Дирижабль осатанел. Русский дада и «адские» поэмы - Борис Юлианович Поплавский

круасаном.И куда же нас, чёрт, из кафе понесло?Жарко в нём, как в аду, как на небе светло.

52. Посвящение

Как девушка на розовом мосту,Как розовая Ева на посту.Мы с жадностью живём и умираем;Мы курим трубки и в трубу дудим.Невесть какую ересь повторяем,Я так живу. Смотри, я невредим!Я цел с отрубленною головою,И ампутированная тяжела рука.Перстом железным, вилкою кривоюМотаю макароны облака.Стеклянными глазами, как у мавра,Смотрю, не щурясь, солнца на кружок.И в кипяток любви – гляди дружок!Автоматическую ногу ставлю храбро.Так процветает механический народ,Так улетает к небесам урод.Как розовая Ева на посту,Как девушка на розовом мосту.июнь 1925париж

53. Жюлю Лафоргу

С моноклем, с бахромою на штанах,С пороком сердца и с порочным сердцем,Иду, ехидно радуясь: лунаОставлена Лафоргом мне в наследство.Послушай, нотра дама де ла луна!Любительница кошек и поэтов,Послушай, толстая и белая фортуна,Что сыплет серебро фальшивое без счета.Вниманье! тыквенная голова,Ко мне! ко мне! пузатая невеста.Бегут, как кошки по трубе, слова;Они, как кошки, не находят места.И я ползу по жёлобу, мяуча.Спят крыши, как чешуйчатые карпы,И важно ходит, завернувшись в тучу,Хвостатый чёрт, как циркуль вдоль по карте.Лунатики уверенно гуляют.Сидят степенны домовые в баках.Крылатые собаки тихо лают.Мы мягко улетаем на собаках.Блестит внизу молочная земля,И ясно виден искромётный поезд.Разводом рек украшены поля,А вот и море, в нём воды по пояс.Но вот собаки забирают высоту,Хвост задирая, как аэропланы.И мы летим на спутницу, на ту,Что нашей жизни размывает планы.Белеет снежный неподвижный нос,И глазы под зубчатыми тенями.Нас радость потрясает, как понос:Снижаемся с потухшими огнями.На ярком солнце ко чему огни.И ан летят и ан ползут и шепчутСтрекозы-люди, бабочки они,Легки, как слёзы, и цветка не крепче.И шасть жужжать и шасть хрустеть, пищать,Целуются, кусаются; ну ад!И с ними вместе, не давая тени,Зубастые к нам тянутся растенья.Как жабы, скачут толстые грибы.Трясясь, встают моркови на дыбы.Свистит трава, как розовые змеи,А кошки: описать их не сумею.Мы пойманы, мы плачем, мы молчим.Но вдруг с ужасной скоростью темнеет.Вот дождь и хлад, а вот и снега дым.А вот и воздух уж летать не смеет.Пропала надоедливая ратьА мы, мы вытянулись умирать.Привстали души, синий морг под нами.Стоят собаки в ряд со стременами.И вот летим мы сонные домой.К тебе, читатель непонятный мой.И слышим, как на утренней землеМильон будильников трещат во мгле.

«Жюлю Лафоргу». Вёрстка с правкой Н.Д. Татищева

54.

Как плавает в реке прозрачный домНо мы не беспокоимся об томИ белый белый не бросаем кругХоть он кричит как недовольный другКак негер на летательной машинеКак пушка на блистательной вершинеДоволен я и несомненно воленЛюбить и жить и даже умиратьНе так [как] человек который боленИль тот кто со другими вместе ратьПреважно молчалив самоубивецНапыщен синий будто бюрократСидит в крови как во пруду ленивецВ воде ныряет дольше нас в сто кратПреважно выезжает под веночкомВ прохладном морге возлежит подлецНе отвечая сыновьям и дочкамФорсит как сиг на праздничном столеМол вы подшейте к делу ливольвертИ белый недорезанный конвертА я не беспокоюсь я об томЯ плаваю в реке прозрачный домЯ негер я лечу на еропланеСо мною пушка говорит в туманеКак лучший друг слегка ворчливый вдругКак белый белый симпатичный круг.

55.

