Дирижабль осатанел. Русский дада и «адские» поэмы - Борис Юлианович Поплавский

вечность,Немота проигравших сердец,Потрясающая беспечностьГолосов, говорящих: «конец».Поразительной тленностью п́олны,Розовеют святые тела.Сквозь холодные быстрые волныОтвращенья, забвенья и зла.Где они, эти лунные братья,Что когда-то гуляли по ней.Но над ними сомкнулись объятьяЗолотых привидений и фей.Улыбается тело тщедушно,И на козырь надеется смерд.Но уносит свой выигрыш – душуПередёрнуть сумевшая смерть.

92.

А.С.Г.

Блестит зима. На выгоне публичномШумит молва, и тает звук в трубе.Шатается душа с лицом поличным,Мечтая и покорствуя судьбе.А Александр курит неприлично,Отлично дым пускает к потолку.Потом дитё качает самолично,Вторично думает служить в полку.И каждый счастлив боле или менеИ даже рад, когда приходит гость.Хоть гость глазами метит на пельмени,Лицом, как масло, а душой, как кость.Но есть сердца, которые безумно,Бесшумно и бесчувственно горят.Они во мраке спорят неразумно,Упорствуют и новый рвут наряд.На холоде закрылся сад народный,Темнеет день, и снег сухой шуршит.А жизнь идёт, как краткий день свободный,Что, кутаясь в пальто, пройти спешит.

93.

Мы ручей спросили чей тыЯ ничейЯ ручей огня и смертиИ ночейА в ручье купались чертиСто очейИз ручья луна светилаПлыли льдыИ весну рука схватилаИз водыТа весна на ветке пелаТра ла лаОглянуться не успелаУмерлаА за ней святое солнцеВ воду в адКак влюблённый из оконцаЗа глазаНо в ручей Христос ныряетРыба-китБредень к небу поднимаютРыбакиНевод к небу поднимаетНас с тобойТам влюблённый обнимаетсяС веснойВ нём луна поёт качаясьКак осаСолнце блещет возвращаясьВ небеса

94.

Нездешний рыцарь на конеПроходит в полной тишине,Над заколдованным мечом,Он думает о чём! о чём!Отшельник спит в глухой норе.Спит дерево в своей коре.Луна на плоской крыше спит.Волшебник в сладком сне сопит.Недвижны лодки на пруде,Пустынник спит, согрев песок.Мерлэн проходит по воде,Не шелохнув ночных цветов.Мерлэн, сладчайший Иисус,Встречает девять муз в лесу.Мадонны, девять нежных Дев,С ним отражаются в воде.Он начинает тихо петь,Гадюки слушают в траве.Серебряные рыбы в сетьПлывут, покорствуя судьбе.Ночной Орфей, спаситель сна,Поёт чуть слышно в камыше.Ущербная его лунаСияет медленно в душе.Проклятый мир, ты близок мне,Я там родился, где во тьмеРусалка слушает певца,Откинув волосы с лица.Но в тёмно-синем хрусталеПетух пропел ещё во сне.Мэрлэн-пустынник встал с колен,Настало утро на земле.1925–1934

95.

Приятный запах плесени пленилМое истасканное воображеньеО мир полубессмертный как ты милТы весь в покое хоть и весь в движеньеКак я люблю прекрасный серый цвет[И серый] дом над серою водоюИ серый серый счастья пустоцветХолодный дым над головой седоюКак ты мила холёная опалаПод спудом тихо музицирует твой гласКак в безмятежном молоке опалаВорочается светло-синий глаз[Богатые и бедные] лежатПередо мной как мокрые поленьяИ серые пары вокруг дрожатОт теплоты сидящей на коленяхСю обоняю паровую душуВ ней плесень кал и светло-серый цветИ вкус воды купален и кадушекЧто детям говорили пить не следПо улице великолепно серойЗаконченно сереет влажный сбродПрозрачный и приветливый как сернаИз рук поэта ест он бутерброд

96.

Напрасным истреблением страстейМы предавались на глазах гостейОни смеялись жались забивалисьНас покидали и не возвращалисьБыл тёмен вечер той последней встречиИ дождь летел со скоростью картечиНо ты нескромно прежде веселаХотела тихо встать из-за стола1926

97.

