Аферисты. BIG-ЛАЖА-TOUR, или Как развести клиента на бабло - Александр Малюгин

И Даша на удивление беспрекословно подчинилась. И вообще оказалась очень внушаемой девочкой. Усидчивой, памятливой, то есть у нее была просто феноменальная память. Не прошло и нескольких дней, как она уже шпарила наизусть целые куски из Карамзина: «Ливонские рыцари, пристав к российским мятежникам и захватив близ Оденпе одного чиновника новгородского, дали повод Ярославу разорить окрестности сего города и Дерпта». Она цитировала ему абзац за абзацем, бледная от бессонницы, и Вадим уже стал не на шутку беспокоиться о здоровье лисички. Он даже стал приходить к ней по ночам в комнату, отбирать книги и выключать свет. И вот так, изымая очередной том, он как-то у нее остался… Лег рядом. Рука потянулась к груди, Даша сказала:

– Кто вот тебе говорил, что грудь – самая чувствительная часть?

– Кто? Мне так всегда казалось.

– Эх, неопытный… Поцелуй меня в губы.

Ларчиков поцеловал. Губы были легкие, мятные. Живот у нее вдруг задрожал. Все было свежо, как будто яблоки смололи в блендере…

Прошло около месяца. В начале сентября в Салтыковку нагрянула Люба Гурская. Вадим валялся на печи, залечивая гастрит. А Дашенька как раз бродила по поселку в поисках инжира – им Ларчиков только и спасался во время обострения. Зайдя, Люба аукнула. Голос у нее был мрачный, словно у промокшей совы.

– Я здесь, начальник! – откликнулся Вадим. – Болею.

Гурская довольно дежурно поинтересовалась, что с ним, и Ларчиков насторожился: от нее месяц не было ни слуху ни духу и кто знает, что там устроили обманутые курды. Но дела обстояли гораздо хуже.

– Деньги наши с тобой пропали, – сказала Любка-Кремень. – Все. Подчистую.

– Как пропали? – Ларчиков чуть не упал с остывшей печи. – Что за бред?! Из банка?

– Ты что, телевизор не смотришь? Впрочем, какой телевизор. Вы тут с Дашкой прямо как на сибирской заимке живете.

И Гурская прочла больному короткую лекцию о последствиях финансовой катастрофы 17 августа 1998 года. Затем добавила:

– Ходят упорные слухи, что бывшего акробата Геннадия Сергеевича в связи с кризисом в стране сурово взяли за яйца. И теперь у него два выхода: либо найти тебя, либо сделать сальто с Останкинской телебашни.

– Почему с телебашни? – рассеянно спросил Вадим.

– Ну, он же акробат, – нелепо съязвила Гурская.

Вместе с новостью об экономическом крахе она привезла с собой два билета.

– Поскольку, Вадик, курдские псы ищут тебя с собаками, – скаламбурила без тени улыбки, – придется отсидеться в Турции. Вот два билета до Анталии, возьми. Обратные – с открытой датой. Прилетишь в Москву, когда все устаканится.

– Зачем два? – Ларчиков все еще находился в некоей прострации из-за потери денег.

– Ну ты, парень, даешь! Ты как мой биохимик просто. Звоню ему как-то в лабораторию и говорю: «Поехали, Лень, в ресторан. Через часок». А он в ответ: «А зачем? Мы уже с Крысей поужинали».

– А кто такая Крыся?

– Это его крыса подопытная. Эксперименты он над ней ставит, мудак!

– А-а-а… А у Дашеньки есть загранпаспорт?

– Есть. Я ей сделала, – усмехнулась Гурская.

Глава 11

Ларчиков был в Анталии в конце марта – сек дождь, раздавал пощечины ветер. Петербург в пальмах, короче. Сейчас же здесь стояло тропическое лето. На площади возле аэропорта они с Дашенькой долго искали автобус на Кемер. Не обошлось без приключений. Перед самой посадкой к ним подскочил дедуля с хвостатой бородкой – чистый старик Хоттабыч из бутылки – и, высыпав на асфальт содержимое своей тележки, заорал:

– Бак! Бак!

Разноцветные застиранные платки, потертые кожаные юбки, сумки с дырками, с оборванными ручками, два обгоревших кальяна, мятые коробки с рахат-лукумом, изюмом и пряностями – ничего интересного. Но Хоттабыч упорно тянул Дашеньку в глубь кучи. Заинтригованная, она стала помогать старику расшвыривать хлам. Откинув в сторону какую-то кофточку, дико завизжала. Вадим бросился к ней. На асфальте, среди тряпья, валялось чучело невероятных размеров кошки, покрытое лаком. Хоттабыч рассмеялся, довольно затряс бородкой:

– Twenty dollars! Twenty dollars![5]

Ларчиков оттолкнул его и направился с Дашей к автобусу.

– Бок! Бок! – закричал им вслед Хоттабыч.

И только чуть позже, когда они мчались по горной дороге, вырубленной Александром Македонским, один из русских туристов, сидевших рядом, объяснил Ларчикову значение слов «бак» и «бок». Соответственно – «смотри» и «говно».

