Из бездны с любовью - Елена Вяхякуопус

инженера оружейного завода. На первом этаже дома сделали книжный магазин, а второй оставили балетной школе. Вверх вела скрипучая лестница с темными дубовыми ступенями. Лиза пробиралась по ней в зал и пряталась в углу за стульями. В классах топили высокие изразцовые печи, пахло мелом, воском и старым деревом. Одна стена зала была зеркальной, и в темном стекле отражались девочки в белых юбках. Лиза смотрела на девочек, летавших как ласточки и изгибавшихся как лебеди, и думала: как хорошо было бы всегда жить в театре, среди музыки и огней…

Семья Лизы жила на Малиновой горе, городской окраине. У Лизы никогда не было своей комнаты, она спала на раскладушке в проходной «большой». У нее не было ни книг, ни игрушек. Она рисовала кукол на кусочках картона и потом вырезала их ножницами. По ночам укутывалась с головой в одеяло и мечтала о замке с зеркалами, коврами и дубовыми лестницами. Она видела этот замок в своих снах и ощущала его запахи – олифы, воска и старого дерева. На самом верху, в башне, была ее спальня с резной кроватью и круглой мраморной ванной, в воде плавали розовые лепестки. Синеглазый принц сбрасывал шляпу, склонялся к ней, от его светлых волос пахло молоком и сухой травой…

Мать работала фельдшером в заводском медпункте. Она страдала от астмы, ходила медленно, кашляла. Глаза ее часто слезились, и даже когда она улыбалась, морщины складывались в болезненную гримасу. Мать уважала отца и боялась его, хотя он ни разу не поднял на нее руку. После того как отец обварился расплавленным железом, ему пришлось уйти из цеха в сторожа. По воскресеньям он подрабатывал на базаре – продавал самодельные папиросы. Приносил домой тяжелую банку с монетами, пересчитывал их и потом укладывал в старый фанерный чемодан в кладовке, вход в которую Лизе и матери был строго запрещен. Отец с ними мало разговаривал, казалось, просто не замечал. Только иногда, выпив браги или самогонки, он хитро прищуривался и спрашивал у дочери:

– Рассказать тебе сказку про звезду Алмазку?

– Да, папа, – каждый раз отвечала она, но отец усмехался и замолкал.

Глава 10. Сон капитана

Лана Васильевна не слышала, как сын вернулся, она крепко спала. Лугину тоже хотелось спать, но все же он решил подняться на чердак. Светлая июльская ночь темнела, наползало сизое марево, словно туча легла прямо на крышу. Он долго сидел и смотрел в окно, словно в экран включенного без антенны телевизора. Что-то мелькало и мигало в сером тумане, слышался шорох и потрескивание, свивались дымные струи, вихрились, падали из окна вниз, на лицо, холодили лоб. Темнело. Все сильнее свистел ветер, и несколько снежинок осело на ресницах. Пахнуло хвоей. Сквозь мглу проступил берег замерзшей реки и черный лес, и вышли из леса две женщины. Ветер подхватил лохмотья их одежд, выбил черные космы из-под драных платков. Одна из женщин подняла руку и очертила над собой круг кривым пальцем. В тот же миг метель стихла, и призрачный лунный свет озарил изможденные лица странниц. Обе они были очень стары, головы их тряслись, носы, будто клювы, нависали над беззубыми ртами, глаза чуть светились под черепашьими веками.

– Опять мы заблудились… – прошамкала та, что усмирила вьюгу. – Здесь нет серого петуха…

– Что с твоим умом, Ану, разве он высох, как высохли твои щеки? – засипела ее товарка. – Не видишь – вот раздваивается река. Ты сама мне читала: «От раздвоенного берега отсчитай восемьсот шагов в сторону Ура».

– Доживи до моих лет, Ина, и посмотрим, что ты будешь помнить, – пробормотала Ану, оглядываясь.

– Обе мы умрем сегодня на рассвете, ты и об этом забыла, старая ящерица? – Ина усмехнулась, обнажив голые десны. – Времени осталось мало. Считай.

Сгорбленные фигуры повернули обратно в лес и пошли, взглядывая на звезды и шепотом считая шаги. Мягкий снег оставался нетронутым под их ногами. В лесу было тихо, звери спали в занесенных снегом берлогах и норах, только волк, почуяв человеческое тепло, поднял было голову, собираясь завыть и позвать собратьев на легкую добычу, но тут же сник и, растерянно заворчав, отполз подальше с пути скользивших между соснами путниц.

– Семьсот сорок пять, семьсот сорок шесть… – шелестели их замерзшие губы…

Впереди посветлело, и странницы вышли на поляну. В конце ее возвышался запорошенный снегом гранитный камень, похожий на большую птицу.

– Вот он, серый петух! – торжествующе просипела Ану. – Сорок лет мы искали его и нашли в последнюю ночь!

– Да, теперь мы получим нашу награду! – подхватила Ина, облизывая заиндевевший рот. – Теперь мы вернемся домой…

Подковыляв к камню, они принялись обнюхивать и осматривать его со всех сторон.

– Странно, – наконец сказала Ану, – нет никакого входа, и тут слишком холодно для Него. И Он не плачет. Я ничего не слышу.

– А я слышу. Но это не Он.

Странницы обернулись. В лесу мелькали огни.

– Слишком рано, – забормотала Ану, – еще не встало солнце… И в этот раз мы ошиблись…

На поляну вышли несколько человек, одетых в суконные пальто цвета зимних елок. На плечах они несли длинные ружья. Шедший впереди человек крикнул:

– Эй, убогие!

Странницы не пытались бежать. Ветер сорвал платки с их голов, обнажив черные, густые, молодые волосы. Молча они стояли и ждали, когда маленький отряд приблизится к ним.

– Кто такие? – грозно спросил главный.

Старухи медленно подняли головы, и люди отпрянули. Глаза странниц пылали кровавым огнем, как будто в них отсвечивало багровое зимнее солнце, которое им не суждено было больше увидеть.

– Ведьмы! – взвизгнул один из солдат и, выхватив топор, ударил плашмя по трясущейся старушечьей голове.

– Ведьмы! – закричали остальные и бросились на женщин.

Через минуту солдаты затопали прочь вслед за угрюмо молчащим капитаном, а скрюченные тела остались лежать на поляне. Лес вскоре расступился, и отряд вышел к большому лагерю, где между палаток и свежих срубов тянулись к утреннему небу дымки костров, ржали лошади, бегали солдаты с сеном и мешками овса.

Капитан подошел к новому дому, сложенному из сосновых бревен, толкнул тяжелую, окованную по углам дверь. Из комнат в сени, навстречу ему, выскочил человек в сбитом набок напудренном парике, зашипел:

– Где тебя черти носят! Сам уж спрашивал второй раз…

– Виноват!

– Да иди уж, чего встал-то!

Капитан шагнул в