На белые перчатки мелких днейСадится тень как контрабас в оркестрОна виясь танцует над столомГде четверо супов спокойно ждутПотом коровьим голосом закашлявОна стекает прямо на дорогуГде револьвер уроненный в тарелкуГде огурцы и сладкие грибыТакой она всегда тебе казаласьКогда пускала часовую стрелкуНа новой необъезженной квартиреИль попросту спала задрав глазаПошла пошла к кондитеру напротивГде много всяких неуместных ламповОна попросит там себе помадыИль саженный рецепт закажет тамЧтобы когда приходит полицейскийИграя и свистя на медной флейтеЕму открыть большую дверь и венуАнглийскою булавкою для книгЗане она ехидная старухаРазвратная и завитая деваКоторую родители младыеНесут танцуя на больших руках

«На белые перчатки мелких дней…»

Подъёмным краном грузят на платформуНе торопясь достойно заряжают(Не слишком наряжая и не малоКак этого желает главпродукт)Но мне известно что её призваньеБыть храброй и прекрасной КонсуэллойЧто радостно танцует на лошадкеВ альбом коллекционирует жуковЗане она замена гумилехуОбуза оседлавшая гувузуЧто чаркает на жёлтом телеграфеЕбелит и плюёт луне в глазаНепавая хоть не стоит на голуИ не двоится серая от смехаЗане давно обучена хоккеюИ каждый день жуёт мирор де спор.

98.

Человек очищается мятою снаОн как платье светлеет в воде и на солнцеОн чернеет как чопорная веснаРвётся он точно розовый ситец кальсонОн цветёт (он подчас незаметно растёт)Как воздушного шара резиновый горбОн трещит как мотор он свистит как свистокУлетает на юго-юго-юго-востокПодымаясь высоко над шишками горНет опасности для «Бессмертного Жива»Но проколот незримо аэростатУменьшается падает в воду и живоУтопает у каменных палок мостаУтвердительный и нежный [простак]А потом очищается мятою снаОн светлеет как платье в воде и на солнцеЧтоб опять (точно розовый ситец кальсон)Почернеть (всё занашивает весна).март 1926

99. Дадафония

Зелёное синело сон немелДымила сонная нога на небосклонеИ по лицу ходил хрустящий мелКак молоко что пляшет на колоннеКак набожно жена спала внизуВверху сидела в золотом ЖилетеПила лозу что бродит на возуИзнемогала в обществе скелетаБеспомощно но мощно о мощнаТаинственная мышь в стеклянной чашкеКак шахмат неприступная грешнаСомнительна как опера-ромашкаЖурчи чулан освобождай бездумьеБольшое полнолунье ублажайНемотствуй как Данунцио в ФиумеЛожись и спи на лезвии ножаРжа тихо, нежно ржа, прекрасно ржа.Парижмарт 1926

«Дадафония»

100.

Закончено отмщение; ловиКлочки летящие последних дней и ложных!Но белых, белых, белых,Белых, белых плеч любвиНе забывают. Это невозможно!..Стекает ниц холёный бок лекала.Сползает жизнь наперекор навзрыд.Покрыта мягким белым лунным калом,Она во сне невнятно говорит:«Не возвращайтесь и не отвращайтесь,Скользя по крыше, падая слегка,Слегка бодая головой, прощайтесь,Как лошадь-пери палого стрелка».В вращающемся голосе, в ответеРождается угроза «роза У».Доподлинно одна на хлёстком светеОна несёт на лепестках луну.Отравленное молоко несёт сиренью,Шикарной ленью полон рот. ВодаСгибает медленно, пловец, твои колени,Как белый лист бумаги, навсегда.март 1926

101. Армейские стансы

Ты слышишь, колокол гудёт, гудёт.Солдаты пришли домой.Прав, кто воюет, кто ест и пьёт,Бравый, послушный, немой.Прав, кто оправился, вышел и пал,Под терновою проволокой сильно дыша,А после в госпиталь светлый попал,В толстые руки врача.В толстые руки на белый стол,В синие руки под белый плащ,Сладкую маску не снять, хоть плачь,Хоть издай человек последний свисток.Лежат солдаты в сырой земле;Но идти в караул – из землянки долой.Идут солдаты в отпуск, как в бой,Возвращаются навеселе.Со леѓоньким треском кончают вшей,С громким стуком Господь их ловит и давит.А потом, поевши холодных щей,Ложатся спать – не спать не заставишь.Или по линии прямой,Равняясь, стоят вдоль своей казармы.Но время. Прощай, действительная армия,Солдаты пришли домой.Солдаты пришли в рай.Летит солдат на белых крылах,Хвостиком помахивает,Ружьецом потряхивает.А внизу сидят старики в домах,Им чёрт твердит: скорей помирай,И трясёт за плечо прозрачной рукой,Будто пьяного милицейский какой.

102. Dies irae

Голубая модная МадоннаНадевает соболя и бусы,Покидает север беспардонный,Улетает на аэробусе.По оранжевой свинцовой тучеАлюминьевый крест скользит,А влюблённый падает в падучей,На дорожке парка егозит.И поют сверкающие сферыС контрабасами крестов винтовПод смешным цилиндром Агасфера,Что танцует средь полярных льдов.Пролетает совершенный голубь.Гидроаэроплан святого духа,Над водой лазурною и голой,Как брачующаяся молодуха.Абсолютный, совершенный, ложный,Простирается воздушный путьОсвиставшего балет наложниц,Избежавшего чудес и пут.А внизу, где вывеска играла,Где гремел рояльный