Кровные узы (Hellraiser: Bloodline) (ЛП) - Коллектив авторов

— Даже для меня.

Джек плавно погружается в сон, пока Бобби пальцами ласкает его лоб. Заверение отца подействовало на ребенка, но не на жену. Джон ловит тревожный взгляд супруги и понимает, что его случай вполне может стать исключением.

Дворец грёз.

Париж — 1996 год.

Приемная и кабинет где 200 лет назад расправились с Филиппом теперь обустроены на современный лад. Жак и Анжелика по-прежнему там, словно никуда и не уходили. Поменялась только их одежда и прически. Демонесса не постарела ни на день. Она все так же обворожительна и грациозна, вот только на смену прежней энергии и радости жизни, свойственной ее натуре, пришла пепельная грусть. Жак — все тот же юнец девятнадцати лет, но сказать, что он совсем не изменился, значит солгать. Глаза двухсотлетнего парижанина наполнены бесконечной усталостью и отвращением ко всему. Сидя за столиком, он отрывает от жирной утки кусок за куском и запихивает в рот, не успевая пережевывать предыдущую порцию. Анжелика с омерзением наблюдает за трапезой.

— Хочешь знать, за что я больше всего тебя ненавижу?

— Хочешь знать, за что я больше всего тебя ненавижу, повелитель? — с трудом проговаривает юноша, давясь пережеванным мясом.

— Повелитель. Разумеется… У тебя напрочь отсутствуют амбиции. Два века минули словно день. Ты снискал славы? Нет. Получил власть, влияние в обществе? Нет. Ты даже…

Жак проглатывает последний кусок, залпом выпивает бокал вина и громко рыгает.

— Заткнись, тварь.

Анжелика останавливается на полуслове и послушно умолкает.

— Посуду вымой.

Демонесса хлопает в ладоши, и неведомая сила сковывает стол. Через мгновение остатки еды на тарелках исчезают, а сама посуда и столовые приборы сверкают белизной. Жак достает из серебряного портсигара сигарету и касается фильтра жирными губами.

— Огня.

Снова хлопок. Кончик сигареты вспыхивает голубыми искрами. Огонек пламени оживает на нем. Жак делает долгую, глубокую затяжку и с раздражением смотрит на Анжелику.

— Ну, а теперь на колени, как собака, — устало произносит юноша, небрежно махнув рукой. — Проси… Нет, не так… Умоляй меня причинить тебе боль. Умоляй нежно.

Тлеющий пламень ненависти в глазах демонессы — единственный акт неповиновения, который та может себе позволить. Нет такой силы во вселенной, которая способна помешать ей выполнить приказ хозяина. Жак с дьявольской усмешкой подходит к ней и заносит руку для первого удара…

Апартаменты семьи Мёрчантов.

Днем гостиная хорошо освещена. Свет проникает сквозь ряды огромных окон, тянущихся от пола до потолка. Бобби и Джон сидят за столом в кухне и завтракают. Джек самозабвенно мастерит что-то из конструктора в противоположном уголке комнаты. Бобби время от времени присматривает за ним, параллельно разговаривая с мужем.

— Выглядишь ужасно, — после минутного молчания произносит девушка, залив молоком кукурузные хлопья.

— Я тоже тебя люблю, — печально улыбается Джон.

— Мне страшно. Ты должен пойти к врачу.

— Из-за кошмаров? — задумчиво произносит юноша, отправляя в рот порцию хлопьев. — Думаешь, я не пытался? Они преследуют меня всю жизнь.

— С каждым разом они становятся хуже, — напирает Бобби. — Во всем виновата твоя чокнутая бабка…

— Достаточно, Бобби! Она была чудесной женщиной.

— Чудесной? — усмехается девушка. — Скорее уж чудной. Такого тебе наплела. Про твою семью, про ваше предназначение. Она компостировала тебе мозги много лет, Джон.

— Все не так просто. Во сне я вижу нечто, не похожее на картины прожитого дня. Это даже не сны, а обрывки чьих-то воспоминаний и они преследуют меня повсюду, даже в моих изобретениях. Все что я создаю, приходит оттуда, словно кто-то направляет меня…

Он запинается, не в силах объяснить.

