Артефактор Пушкин - Сергей Александрович Богдашов

довольно прост. Откатная стена, как дверь шкафа-купе, и пневматика. Создали давление — фиксатор выдавило и поршень привёл стену в движение. Рычажком давление сбросили, возвратные пружины вернут стену на место. Просто и надёжно.

— Может быть. Потом сам внимательно посмотрю, а пока пошли с будущей прислугой знакомиться.

* * *

Не был у меня сегодня в планах визит в ателье Екатерины Пантелеймоновны, но Лариса весь мозг выела:

— Хорошо, не успеют Вам костюм построить, но обычный классический галстук портнихи же в состоянии пошить за пару часов.

— А чем тебя простой шейный платок не устраивает? — сидя в кресле бывшего хозяина, следил я взглядом за Ларисой, вышагивающей по кабинету от одной стены к другой. — И вообще, можешь перестать ходить туда-сюда? У меня уже голова кружится от твоего мельтешения.

— Александр Сергеевич, Вам визит к матери Императора предстоит, а Вы никак не озаботитесь своим внешним видом, — наконец-то закончила тульпа свои упражнения по шагистике и уселась на стул.

— А галстук мне чем поможет? — меланхолично поинтересовался я, — И потом, объясни мне, чем платок плох? Его все подряд носят.

— Простите за прямоту, но у Вас шея и так короткая, а с платком на шее Вы у вовсе на кучерявого колобка похожи, — заявила Лариса.

— Ты меня ещё с Чебурашкой сравни. Нормальное у меня тело, — возразил я, но на всякий случай проверил рукой шею и решил прекратить спор. — Чёрт с ним. Твоя взяла. Поехали на Невский бульвар.

— Какой поехали? — возмутилась тульпа.

— Что опять не так?

— А выкройку кто будет делать? Без выкройки тебе шёлка накромсают на целый империал.

— Инициатива имеет инициатора, — не стал я спорить, поудобнее уселся в кресле и закинул ноги на стол. — Ты на мне хочешь новый галстук видеть, вот и выкройки сама делай.

Как бы Лариса не шипела, но любопытство заставило её подселиться в моё тело.

Я и не знал, что умею так быстро выкройки строить, да ещё и без линейки и ножниц, а всего лишь перочинным ножиком, найденным на столе бывшего хозяина.

Хорошо, что я галстук умею сам завязывать. Иначе каждый раз пришлось бы к помощи Ларисы или Виктора Ивановича обращаться.

Не успели мы войти в ателье, как Лариса быстро скользнув взглядом по стене с висящими на ней отрезами ткани, завизжала как ребёнок:

— Вот оно! Александр Сергеевич, этот шёлк именно то, что нужно. Чёрное полотно в золотую и белую полоску! Что-то это мне напоминает, — пощёлкала пальцами тульпа, явно пытаясь выстроить какие-то одной ей известные ассоциации.

— Цвета Петербургской росписи. Белые полупрозрачные цветы с золотыми листьями на чёрном фоне, — пришёл на помощь Виктор Иванович. — Окончательно сформировалась в конце девятнадцатого века, но не успела получить такую широкую известность, как Гжель или Хохлома.

— И правда, есть что-то такое, — согласилась Лариса и оглядевшись, выбрала ещё несколько отрезов шёлка, галстуки из которых по её мнению должны были подойти к некоторым моим сюртукам.

— Так-с. Александр Сергеевич, давайте живенько оформляйте заказ, объясните что Вам требуется и направляемся к ювелиру, — заявила Лариса. — Насколько я помню, недалеко отсюда, на Большой Морской, галантерейный салон золотых дел мастера Ивана Барбе.

— Стесняюсь спросить, а к ювелиру мне на кой ляд нужно переться? — не уставал я удивляться внезапной активности Ларисы.

— А галстук чем к рубашке крепить будете? — посмотрела на меня тульпа так, словно я сморозил явную чушь. — Зажим для галстука такой же важный аксессуар, как и он сам.

Как говориться, взялся за гуж, не говори что не дюж. Пришлось идти на поводу у разошедшейся сегодня Ларисы и заручившись у Екатерины Пантелеймоновны в скорейшем исполнении моего заказа, выдвигаться в сторону указанного тульпой адреса.

— Откуда в этом мире зажимы для галстуков, если они ещё не существуют? — возник у меня вопрос, когда мы вошли в небольшой, но уютный салон. — И как я объясню продавцу, что мне нужно?

— Броши, заколки и зажимы для платков делали ещё в древнем Китае, — начала зыркать по сторонам Лариса и остановила взгляд на одном из прилавков с различными ювелирными изделиями. — А вот и то, что нам нужно.

Всё-таки не устаю удивляться эрудиции своих галлюцинаций. Откуда Лариса знала, что именно в этом салоне найдутся какие-то зажимы? Не поленился, спросил.

— Я просто адрес дома братьев Барбе знала. Они одни из известнейших ювелиров столицы, — объяснила Лариса. — Как только из подмастерьев вышли, начали для Двора заказы выполнять. Правда, в основном табакерки и шкатулки, но и прочих безделиц не чураются.

Быстро осмотрев на прилавке ювелирку, Лариса ткнула в одно из изделий:

— Смотри, какой элегантный золотой зажим с алмазной огранкой. Вроде и простой, а выглядит шикарно. И вот этот, золотой с чернью внутри тоже бери. Кстати, матушке тоже неплохо бы что-нибудь приобрести ко дню рождения твоего брата. Но это, вроде, не к спеху, а поэтому можно и у Кейбеля заказать. У него лавка в Гусевом переулке расположена — это ближе к твоему новому дому.

— А Гусев переулок у нас где? — невольно возник у меня вопрос, поскольку столичные адреса для меня сродни с китайской грамотой.

— За церковью Входа Господня в Иерусалим у Знаменского моста, — объяснила тульпа. — Кстати, неплохо бы ещё Вам портмоне сделать, а то носите деньги в кармане, как школьник. Не солидно. Но это дело посерьёзнее, чем галстук пошить. Нужно мастера хорошего искать. Я сейчас навскидку не готова кого-то порекомендовать.

Как бы не хотелось родным, а особенно брату с сестрой, говорить, что я съезжаю от них, но рано или поздно это сделать придётся. Поэтому забрав уже готовые галстуки в ателье и накупив в соседней лавке чая, сладостей и фруктов я отправился в родительскую квартиру, где в кругу семьи сообщил о своём переезде.

— И где ты собираешься жить? Если это, конечно, не секрет, — ехидно спросил отец, когда на стол выставили только что вскипевший самовар и принесённые мной вкусняшки.

— Не секрет. Досталась мне по случаю хибара у Невского проспекта за Фонтанкой, — плеснув себе в чашку ароматной свежей заварки, ответил я папе.

— Фи. Это же ещё даже столицей не считается, — скривился папаша, словно съел лимон. — Неужто настолько поистратился, что даже не