Артефактор Пушкин - Сергей Александрович Богдашов

— Так уж получилось, — не стал вдаваться в подробности я.

— Сашенька. Внучек. Ты уж не забывай нас, — посмотрела на меня Мария Алексеевна.

— Так вы и сами в гости заезжайте, — я назвал адрес, услышав который, отец ещё больше скорчил лицо. — Меня не будет дома, так прислуга всегда в дом пустит.

— Он ещё и прислугу нанял, — продолжил папаша свой спектакль, — Небось немощных бездомных приютил в своей хижине.

— Нормальная семейная пара с пацаном Лёвиных лет, — флегматично парировал я отцовский выпад. — Мужик брат местного городового. Так что за домик и свои скромные пожитки я могу быть спокоен.

— Саша, зачем тебе какой-то дом за Фонтанкой? У тебя ведь мы есть, — уткнувшись в моё плечо и глотая слёзы, спросил брат.

— Мужчины рано или поздно всегда покидают отчий дом, чтобы обрести свой, — успокаивал я Лёву, поглаживая по голове. — Я вырос и мне тесно здесь. К тому же мама вот-вот должна родить нам брата или сестрёнку и у нас станет ещё теснее.

— Но ты ведь будешь навещать нас, когда окажешься в городе?

— Конечно, буду. Ты и сам приезжай в любое время, даже если меня не будет, — похлопал я его по плечу и чтобы сменить грустную тему разговора, поинтересовался у брата,– Ты писал, что научился фонариком моргать. Покажешь?

— Конечно, — вытер брат слёзы и начал беспорядочно моргать огоньком. — А ещё, я вот как могу. — И белый холодный свет начал лучиться не из артефакта, а от противоположной стены комнаты.

На этом Лёвин перфоманс не закончился. Он начал менять цвет, излучаемый фонариком. Моргая то красным огоньком, то зелёным, Лёва явно отошёл от грустных мыслей, связанных с моим переездом, а я задумался.

— Лёва, кроме всех цветов радуги ты пробовал зажигать фонарик другим светом? — стало интересно мне.

Если мой предшественник умудрился в своём первом перле воспроизвести видимый человеческим глазом спектр света, то где гарантия, что он не захватил вообще всю линейку от инфракрасного до ультрафиолета?

— Пробовал, — кивнул брат. — Только когда я пытался засветить следующим светом после красного, ничего не было, кроме тепла, а после фиолетового шёл такой цвет, что я не могу объяснить.

— Более синий, чем пурпурный и красней, чем лиловый? — подсказал я брату.

— Точно, — согласился Лёва. — А ещё запах был, как после грозы.

— Ты долго этот цвет рассматривал? Глаза вечером не болели?

— Болели. Словно песка мелкого в глаза целую пригоршню кинули, — кивнул Лёвка и задумался. — А я и не догадался, что глаза болели из-за цвета. К тому же, испугался запаха и больше такой цвет не пытался получить.

— Дай-ка, братишка, мне перл, — и получив в руки артефакт я зажёг в углу комнаты не яркий ультрафиолетовый огонёк. — Такой был цвет?

— Да, — кивнул брат. — Но только грозой пахло, а у тебя нет.

— Попробуй повторить именно этот цвет, — вернул я Лёве перл. — Ничего страшного, если сразу не получится.

Раз десять брат делал попытки, но меня не устраивал результат. Дело в том, что ультрафиолетом считается большой интервал излучения, а наиболее бактерицидным свойством обладает крошечный участок определённой длины волны. Сам я его отлично могу воспроизвести, потому что приноровился работе с частотами и длинами волн, а вот брат у меня, можно сказать, неофит, а потому приходится ловить момент, когда он повторит мой пример.

— Остановись на этом цвете и хорошо запомни сколько эссенции через себя пропускал, — попросил я Лёву. — Затем погаси перл и снова зажги такой же цвет.

Пусть не сразу, но и с этой задачей Лёвка справился.

— Теперь слушай меня внимательно, брат, — уселся я на кровать и похлопав по ней рукой пригласил Лёвку сесть рядом. — Вокруг нас живёт множество организмов, невидимых глазом. Какие-то из них по стенам ползают, словно клопы, какие-то в воде плавают, что-то в воздухе летает, как пыль. Не скажу, что все вредные, но полезных среди них мало.

— Так вот почему бывает понос, если кушать немытые продукты, — сделал вывод брат. — Человек вместе с грязью кушает вредные организмы.

— Правильно, — согласился я заключением Лёвы. — И с водой такая же история может произойти. И дело порой дело не только поносом заканчивается. Свет, который ты только что зажигал, убивает вредные организмы и шансов заболеть у человека становится значительно меньше.

— Саша, а вам такое в Лицее рассказывали?

— Нет. Это я буквально на днях от лейб-хирурга Двора Его Величества Якова Николаевича Виллие узнал, когда в его Академии побывал, — сообщил я брату полуправду. — Он же мне и показал каким светом нынче у них в палатах борются с болезнями, передающимися вредными организмами.

— Ого. Президент медико-хирургической академии чушь не скажет, — важно закивал Лёва.

Угу. Знал бы ты, что этот шотландец насочинял, указывая причины смерти Павла I. Понятно, что Виллие некуда было деваться и в результате, согласно заключению врачей, Император скончался не от черепно-мозговой травмы, а от апоплексического удара, как называют здесь инсульт.

— Я выяснил у Якова Николаевича, как пользоваться с большей пользой таким светом, и он объяснил мне, что самое оптимальное — зажигать его два раза в сутки на четверть часа, — продолжил я рассказ. — Вот теперь самое главное. Я хочу попросить проводить тебя эту процедуру в комнатах квартиры хотя бы раз в день. Это нужно для здоровья мамы и нашего будущего брата. Справишься?

— Если мне препятствий никто не будет чинить, то несомненно справлюсь. — заверил меня брат.

— Я сегодня же поговорю с родителями, бабушкой и Олей, — пообещал я. — Думаю фамилия Виллие для них что-нибудь, да значит. И ещё одно — на время включения подобного света нужно чтобы никого не было в комнате.

— А как же я сам? — вполне резонно заметил брат.

— В комнате родителей есть переносная ширма. Сиди за ней, чтобы свет на тебя не попадал и занимайся своими делами. Часы у тебя есть, так что четверть часа не трудно засечь. Ну так как? Выполнишь мою просьбу?

— Сделаю, — пообещал брат.

Конечно, сделаешь. Я ещё родителей застращаю мнением лейб-хирурга и они