Борисовой

Как розовеет мостовой гранитОт тихого и мокрого дождяМне явствует пылание ланитПри объясненье или обождяПолзёт неотвратимая щекоткаОт переносицы до глаза далеко льСлеза клокочет и кудахчет в глоткеИ прочь течёт как синий алкогольТак мы бушуем в дорогом стаканеТак тонем мы и так идём на дноПотом вы достаёте нас рукамиКладёте на ладонь нам всё равноВы дуете огромными устамиА вот вам надоело вы усталиМы падаем на каменный паркетМетла играет с нами во крокетКак объяснение несёт несёт несётКак огорчение трясёт трясёт трясётМы вылетаем в мусорную кучуНо мы не умираем мы живучиВновь поутру я сору сор рекуВот солнышко любви кукарекуПтенец захлопаем куриными крыламиКоторыми мы сродны со орламиКак мостовой пылающий гранитС зелёным яблоком твоих ланит.

56.

Роальд Амундсен улетает на полюсВот скользит в облаках металлический креста кузнечики ходят по снежному полюметаллический звон расточая окрестС ним собачки летят на бензиновых крыльяхСанки крепкие, как и советы друзей1925

57.

По железному носу очковУдаряет кулак беспокойстваЯ быть может проспал этот часЭтот час неизвестно какой

58.

Прекратите лекцию о лекторПусть остынут от науки лбыБрат петух бишь петел иль олекторВозгласи возврат любви судьбыЯ сидел со смертию на креслеБыло тесно и стеснялись мыЧёрные и розовые чреслаСовмещались под покровом тьмыИль в автомобиле у штурвалаГде твой глаз как компас помогалУлица катилась вал за валомЛёгкий ветер фыркал и лягалПели пароходы у заставыДружным хором потрясая портНо шофёр не прыгните с поста ВыАвтомобилист духовный горд и твёрдЗаведёт прекрасную сиренуЗаушит русалку на водеИ как бык на жёлтую аренуВылетит наперекор судьбе

59.

Будь всему топорная опораИ живи с весёлостью тапёраВ зубы бей рояль так его такПребывай в спокойствии своёмПребывай в страдании чужомПребывай в величии всеобщемБудь ужом баржой моржом ужо.

60.

Дымилось небо как лесной пожар.Откуда тучи брались, неизвестно.И день блестел на лезвии ножаБеспечно, безвозвратно и прелестно.Я [звал тебя, весна] слегка мычала,Быть может, ночь[27] или уже года.Но ты мечтала, пела, отвечалаИ отбояривалась, как всегда.Летали дни, менялись и свистели,Как бритва на промасленном ремне.И[28] дождики, как лёгкие метели,Кружились надо мною и во мне.Пропала ты! ты растворилась, Белла,В воздушной кутерьме святых ночей.Мечта: Почто под[29] жизнею робела?Ужасной лампой в тысячу свечей.Раздваивается на углу прохожий,Растраивается на другом углу.В ушко мне входит ветер, как в иглу.Он воздухом сшивает наши кожи…Я с улицы приоткрываю дверьИ снова вижу улицу за дверью.Была ли жизнь? была; их было две:Два друга, два мошенника, две пери.Так клоун клоуна пустою палкой бьёт,Довольные своим ангажементом,И гоночный автомобиль прядётОт сладкой боли под рукой спортсменки.Но клоуны дерутся, не сердясь,И в гонщиц влюблены автомобили.А мы в своё отчаянье рядясь,Не франтами ль всегда пред вами были,Раздваивались и в глазах рябили,Как ларвы в неврастении плодясь.1926 [1925]

61.

На олеографическом закатеТанцует незнакомый[30] человекКак женщина на розовом плакатеКак мой двадцатый год двадцатый векВ [нейтральный][31] час когда всё страшно странно[Когда] поёт радиофон землиНо так таинственно [и] так пространноХодатайствуют голоса вдалиБезотговорочно навстречу ты идёшьИ таешь вежливо на расстоянье шагаКак лиственный летающий галдёжИль на огне холёная бумагаЖужжат часы, их стрелки жалят глазЛишь кости на тарелке циферблатаНо разрезает зеркало алмазВоспоминания спешит расплатаЗа жидкие за мягкие мгновеньяОни твердеют режут яркий лёдИ всё развязнее и откровеннейВсё чувственней и может быть назлоТанцуют на раскрашенном закатеНа рукаве и прямо пред лицомКак женщина на розовом плакатеИль гильотина перед подлецом.

62.

В туманные утра туманные речиОбманны жесты тела и лицаНо им нельзя ни верить ни перечитьУжо б молчать. Молчу с улыбкой подлецаИ так всегда когда нельзя назадКогда заснул шофёр на перекрёсткеХохочет тихо осуждённый садИ с треском листья падают как доскиТак мы идём