– Вот козел! – выругался Ларчиков.

Сорок пять километров от Анталии до Кемера – роскошной курортной зоны турецкой Ривьеры, выросшей на месте рыбацких поселков, – преодолели ровно за сорок пять минут.

– Здесь знаешь что клево? – сказал Вадим, когда они уже стояли возле гостиницы. – Горы и сосны. Ты поймешь это, когда заплывешь далеко в море, за буйки.

– Угу, – кивнула лисичка и дотронулась до пальмы, словно до ядовитой змеи, с опаской и возбуждением.

…Женщины часто недовольны своей грудью. Или цветом волос. Или на худой конец формой правого уха. Ларчиков знал это по своему довольно богатому жизненному опыту. Как-то в Краснодаре он делал портфолио Свете Белкиной, той самой дочери замредактора, тогда еще девушке незамужней. Белкина мечтала поступить в столичное модельное агентство, поэтому решила посниматься в импровизированной студии Вадима. На взгляд Ларчикова, у будущей королевы подиума не было недостатков: ее тело будто отлили в бронзе по скрупулезно выверенным параметрам. И что вы думаете? В постели Белкина упорно не позволяла целовать себя в спину. Как потом выяснилось, она считала, что у нее слишком выпирают позвонки, и особенно шейные. Ей казалось, что они выпирают, словно бицепсы у Шварценеггера.

От Дашеньки Вадим не слышал ни одной подобной жалобы, хотя внешность ее не была идеальной (орбакайтевский носик, к примеру). Лисичка жила в гармонии со своим телом и, как представлялось тогда Ларчикову, в ладу со своей душой. Особенно явно это проявилось здесь, в окрестностях Кемера, среди хвойного леса, уползающего партизаном в горы. Дашенька будто вернулась в бездумное детство, на ту далекую сибирскую заимку, где «дядя Макаренко» учил ее разной белиберде. Ей все нравилось: собственная лень, утренний туман вдоль дороги Македонского, солнце, стереофонический шум моря и даже голые немцы на пляже, составляющие большинство. Она выглядела спокойной и счастливой.

Но как-то, на пятый день отдыха, Ларчиков случайно включил мобильник. Через минуту пришла эсэмэска: «Ты куда пропал, сучара?!» Без подписи, хотя можно было предположить от кого.

– Блин горелый, какая лажа, – пробормотал Вадим, зачем-то показывая сообщение Дашеньке.

Лисичка изменилась в лице. Было такое ощущение, что прямо сейчас в их чистенький, уютный номер ввалилась пьяная шлюха с Тверской. В дверь действительно постучали. Вошла горничная в белоснежном фартуке, протянула, с извинениями, банные полотенца.

Из-за этого утреннего расстройства они вечером основательно надрались. В их «Пекере», как и во всех остальных гостиницах, запрещали покупать спиртное на стороне. Тройная наценка на алкоголь – законный источник дохода любого отеля. Однако несознательные Вадим и Дашенька перед ужином решили заглянуть в поселковый магазин.

В местном спиртном Ларчиков разбирался скверно. Турецкую анисовую водку раки просто ненавидел. Любимое же виски 0,75 литра стоило здесь около пятидесяти долларов.

– Дорого, – почесала нос Дашенька. – Тем более виски я не пью.

Помог продавец, сносно говоривший по-русски.

– Плохое вино, плохое вино, – стал он тыкать в дешевые, по полтора доллара, бутылки. – «Собачья смерть» у нас называют. Это вино хорошее. – И он снял с полки белое «Дикман».

– Сколько?

– Пять доллар.

– Четыре.

– Пять доллар, – покачал головой продавец. – Золотая цена.

Ларчиков пожал плечами и купил два пузыря.

Проносили с фантазией: Дашка засунула вино под юбку, а Вадим взял девушку на руки. С хохотом и визгом они пролетели через гостиничную таможню. Бдительным охранникам и в голову не пришло остановить для проверки сумасшедшую парочку.

Пили в номере, закусывая персиками. После первой бутылки Дашенька захмелела.

– Зачем мы там живем? – спросила она.

– Что?

– Зачем мы там живем?

– Мы там деньги зарабатываем. – До Ларчикова наконец дошло, где это «там».

– Особенно я хорошо зарабатываю. Сторожу дачу. Дачу я могла бы и здесь сторожить.

– Это верно. Только чью?

– А как звали брата Али-Бабы?

– Какого Али-Бабы?

– Ну, из сказки «Али-Баба и сорок разбойников».

– Из сказки? – Вадим задумался. – Не помню.

– Ну как же… Черт! Который Сим-Сим открывал!

– А-а-а… Касым!

– Да! Точно! Касым!

– Это ты к чему?

– А я могла бы сторожить дачу Касыма!

Открыли вторую бутылку светлого «Дикмана». Пригубив, Дашенька продолжила тему:

– Скажи честно, ты хотел бы здесь остаться? Хотел бы здесь жить? Или вообще – за границей.