Похоже, придется идти пешком. Дальнейшие мемуары - Георгий Юрьевич Дарахвелидзе

своих предыдущих фильмов. Фильм нужно было двигать в американский прокат — там его лучший зритель, не здесь: здесь его будут критиковать за все, что угодно, кроме того, в чем действительно могут быть его недостатки как фильма. Вполне в духе кинопроцесса, который был в те годы, в России школа кинокритики складывалась по линиям в том, чтобы найти самые разнообразные способы определения фильма в обход специфики его как фильма; смотреть на что угодно, кроме мизансцены, и в «Доме», видит Бог, достаточно поводов для обсуждения национальной идеи, поиска современного героя и отражения времени — и все они не будут здесь лишними. Проблема в том, что критики думают, что эти вещи оторваны от мизансцены, от нее в кино не оторвано ничего.

ВО ВРЕМЯ — КОНЕЦ ОКТЯБРЯ

С самых начальных титров Никкол все еще задает старую игру в генетически модифицированный организм, это новое будущее, где у людей на руках зеленой подсветкой написано, сколько лет, дней, часов и минут осталось им до смерти. Интересная предпосылка: что в будущем люди доживают до 25 лет, после чего останавливаются в физическом развитии и получают ровно год на то, чтобы заработать еще времени, вся оставшаяся жизнь превращается в гонку со смертью, в которой богачи могут жить вечно, а рабочий класс батрачит на заводах, едва успевая «свести концы с концами», в основном, производит машинки-счетчики, используемые при обмене. Такие прикладывают к руке, списывая со счета нужную сумму. Также люди могут обмениваться временем, дарить или отнимать его, беря другого человека за локтевой сустав своей рукой — с верхней стороны или нижней, в зависимости от берущего и отдающего. Также в гетто орудуют рэкетиры времени, отбирающие силой у тех, кто попадется под руку с избыточным. Тут интересная идея физического контакта между мужчиной и женщиной, составляющего значительную часть жизни. И вот однажды главный герой получает в подарок от зажиточного буржуа, зашедшего в район бедняков, огромное количество времени, благодаря которому совершает переход между классами в один миг, и, выдавая себя за богатого наследника, вливается в круг капиталистов, не чтобы пользоваться их удовольствиями, а чтобы забрать их и распределить между бедными. В начале фильма герою открывается истина об устройстве общества, где бедняки умирают затем, чтобы богачи могли жить вечно, и он не придумывает ничего лучше, кроме как поделиться временем с людьми, чтобы времени было у всех поровну. Другими словами, он не понимает того, с чего начал: думая, что мужчина хочет умереть только в 105 лет. При этом свой собственный квест он практически не осознает как стремление к смерти. Тут есть противоречие: он бесстрашно рискует собой ради других людей, но то, что он им хочет принести, некая система welfare state, потворствует материализму. В этом и был смысл социалистического идеализма: толкая мир к «жизни», помогать капитализму обновляться за счет новых кадров. Потому это о глупости, самым умным предстает такой персонаж Никкола, который охраняет буржуазную мораль, сам тут поднявшийся с низов: охотник, идущий по следу аморального гения, высказывает идею: «Этот парень не понимает, что вредит тем, кому пытается помочь». Как и в прошлом фильме с Джастином Тимберлэйком, показано, что эти люди начинают процесс познания заново. В фильме показаны люди, которые могут жить веками, но нет исторического сознания, никто не смотрит в историю; Ясперс писал: такое сознание человека все больше заставляло его смотреть в настоящий момент. Каким образом устроены отношения с женщиной? В этом ему помогает дочка богатея, показано, что мужчина мог бы передать ей те идеалы, если бы был идеалистом сам, и что перевоспитать буржуазную фифу означает утянуть ее в смерть. Однако вместо этого они становятся бандитами и начинают грабить банки. Этот странный ход не обоснован, и создает чувство, что драматургия как будто сворачивает в другую сторону от того, к чему он шел, и после этого через экшн-сцены к финалу, где они говорят друг другу: «Ну что, ограбим еще вот этот банк — покрупнее?». И вот Никкол опять подводит своего персонажа к очень важному открытию философского плана, который может быть перенесен в общественно-политический, — и как назло, будто специально, делает его не настолько умным, чтобы не принять свой идеалистический квест за преступление. Америка крутится между капитализмом и социализмом, не способная поднять обе формы строя в трансцендентное, потому, что, выходя из дологического этапа, можно стать только преступником, человек в Америке минует такой ключевой момент в развитии, как преодоление экзистенции. Показ художника как убийцы в американском кино сделал из социалистов преступников, которые могут противопоставить машине капитализма только свои акты терроризма. Фильм задает систему общества, где временные зоны обозначают географические территории, где классовые барьеры теперь нарисованы на карте. В конце классовые барьеры стираются, капитализм складывает оружие, и революция бандитов распространяется на еще более крупный банк. У Никкола всегда была эта идея, что социалист — более сильный класс в силу отсутствия денег, и оттуда, скорее, поднимется сверхчеловек, кто разрушит систему капитализма ради более свободного общества. Но то, что Америка никак не может понять сверхчеловека как артистического, пересматривает его с точки зрения убийцы, это ее вечное верование, что, идя против материального, человек становится преступником. У сверхчеловека в социализме нет иного выхода, кроме как стать преступником. В этом смысле богач, рассуждающий про необходимость классового разделения в силу самой природы человека, и разумного баланса, который не может быть разрушен для одного или двух поколений без того, чтобы вернуться, кажется более здравым. Хотя это явно полицейское государство, где сами отношения людей построены на искусственном, и лишены гуманизма, оставшегося только низшим классам, кто едва сводит концы с концами в гетто, и хотя это общество наблюдения, где все контролируется камерами, где следят за всеми, кто незаконным путем приобрел время, в принципе, это общество, кажется, построено на многих достоинствах: так в нем, к примеру, есть идея, что применение насилия стражами порядка запрещено в пределах этой зоны, и главный страж нарушает его, открыв огонь на поражение, только когда нахал из гетто угрожает перевезти через границу миллион лет. Весь фильм видится тоже как критика глупости социализма, который своими действиями приводит к эскалации насилия со стороны капитализма — естественно, в страхе аморального сверхчеловека, преодолевающего классовые барьеры вместе с морально-этическими. То, что этот нувориш-сверхчеловек свергнет режим капитализма, ностальгируя по старым временам, и местью за смерть матери, возможно, уводит от открытия, что какой-то смысл — в его консервативной мизансцене. В 2011 году ставить камеру в точке профессионала