Люди-то всё какие, а? Там и лазили чуть не с микроскопом, и ничегошеньки. Только шепоток по закоулочкам: «Скунс…»

– Другие киллеры как киллеры, – сказал Плещеев. – Ни тебе каких кличек, всё анонимно, зато хоть что-нибудь нам да оставят на память, хоть винтовочку какую-нибудь занюханную. С разбитым прикладом… А этот? Сплошное безобразие. Кличка есть, а человека нету. Может, правда пугало придумали друг друга и бизнесменов стращать?..

– И те мрут, бедные, прямо со страха, – фыркнул Дубинин.

– Как О'Тул в Лиможе, – противореча собственной гипотезе, подсказала Пиновская. – Или наш Ваня-Борода в Вашингтоне.

– Ага, – кивнул Осаф Александрович. – Вешаются у себя в офисах, залепив жвачкой скрытую камеру…

«Пиночет» погладила котёнка, скользившего по гладкой столешнице, и назидательно сообщила ему:

– Вот так, дружочек, обретают плоть древние мифы…

– Не очень ясно как, зато почти всегда ясно почему, – вставил Саша. Он балансировал, поставив свой стул на две задние ножки, и глядел в потолок сводящими с ума сапфировыми глазами. – У тех ливерпульских, сколько я помню, у каждого во рту было по баночке. С тем самым детским слабительным…

– А кнопку вызова охраны не нажал ни один, – сказал Дубинин. – Хотя у каждого была под рукой. Плещеев хмуро предположил:

– Может, совесть загрызла?

Пиновская, не желая портить передние зубы, шелушила семечки пальцами.

– Кстати! – сказала она и пристально посмотрела на Дубинина. Тот встретил её взгляд, мгновение подумал и кивнул головой в растрёпанных остатках волос:

– Вот именно.

– А для простых смертных? – мрачно спросил Плещеев. Воспринимать обмен мнениями Дубинина и Пиновской было подчас не легче, чем следить за беседой размахивающих руками глухонемых.

Осаф Александрович потянулся к подсолнушкам:

– Вы, Серёженька, подали идею, которую Марина Викторовна сейчас же приняла к рассмотрению.

– И сделала вывод, – подхватила Пиновская, – что «клиенты» нашего общего друга, вы уж простите меня за цинизм, наш с вами послужной список тоже украсили бы…

Плещеев пожал плечами:

– Значит, такие заказы поступали…

– Или мы не всё знаем, – уточнил Дубинин.

– Или это вообще коллективный псевдоним, – продолжая рассматривать потолок, сказал Лоскутков. – Киллеры перешли на бригадный подряд. Кооператив чистильщиков основали. В моде, говорят, нынче такие идеи…

Котёнок подобрался к подсолнушкам и стал их заинтересованно нюхать. Марина Викторовна развернула любопытную мордочку в сторону блюдца, где подсыхал забытый огурчик:

– Имеет репутацию экстрасенса… Любое внимание к своей персоне якобы регистрирует мгновенно и без промедления удаляется… либо принимает ответные меры… Сан-Фелипе, Анкоридж… Причём не упускает случая поиздеваться над слежкой… Нет, ребята, мне этот человек положительно нравится…

– Кстати о птичках!.. – вполглаза поглядывая на котёнка, вспомнил эгидовский шеф. – Последнюю бачку чуть не забыл рассказать. Две недели назад наши коллеги из Нового Орлеана получили наводку, что, мол, такой-то, по некоторым непроверенным данным, имеет выход на Скунса. Стали они его осторожно окучивать…

– Доверенное Лицо? – с надеждой спросила Пиновская.

– А кто его теперь знает… Так вот, в день «Д» засело это Лицо или там не Лицо в уличном кафе, стало кушать салат из авокадо с креветками и кого-то между делом поджидать. Двое коллег наших, ясное дело, тише воды, ниже травы давятся кока-колой, боятся спугнуть…

– А пальмы на ветру ш-шух… ш-шух… – мечтательно прошептал Саша.

– Тут появляется неустановленный тип невнятной наружности, – продолжал Сергей Петрович. – Сейчас же каким-то образом определяет, что злополучное Лицо имеет компанию, и этак, знаете, демонстративно пугается, а потом с большим тарарамом даёт от сыщиков дёру. Те за ним… Красиво, говорят, удирал, даже не без некоторой элегантности… Заулками, переулками, через всякие там дворики, сметая бельё… и шасть прямиком в одно весёлое заведение. И тотчас, как по команде, вылетают оттуда штук десять стахановок любви и с визгом облепляют несчастных детективов с головы до пят. Пока те, чертыхаясь, из них выпутываются, преследуемого, понятно, уже ни слуху ни духу. Лица, естественно, тоже…

– Увёл, – констатировала Пиновская. Плещеев кивнул.

