Аферисты. BIG-ЛАЖА-TOUR, или Как развести клиента на бабло - Александр Малюгин

– Позвольте, я все-таки попрошу чаю, – с трудом выговорил Вадим.

– Бросьте! Все мы знаем про ваш чай. Нет с вами уже никакого Крютченко.

Ларчиков медленно отвинтил армейскую флягу, понюхал «Мартель».

– Хотите?

Бригадир, оттопырив мизинец, два раза глотнул.

«Артистический тип», – подумал Вадим.

– И о какой неустойке идет речь?

– Значит, четыре штуки за четыре путевки вы нам и так должны, верно? Плюс двадцать.

– Чего?

– Плюс двадцать тысяч долларов.

– Откуда такая цифра?!

– Честно? Моей жене просто вчера двадцать лет стукнуло.

«Клоны» расхохотались, теребя свои капюшоны на куртках. Затихнув, назначили срок: три дня. Провожая делегацию до выхода, Ларчиков подмигнул Сальвадору Дали, глядевшему со знаменитого фотопортрета куда-то, по-бандитски, в сторону: видал, мол, какой у нас беспредел!

– Радует ваше бодрое настроение, – бросил на прощание бригадир.

…Закинув последнюю пачку из «газели» на антресоли, Вадим отхлебнул чуть ли не полфляги коньяка. Не помогло. А тут еще в подложечной области запульсировало – гастрит, черт бы его побрал, мина замедленного действия.

Дома никого не было: Даша гуляла с подругой или с ее собакой, Лева встречался с депутатом Полянским. Димка валялся в прострации. Чтобы хоть как-то разрядиться, Ларчиков решил побеседовать с подвижником концептуального искусства о вреде алкоголя.

Тот лежал на полу, засунув под голову кулак, и смотрел в потолок, как в космос. Рядом стояла батарея пустых пивных бутылок.

– Ну, открыл новую планету? – грубовато спросил Ларчиков, не ожидая, впрочем, никакого ответа.

Однако Димка вдруг зашевелился и попытался с помощью кулака приподнять свою проспиртованную голову. Вскоре ему это удалось.

– А… Т-т-ты, – проблеял он. – Налей… налей мне. – И жалко улыбнулся, как новобранец дембелю.

От этой улыбки желание читать лекцию мгновенно пропало. Хоть этот человек (сейчас, скорее, паразитный гриб, мох из гербария) и увел у него любимую девушку («забил интеллектом», образно говоря), Ларчиков по-прежнему симпатизировал ему. Чуть больше года назад, когда они скитались с лисичкой по коммуналкам, Димка Курляндцев распахнул перед ними двери своей огромной фазенды. А ведь он знал их всего один январский денек – познакомились на Рождество, Димка в гуляющей толпе прятался от очередного запоя. Сейчас можно только гадать, почему Курляндцев проявил такое гостеприимство. Возможно, он боялся самого себя в опустевшей после недавней скоропостижной смерти родителей квартире (отец и мать скончались от инфаркта один за другим) и мгновенно положил глаз на Дашку, рассматривая ее в разных ипостасях: любовницы, сиделки, гонца за водкой. Кто знает. Однако факт остается фактом: в январе Курляндцев сдал им комнату в центре Москвы за смехотворную плату – пятьдесят долларов. Вадим стал искать пиво. Под кроватью обнаружилась неоткрытая бутылка. Он двинул горлышком о стол, поднес к губам Димки. Тот покачал головой и с той же жалкой улыбкой прохрипел:

– Водки… Водки! Там, за цветочным горшком.

Ларчиков вспомнил Дашино «суббота – пик» и как бы сравнил два лица по степени страдания: ее и Димкино. «Сильный пол» выиграл, и Вадим стал шарить за кактусом. «Гжелка» слегка нагрелась на забрызганном солнцем подоконнике. Наливая стакан на треть, Ларчиков подумал, что продолжение этого запоя ему было бы на руку. Катастрофа с Куршевелем требовала быстрых и серьезных доходов от аферы с паломниками, а Курляндцев стал бы непременно клянчить свою долю.

Да, на руку, если б час назад он не принял другое кардинальное решение.

– Полный!.. Полный! – зашевелился Димка.

Непонятно почему, наверное, в силу глупой мужской солидарности, он плеснул ему доверху.

Около полуночи в дверь Вадима поскреблись.

– Открыто, – отозвался он.

В проеме показалось лицо Даши, озабоченное, глазки бегали. Вошла, встала у косяка.

– Я не могу, он меня замучил. Я думала, всю водку у него отняла. А тут нашла под ним бутылку. Вот. – И она вытащила из-за спины пустую «Гжелку».

– Как это – «под ним»? – скосил под дурачка Ларчиков.

– Он лежал на ней. Спиной. А тут повернулся – смотрю, «Гжелка».

– Может, это старая «Гжелка»?

– Какая старая?

– Ну, он раньше ее выпил. Вчера, позавчера. А бутылка случайно под него закатилась.

Они разговаривали о Димке как о неодушевленном предмете, как о лодке в грозу.

– Да я же все бутылки собрала уходя! – воскликнула в отчаянии Дашка. – Я всю комнату перерыла!

