Дирижабль осатанел. Русский дада и «адские» поэмы - Борис Юлианович Поплавский

мне руку подаёт отца.Возникаю на краю стола.Возникаю у другого края.По обоям ползаю, играя.И сижу на потолке без зла.Без добра по телефонной ниткеЯ бегу, игла, вонзиться в ухо.Я опасный слух, плеврит, бронхит.Под столом открытка о разлуке.Вылезаю, прочь почтовый ящик.Разрезаюсь, что твоё письмо.Развиваюсь, как твой чёрный плащ.Вешаюсь на вешалку безмолвно.Шасть идёт чиновник. Я надет.Прилипаю ко спине, как крылья.Бью его, он плачет, жук бессильный.Обжигаю – он бежит к воде.Превращаюсь в пар и испаряюсь.Возвращаюсь, не спросясь, дождём.Вот иду, о други, подождём.Вот и я, и я идти стараюсь.Как листы идут с календаряИ солдат за дурака царя.

47.

Воинственное счастие душиНе принимает ложности искусства.Коль есть враги, беги, врагов души,Коль есть любовь, скачи к объекту чувства.Я прыг на лошадь, завожу мотор.Он ан стучать и прыгать с лёгким ржаньем.Вскачь пересекли мы души плато,Снижаемся в долину между зданий.И ан с разбега в тесное кафе!Трещат посуда и пустые люди.Конь бьёт хозяина рукой по голове,Мнёт шинами, надутыми, как груди.Живых вбирая чрез ноздрей насос,В проход назад выбрасывает мёртвых.Но Вы знак вопросительный на мордуЕму накидываете, как лассо.Он бьётся, выпуская синий дым,Он рвётся под шофёром молодым.И как кузнечик прыгает огромныйК шестому этажу, где Вы живёте скромно.МИ застывает на большом комодеВ летящей позе, по последней моде.Берёшь Ты статуэтку на ладонь,Но ах, увы! роняешь, не в огонь,А лишь на твёрдый пол, на крепкий на пол.Гребут осколки красны девы лапы.Нас бросили в помойное ведро,Но оное взорвалось, как ядро.Мы вновь летим, искусству вопреки,Со брега прыгаем, лови! любви реки,Пока бензин дымящийся сей чувстваВ лёд мрамора, полярный ветр искусстваНе обратит; чтоб конь, авто и яНа длинной площади СогласияНедвижно встали, как для любопытства,Для ванны солнечной иль просто из бесстыдства.

48. Шесть седьмых больше одной

В. Поплавскому

Отъездом пахнет здесь; смердит отъезд:Углём подводным, кораблём железным.Оркестр цыганский перемены местГимн безобразный затянул отъезду.Одно из двух, одно из трёх, из этих:Быт на земле иль быть на море там,Где змей, Змей выплывает на рассвете,Которого боится капитан.Там, где качается железный склеп двухтрубный,Там, где кончается шар беспардонно круглый.Где ходит лёд, как ходит человек,Гоняется за вами в жидком мраке.И ударяет чёлн по голове,Ломая нос, как футболисты в драке.Где есть ещё крылатые киты,Чтобы на них поставить дом торговый.И где в чернильной глубине скотыЖивут без глаз. – Ты жить без глаз попробуй.Где в обморок впадает водолаз,Как в море пал без звука ручеишко,Пока над ним, лишь для отвода глаз,Его корабль уносит ветр под мышкой.Идёт судно вдоль по меридиану.Спускается за выпуклость воды.Бесславны мореходные трудыВ давно открытом, но открытом океане.Но хорошо в машинном отделеньеТонуть, тонуть в бессилье роковом,Пока над в воздухе вертящимся винтомЕщё трудится пар без замедленья.Иль хорошо зреть, как горбатый лёдПроход наутро задавил последний.И знать, как каждый на борту умрёт,И станет судно что огромный ледник.Иль хорошо: придя счастливо в порт,Погибнуть, сев на кресло-электричку,Малец земной орудует отмычкой,Матрос морской ножом огромным горд.Твёрд сердцем чёрт, хоть на ногу нетвёрд.О жидкий мир и мир густой и твёрдый,Кто есть надёжный, грешный кто из вас?Как ледяные горы, ходят лорды,Блестя, и тонут, как матрос, слова,Что прыгают на сю неверну почву,Как письма на испорченную почту.А в море оны всё ж идут на дно.Уж в этом преимущество одно.

49.

