Жизнь начерно - Алёна Даль

– Ты же видишь – мы давно живём втроём: ты, папа и я. Разве здесь есть кто-то ещё? – начинала сердиться Галя.

А когда она сердилась, Лизе становилось совсем одиноко и неуютно.

– Завтра после фигурного катания пойдём с тобой в кафе-мороженое, – смягчившись, Галя потрепала девочку по подбородку. – Ты какое будешь? Фисташковое? В прошлый раз тебе очень понравилось.

Лизе хотелось сказать: «шоколадное», потому что именно шоколадное они ели с мамой в тот единственный выходной, когда Галя уезжала к сестре в Калугу, и папа разрешил им встретиться. Но вместо этого она послушно ответила:

– Да, фисташковое.

– Отлично! Я рада, что даже в этом наши вкусы совпадают, – обрадовалась Галя. – Ну, отдыхай, детка! Доброй ночи!

Она выключила ночник и наклонилась над подушкой Лизы, чтобы поцеловать её перед сном. Девочка зажмурилась изо всех сил и представила, что это не Галя сейчас наклоняется над ней, а мама. У мамы были мягкие, тёплые руки, от неё пахло утренней подушкой и немного шоколадом. Это то, что Лиза помнила и не могла забыть, как ни старалась. Эти запахи и прикосновения никак не вязались с тем, что мама её бросила. В глазах привычно защипало. Девочка замерла, затаив дыхание, чтобы Галя не заметила и не стала расспрашивать как всегда, и не выудила из неё, в конце концов, признание, что мама её плохая, и она ни капельки по ней не скучает. После таких слов Лиза долго не могла уснуть. Ей было стыдно перед мамой. Но и Галю тоже обижать не хотелось.

Скользкая от крема щека коснулась лица девочки, острый ноготь больно задел за ухо, но Лиза промолчала, притворившись спящей.

Танец подходил к финалу. Алевтина Петровна улыбалась, радуясь блестящему выступлению своих «ромашек», её нога по-прежнему отбивала ритм. Лиза Вертинская безупречно исполнила все сложные па, даже лучше, чем на генеральном прогоне. Молодец, девочка, собралась! Теперь, после этого концерта можно рассчитывать не только на грамоту, но и на гастроли, а если повезёт – то и на фестиваль в Белграде. Оставался завершающий проход, в котором юные танцовщицы кружатся, как бы заводя одна другую. Солистка запускала это заразительное вращение в сложном затакте. И тут важно было не ошибиться с моментом. Но ближе к концовке Лиза стала вдруг рассеянной, начала озираться по сторонам, потеряла темп, а за ней и другие девочки замедлились. Кого она высматривает в зрительном зале? – не могла понять Алевтина Петровна. – Бабушка – вот она, в первом ряду. Лизин отец находился сейчас в горячей точке. А если бы он и был здесь, то сидел бы рядом с Галиной Сергеевной.

– Раз, два, три четыре! Темп, темп! – стала громко считать Алевтина Петровна, отбивая ладони в попытке восстановить ритм.

Но Лиза её не слышала. Вяло, будто на последнем дыхании, она закрутила финальное вращение, опоздав на полтора такта. Девочки вразнобой закружились следом. Зрители начали дружно прихлопывать – похоже, никто кроме Алевтины Петровны не заметил сбоя. Хотя нет – Галина Сергеевна заметила.

Галина Сергеевна замечала всё. И запоминала, а когда требовалось – распаковывала ячейки памяти, удивляя окружающих подробностями – отчасти сохранёнными, отчасти выдуманными, но разницы никто не видел. Когда её дочь впервые взбрыкнула в девятом классе, ослушавшись мать, Галина Сергеевна сочла это предательством. Но первым её предал муж, бросив одну с трёхлетним ребёнком на руках, не объяснившись, не оставив ни рубля. Двадцать с лишним лет она растила дочь, пожертвовав ради неё всем, включая личную жизнь. Двадцать лет в одиночку тянула лямку. Двадцать лет покоряла чужой, неприступный город, в точности как героиня любимого фильма. И тоже не верила слезам. Ничьим. От дочери и требовалось-то взамен лишь капелька уважения – помолчать, согласиться, уступить – только и всего. Но нет – дочь выросла норовистой! – всё делала по-своему, наперекор. Зачем отца искала? Что он сделал ей хорошего? Почему вместо юрфака в акушерки пошла? Даже в мелочах настаивала на своём. Вот и живи теперь, как знаешь!

Галина Сергеевна вспомнила безобразную сцену с криком, слезами и битьём тарелок. Ворох вываленной на пол одежды, который она топтала, пинала ногой. «Неблагодарная тварь!» – слышала она визгливый голос. И другой, хриплый: «Дай мне жить своей жизнью!». Зять в это время был в командировке, Лиза – в садике. После ссоры дочь ушла, а Максим остался. Как и подобает мужчине, он был слишком занят, чтобы разбираться в женских склоках. Галина Сергеевна объяснила уход дочери её вечной загруженностью, бессменными дежурствами в роддоме. Дескать, карьеру делает, на семью наплевать. Наплела что-то про служебный роман для вящей убедительности. Максим вдаваться в подробности не стал. Побыв три дня дома, снова уехал на службу. А когда вернулся – всё изменилось. Галя похудела, сделала новую стрижку и перманентный макияж. Волевым решением она оставила свою пожизненную бессрочную самозанятость и начала жить на дивиденды. Да и Максим неплохие деньги домой приносил. Галя обстирывала и обглаживала зятя с нерастраченной силой, выбирала ему галстуки и костюмы, готовила борщи и пельмени. Могла и стопку поднести после напряжённого дня, и массаж шейно-воротниковой зоны сделать. И, разумеется, помогала растить Лизу. Она чувствовала своим бабьим нутром, что жизнь подбросила ей ещё один, возможно последний шанс быть, наконец, счастливой. Жить семьёй. Быть кому-то нужной, желательно незаменимой. В том, что Галя стала незаменимой для Лизы, сомнений не было. Оставался Максим, но об этом она старалась не думать – всему своё время!

Уж из внучки-то она сумеет сделать человека! Уж Лиза-то её никогда не бросит, не предаст. Пройдут годы – спасибо скажет за её требовательность и прозорливость, за щедрые инвестиции в разностороннее развитие. И танцевать будет, и по подиуму ходить, и на коньках кататься, и на английском свободно говорить. Может быть, на будущий год добавить этикет? – задумалась Галина Сергеевна. – Девочка ведь должна уметь вести себя в приличном обществе. А в том, что Лиза будет вращаться только в приличном обществе, не в пример своей упёртой матери, Галина Сергеевна нисколько не сомневалась.

Грянули аплодисменты, выбив из головы размышления о Лизином будущем. Номер «Ромашек» завершал концерт, и теперь все участники выходили на сцену для общего поклона. Галина Сергеевна снова включила смартфон, чтобы запечатлеть торжество момента и отправить видео Максиму. Алевтина Петровна шепнула ей перед концертом, что Лизу наградят. Так и случилось. В числе избранных счастливчиков Лиза получила из рук пухлого чиновника диплом в золочёной рамке и грузный букет. Тонкие детские руки поникли