– Наводчика двумя днями позже нашли в мусорном ящике. Весьма, я бы сказал, мёртвого. Лицо бросило все дела и растворилось бесследно, а ещё через день прямо в пентхаузе грохнули Джулиуса Грегори. Причём, судя по вызывающей наглости исполнения…

– Там тоже отметился наш общий друг, – довершил Саша.

– Я только не совсем понял, – сказал Дубинин– какая корысть была девушкам…

– А очень даже прямая! – Сергей Петрович снял очки и, подышав, принялся протирать линзы платочком. – Самая бойкая мадемуазель, французская креолка, в участке охотно поведала, как однажды приехала по вызову и нарвалась на садиста. Даже рубчики от хлыста показала… Так вот, еле-еле вырвалась и в чём мама родила сиганула в окошко. Второй этаж, вывихнула ножку, ползёт, плачет и ждёт, естественно, что клиент её сейчас за причёску обратно поволокёт. Тут подкатывает «Харлеище» поперёк себя толще, а на нём ну о-очень симпатичный, знаете ли, месье. И весьма учтиво так спрашивает, что же это, мол, за беда приключилось с мадемуазель и не может ли он быть ей чем-то полезен. Заметьте, на безупречном французском. Всё это посреди довольно глухой улицы в половине пятого ночи…

– Жельтмен, – вздохнула Пиновская. – О Господи!..

– Девка сквозь слезы и кровавые сопли что-то лепечет, тычет пальчиком в сторону дома, – продолжал рассказывать Плещеев. – Месье выслушивает, после чего снимает кожаную куртку и даёт ей прикрыть срамоту а сам не спеша поднимается по лестнице. Что там происходит, мадемуазель, конечно, не видит, но вскоре клиент весом сто тридцать два кило без порток вылетает в то же окошко и втыкается башкой в газон, а месье этак хладнокровно выносит девушке её джинсики, доставляет бедняжку в ближайшую больницу и делает ручкой…

– Знай наших, российских, – проворчал Саша.

– Ну и после этого как же было не помочь такому замечательному месье, когда он сам угодил в стеснённые обстоятельства, – кивнула Пиновская. – Описания внешности от неё, естественно, не добились?

Сергей Петрович развёл руками:

– Естественно. Шлем был зеркальный, а мотоцикл ей и в голову не пришло запоминать… И вообще было темно, больно и страшно…

– И как только узнала месье, когда он от сыщиков удирал, – фыркнула «Пиночет».

– Охранная грамота… – вздохнул Дубинин. Отогнав котёнка от блюдца с огурчиком, он подозрительно оглядел «закусь», не нашёл ничего предосудительного и отправил огурчик в рот.

– Между тем сотрудничество с полицией… – продолжила Пиновская мысль коллеги.

– Как у певцов Тарантино, – снова подал голос Саша Лоскутков. – Помните? Тоже ни гу-гу. Дочка и та…

– Да помним, помним, – отмахнулся Плещеев. Ему не нравилось, какой оборот принимал разговор, но сердиться было не на кого: сам задал тон, рассказав дурацкую байку. – Если ты думаешь, что мне начальство велело при случае медаль ему от имени Итальянской республики передать, так ты ошибаешься!

– О Господи, – снова вздохнула Марина Викторовна, и Плещеев не мог определить, насколько притворным был её вздох. – Лишать преступный мир такого бриллианта, это, дорогие мои, кощунство. В скольких странах этого Скунса заочно к смертной казни приговорили? В шести, по-моему?..

– В семи, – мрачно сказал Сергей Петрович. – Теперь и у нас.

– А у нас-то за что? – спросил Лоскутков. – Неужели за Фикуса? – И усмехнулся: – Обиделись, дорожку перебежал?..

– Ему ещё Четвергова приписывают, – ответил Плещеев. – Начальника твоего бывшего. Саша пожал плечами и промолчал.

– «Приписывают»… – скривилась Пиновская.

– Физическое уничтожение при первой возможности, – поставил точку Плещеев.

«Эгида-плюс» была создана чуть больше года назад по инициативе энергичного молодого секретаря российского Совета Безопасности. Замаскированная под непритязательное охранное предприятие, она была питерской сестрой некоторых московских служб по неконституционному искоренению особо одиозных личностей в преступном и деловом мире. Костяк «Эгиды» составили люди, в разное время изгнанные со своих прежних постов кто за правдоискательство, кто за любовь к науке и новым методикам, мешавшую кому-то спокойно пить кофе. Теперь, собравшись в «Эгиде», они, как язвительно отмечала Пиновская, периодически напарывались на то, за что боролись всю жизнь…