Честный голос твердит мне: пораПрекратить заниматься стихами.Ан в руке черенок топора,Лезвие же разбилось о камень.Со сторон деревянная ель,Во внутри же кремень невозможный.Вот почто не срубила метельЭтот лес, нагибавшийся ложно.Днесь над каменным бором судьбыРазвернулся сияющий ветер.Разлегся, утомясь от ходьбы,Царь-зима, самый сильный на свете.Синеветер сияет в ночи,Бело море молчит – помолчим.Мрамор, сахарный древесин,Лишь качается, как весы.Лёгкий снег сел на кровлю безмолвно,Грудью лёг, раздавил, нет трубы.Всё покрыли стоячие волны,Вод сухих нехорошая пыль.Сорок дней снеговые дождиНизвергались, сияя, над нами.Но не плавает со слонамиДом подснежный, спасенья не жди.Днесь покрыты и горы и тропыНепрестанным блестящим потоком.Спят сыпучие воды зимы,Раздаются под телом безмолвно.В снежном море утопленник мирНеподвижно плывёт и условно.1926 [1925]

50. Зелёный ужас

На город пал зелёный листьев снег,И летняя метель ползёт, как палец.Смотри: мы гибель видели во снеВсего вчера, и вот уж днесь пропали.На снег асфальта, твёрдый, как вода,Садится день, невыразимо счастлив.И тихо волосы встают и бородаУ нас с тобой и у других отчасти.Днесь наступила тяжкая веснаНа сердца ногу мне, до страшной боли.А я лежал, водою полон сна,Как астроном. Я истекаю. Болен.Смотри, сияет кровообращеньеМеж облаков по жилам голубым.И ан вхожу я с божеством в общенье,Как врач, болезням сердца по любым.Да, мир в жаре; учащен пульс мгновений,Глянь, все часы болезненно спешат.Мы сели только что в трамвай без направленья.И вот уже конец, застава, ад.Шипит отравной флоры наважденье.Зелёна пена бьёт из горлышек стволов,И алкоголик мир открыл с рожденьяСтоль ртов, сколь змия у сего голов.И каждый камень шевелится глухоНа мостовой, как головы толпы.И каждый лист полураскрыт, как ухо,Чтоб взять последний наш словесный пыл.День каждый через нас ползёт, как строчка,С таким трудом; а нет стихам конца.И чёрная прочь убегает точка,Как точка белая любимого лица.Но всё ж пред бойней, где хрустальна кровьТечёт от стрелки, со стрелы, меча,Весенни дни, как мокрых семь коров,Дымятся и приветливо мычат.

«Зелёный ужас». Вариант

51. Искусство пить кофе

Моисею Блюменкранцу

Знаменитая жизнь выпадает и таетВ несомненном забвенье своих и чужих.Представление: шпагу за шпагой глотаетЧеловек, и смотрите, он всё-таки жив.Вот поднялся и пьёт замечательный кофе,Вот подпрыгнул и мёртвенький важно молчит,Вот лежит под землёй, как весенний картофель,Вот на масле любовном он мягко шипит.Восторгаемся облаком глаз на открытке,Где большой пароход бестолково дымит.Уменьшаюсь и прыгаю в воду – я прыткий.Подымаюсь по трапу. Капитан, вот и мы.Мы обедаем в качку огромных столовых,Мы танцуем, мы любим, мы тонем, как все.Из открытки в кафе возвращаемся снова;С нас стекает вода, нас ругает сосед.Но опять приключенье: идите, иди.Нам кивает сквозь дверь разодетая дама.Мы встаём и уходим. Но снится другим:Мы к трюмо подошли и шагнули чрез раму.Мы идём по зелёным двойным коридорам,Под прямыми углами, как в шахтах, как в тюрьмах.А в стекле ходят круглые рыбы, как воры,В синем льду мертвецы неподвижны – мне дурно.Надо мною киваешь ты веером чёрным,Разноцветным атласным своим плавником.Подымаюсь на локте, прозрачно, просторно,Вот разбитый корабль лёг на гравий ничком.Я плыву; между пальцев моих перепонки.Я скольжу – настоящий морской человек.Я сквозь пушечный люк проплываю в потёмках.Между палуб сигаю, искусный пловец.Блещет злато, ну прямо твоя чешуя.Ан скелет ещё держит проржавую саблю.Но прощайте! Вон спрут! не смущаясь ни капли,Юркнул я через люк, через кубрик – ça y est.Но огромные сети струятся во мгле,Я попал! Я пропал! Нас стесняют! Нас тащат!Вот мы падаем в лодку, мы вновь на земле,Оглушённые воздухом, замертво пляшем.И дивятся кругом на чудесный уловВ малом озере дум. Но начто чудеса нам?Глянь: на мрамор запачканных малых столовОпускается к нам тёплый кофе с