«Плохо же ты рыла, – подумал Вадим, вспомнив о кактусе. – Глубже надо рыть. И ширше».

– Может, врача с капельницей вызвать? – Он потянулся к записной книжке.

– Это все без толку. На два дня очухается – и снова в запой. Значит, его организм еще не насытился.

– Вот тебе и «суббота – пик», – жестко сострил Ларчиков.

Даша присела рядом на диван. Ее рука потянулась к его щеке. Рука была холодной: лисичка страдала малокровием и всегда мерзла. Вадим инстинктивно отодвинулся.

– Холодно?

– Ничего.

– Господи, как мне все надоело! Живу от заката до запоя!

– Я тебя предупреждал. Помнишь, после встречи старого Нового года, когда он напился в первый раз. Я тебе сразу сказал – Димка алкоголик, у него все признаки.

– Но ведь он потом аж до мая не пил. И сорвался только на праздник. – Она вздохнула, недовольно посмотрела на свои ногти. – Блин, совсем себя запустила… Слушай, может, мне это… к тебе вернуться?

– Не надо, – чуть не расхохотался нервно Ларчиков.

– Почему?

– Не надо, и все.

Не мог же он ее напрямую спросить: а сбежишь со мной в Краснодар дня через два? В смысле мог, но что толку: все равно бы не согласилась. Она могла удрать с ним только на дачу Касыма. Но на эту далекую поездку у него не было денег.

Глава 10

После того как бывший акробат Геннадий Сергеевич выдал Ларчикову без всякой расписки мешок баксов – стопроцентный аванс за курдов, – Вадим слинял в Салтыковку.

Дачку Любы Гурской он нашел быстро. Действительно, домишко оказался словно из сказки: на курьих ножках. Вошел внутрь – и просто опалило жаром. Было лето. Вовсю трещала печь. «Сумасшедшая», – подумал Вадим о сироте-сторожихе по имени Дашенька. Окликнул ее, чувствуя, как струя пота змеится по позвоночнику. Никто не отозвался, и Ларчиков подошел к заслонке, стал просматривать книги, которыми, к изумлению гостя, хозяйка, собственно, и топила.

– Вот черт! – возмутился он. – Воспоминания Шаляпина жгут!

– А кто это, Шаляпин? – глуховато ухнуло с печи, и на пол упал солдатский бушлат, крылом вспугнув огонь.

Вглядевшись, Вадим увидел прелестную рыжую головку.

– Добрый день! – сказал он. – Что это вы летом топите?

– Я мерзну. Особенно по ночам. На самом деле тут жутко холодно.

– Может, у вас грипп? Знаете, летом бывает такое: съел мороженое – и тю-тю.

– У меня это «тю-тю» всю жизнь. Вы Вадим?

– Вадим. Люба предупредила?

– Да, она звонила. Соседям, у нас телефона нет. Я сейчас встану, накормлю вас. Только еще немного погреюсь, можно?

– Вы прямо как Герда, – заметил Ларчиков.

– Из «Снежной королевы»? – оживилась сирота.

– Нет, это у меня собака такая была, в Краснодаре. Такса. Тоже все время мерзла.

…Потом, когда они ближе познакомились и как-то разговорились, имя Герды снова всплыло. Но уже действительно из сказок Андерсена. Мама Дашеньки была женщиной гулящей, причем летала очень низко: по заводским общежитиям, отдаваясь всем подряд за бутылку водки, три рубля, а чаще за то, чтобы просто накормили ее доченьку, ее ненаглядную лисичку, которую она все время таскала с собой. С детской непосредственностью рассказывая об этом, Дашенька и упомянула имя Герды: обычно в мамины «рабочие смены» она сидела где-то в уголке и читала Андерсена, и особенно любила «Снежную королеву». А если из блужданий по ледяному царству ее выводили чьи-то пьяные крики, вопли и ругань, девочка просто закрывала уши ладонями.

После убийства матери (дежурная драка в общежитии хлебобулочного завода) шестилетнюю Дашеньку взял к себе ее дядя, Вячеслав Александрович, и увез на какую-то далекую сибирскую заимку. То ли школа там была за сто километров, то ли дядя возомнил себя Макаренко, но «учение-свет» вечно мерзнущая девочка получала из его рук – по крохам, черным хлебом вперемешку с отрубями.

Когда в свою очередь умер Вячеслав Александрович, Дашенька попала в детдом. Но пробыла там недолго. Ее забрала к себе двоюродная сестра Любы Гурской Алена. Через три года девочка очутилась в Москве, точнее, в Салтыковке: Люба выписала ее из Сибири сторожить дачу. Ко времени встречи с Вадимом Даше как раз стукнуло восемнадцать лет…

И вот что поразило в ней Ларчикова больше всего: глубинные провалы в образовании. Он, конечно, и сам не блистал энциклопедическими знаниями, но когда сирота в одну из ночей решила снова затопить печь книгами и на всякий случай спросила: «А Гоголь – это хороший писатель? Или его можно жечь?», Ларчиков не сдержался: «Блин, ведь так же нельзя! Ведь ты умеешь читать! А ну, сядь и прочитай Николая Васильевича от сих до сих!» Приказал, словно Доцент Хмырю и Косому в «Джентльменах удачи».