— Я не хочу видеть, как ты страдаешь, — упавшим голосом произносит Бобби. — Хочу, чтобы мы были счастливы.

— Все в порядке, — шепотом произносит Джон. — Наверное, кошмары усилились из-за стресса. Если бы не вечерний банкет… Ты же знаешь, как я ненавижу все это помпезное дерьмо с вручением статуэток.

Бобби улыбается и берет его за руку.

— Тогда завязывай с гениальными изобретениями.

— Я не гений. Сомневаюсь, что вообще достоин этой награды.

В ответ жена берет со стола глянцевый журнал и, стремясь доказать обратное, кладет его на тарелку прямо перед носом Джона.

— Эй! Я же не утверждаю, что хуже других. — Он раскрывает журнал на статье посвященной его недавней работе. — Просто мне есть, куда расти. Хочется создать нечто совершенное.

Дворец грёз.

Такой же журнал за океаном рассматривает и Анжелика. На обложке фотография Джона Мёрчанта — успешного американского инженера. Джон стоит на фоне величественного холла одного из Нью-Йоркских небоскребов. Стены массивного зала (тот самый зал, который был показан в конце третьего фильма) украшены квадратными модулями, выполненными в форме геометрических фигур, украшенных золотистыми линиями, расположение которых повторяет узоры с граней «Конфигурации плача». Заголовок французского издания гласит: «La Nouvelle Décor Americain: John Merchant et su Chef de l'Oeuvre».

Взгляд демонессы прикован к лицу Джона. Ее тонкие пальцы скользят по глянцевой обложке.

— Повелитель игрушек, — шепотом произносит она. — Наконец, возможность… причина…

Дверь со скрипом открывается. Вальяжной походкой в кабинет заходит Жак. Анжелика украдкой кладет журнал на стол обложкой вниз.

— Я места себе не нахожу в этой тюрьме и ты тоже скучаешь. Хочешь отправимся в путешествие?

— Мы путешествовали, — ворчит себе под нос юноша, не глядя на девушку. — В Индии были.

— Это было в 1949 году! Сейчас популярна Америка.

— Пошла она в жопу. Только и болтают о том, как выиграли Вторую мировую для нас.

— В таком случае прошу разрешения тебя покинуть и уехать в Америку.

— Нет.

— Коротко и ясно. Надеюсь, это твое последнее слово?

— Да.

— Хорошо.

Что-то в ее голосе настораживает Жака. Юноша словно просыпается ото сна и обращает тревожный взор на демонессу.

— Жалкий человечек. Два века назад ты заверил меня, что не допустишь ошибки своего учителя.

Возможно, впервые за две сотни лет на лице Анжелики расцветает улыбка. Челюсть Жака ползет вниз. Все это время он просто жил рядом с бомбой замедленного действия и до конца не понимал этого.

Слезящиеся глаза юноши начинают панически бегать, словно тот старается выискать пути к спасению.

— Эта ошибка стоила де Лилю очень дорого, — играючи произносит принцесса. — Ты побледнел? Наверное, хочешь расслабиться? Почему бы тебе не попросить меня сделать что-нибудь унизительное. Залаять собакой, например, или облизать твой конец?

— Анжелика… я… пожалуйста.

— Скулишь как щенок, повелитель! — Демонесса хлопает в ладоши. — Пришло время тебе подрасти.

Жак не сразу понимает, что та имеет в виду. Только почувствовав боль, глядя, как кожа на руках начинает сморщиваться, он в испуге падает на колени. Вздохнув несколько раз, юноша мистическим образом превращается в седого, беззубого старика.

— Секунда за секунду. Год за год.

— Не-не надо, — шепелявит старик. — Больно…

— Демон, которого вызвал маг, принадлежит заклинателю до тех пор, пока тот не встанет на пути ада. Новая игра продолжится в Америке. — Она берет журнал со стола и швыряет Жаку, на месте которого в центре кабинета дрожит и стонет некое подобие скелета, обтянутого кожей. — Не переживай. Пришлю тебе открытку на день рождения. Сколько тебе уже стукнуло?

Жак все стареет. Ему 150 лет — слезает кожа. 180 лет — крошатся кости. 200 лет…

— Арх… — хрипит он, подавившись собственным вздохом. Из провалов голого черепа вытекают глаза.