Алая ночь - Инна Тронина

Всё-таки молодец Саша Мер – успел сказать жене про ожог! Возможно, его и уничтожили для того, чтобы исключить эту утечку. Может быть, врач знал и больше, но не сказал жене. Интуиция адвоката не подвела. Он правильно сделал, что не стал дожидаться девяти часов утра. Да, всё равно не успел застать Мера в живых. Но его голос – удаляющийся, тихий – был услышан Хенталовым благодаря Машеньке. Девочка-вдова сама ещё не знает, как помогла отцу Сабины.

– Джерри очень любит гулять, – сказала Маша за плечом Энвера.

– Всё собаки это дело любят, – ровным голосом ответил тот.

Маша подкралась на цыпочках, оставив раненого пса под курткой. Сейчас она смотрела вниз, на тело мужа. Отсюда его было хорошо видно. На лице молодой женщины появилась страшная, сардоническая улыбка.

Хенталов протянул Маше поводок. Она взяла, покачала в руке, потом прижала к сердцу. По Каширке в сторону области неслись грузовики, слепили их фарами. Некоторые даже сигналили, чтобы пешеходы отошли подальше.

– Вот этот поводок Джерри всегда в зубах нёс к двери. А вчера вечером упирался и скулил. Не говорите мне ничего, Энвер Хасанович…

Поняв, что осталась вдовой, Маша вдруг тоже испугалась сочувствия и жалости.

– Я поняла, что Сабина – ваша дочка. Вы – настоящий мужчина. Так прячете эмоции… Я постараюсь подражать вам, но только не получится. Но вы подарили мне идеал, к которому надо стремиться. Сабину убили? Пожалуйста, скажите мне правду!

– Теперь я окончательно понял, что убили. Иначе, зачем было уничтожать ещё и врача?

Хенталов уже хотел идти к машине, чтобы позвонить в милицию, но Маша вцепилась в его рукав.

– Не оставляйте меня одну! Мне так страшно…

– Ни за что не оставлю.

Ему вдруг показалось, что рядом стоит Сабина. Точно так же она не отпускала отца от себя ни на минуту, когда погибли Зида и Рудольф.

– Я буду с тобой столько, сколько потребуется, – хоть до утра. Только надо подумать и о твоём «ирландце». Он ведь может остаться хромым.

– Джерри, конечно, бросился на защиту – я знаю. И его ударили.

Маша острыми пальчиками стиснула дрожащий подбородок.

– Он – очень отважный и преданный. Но где ему с бандитами сладить? Саша бультерьера хотел завести, а я боялась. Он же очень свирепый.

– Машенька, от профессионалов не защитит и бультерьер. Кстати, особой смелостью эта порода не отличается.

– Энвер Хасанович, Сашу сбросили с моста? – спросила Маша. – Живого?

– Вот этого я не знаю, – честно признался Хенталов. – Экспертиза установит точно.

– Вы говорите, что работали профи. Значит, муж не может быть живой?…

– Это исключено, к сожалению. Ты видишь, как здесь высоко? Александр Михайлович исполнил свой долг до конца. До самой смерти я его не забуду. Надейся на меня.

– Энвер Хасанович, научите меня так держаться! Я чувствую, что, борясь с собой, теряю сознание, – призналась Маша.

Её знобило и корёжило. Хенталов обнял вдову и повёл через шоссе к машине.

– Поплачь – ты ведь женщина. Никто тебя не осудит.

– Пока не могу, – призналась Маша. – Наверное, это шок. А потом утону в слезах.

– Дома у вас никого нет? – спросил Хенталов.

– Нет. А что?

– Возвращайся в квартиру и вызывай милицию. – Хенталов и сам не заметил, как стал называть Машу на «ты», как Сабину. – А я отвезу Джерри к своему ветеринару. Потом вернусь сюда.

Энвер оглянулся по сторонам. Окрестные дома крепко спали. И у него стали закрываться глаза. Захотелось зевнуть, но пришлось сдержаться.

– Хорошо, я вызову милицию, – механическим голосом сказала Маша. – Но я знаю, что без Саши не выдержу. Пока мне кажется, что это сон.

– Всегда так кажется, – заверил Хенталов. – И мне тоже. При дневном свете я, наверное, ужаснусь.

– Бывает, что горе лечат словом, – начала Маша. – Но для этого оно должно быть мудрым и искренним. Скажите мне такое слово! Я вижу – мы можете. Вы умеете молча любить и ненавидеть. Я учусь на психологическом факультете МГУ. Мне кажется, что вы – типичный человек действия, интроверт*.

– Скорее всего, так оно и есть.

Хенталов повёл Машу к домам, которые будто бы качались под ветром. По бескрайним просторам вокруг шоссе рассыпались огни – фонари, прожектора фары. Он знал, что им с Машей предстоит увидеть своих любимых людей в гробах, услышать казённые соболезнования, пережить похороны и поминки, а потом – беспредельную тоску.

– Мне нельзя подражать, Машенька, – признался Хенталов и незаметно взглянул на часы.

Половина второго ночи. Домой ехать бесполезно. Лучше отдохнуть на Варшавке, в квартире Сабины. И уже оттуда направиться в больницу. Теперь уже никогда не будет той встречи, о которой говорила Елена Семёновна. И придётся ей самой отдуваться за покойного Александра Мера.

– А почему? – удивилась юная вдова.

– Я никогда не говорил своей жене о любви, понимаешь?

– А почему? – удивлённо повторила Маша.

– Потому что действительно любил её.

– А те, кто говорит, не любят? – Маша то и дело вытирала слёзы платочком.

– Знаешь, как считают в моём народе? Это такое поверье. И я хочу, чтобы ты знала о нём. Тебе, надеюсь, ещё долго жить. Всегда лучше пользоваться мудростью, накопленной ранее. Седой Кавказ богат духовно, а это важнее денег. Речь пойдёт о любви, но то же самое можно сказать и о ненависти. Любое святое и сильное чувство нельзя опошлять постоянными разговорами о нём. «Любовь – это цветок, расцветающий в глубине души, но каждое слово любви отрывает у него один лепесток, поэтому нужно остерегаться говорить о ней много. Ведь, бесконечно обрывая лепестки, можно оставить от цветка один стебелёк».

– Потрясающе! – пробормотала Маша.

– Тот, кто клянётся вечно помнить, забудет на второй день. Говорящий о неминуемой мести словами и ограничится. Моя тайна на самом деле – не тайна. Просто я сужу о человеке по делам, а не словам. А теперь иди, быстро вызывай милицию. А мы с Джерри поедем к врачу.

Сабина любила друзей, любила гостей. Восточная щедрая душа, безвременно увядшая роза. Упавшая на лету певчая птичка…

Её посуда вся здесь – перемытая после вечеринки двенадцатого сентября. Всевозможные тарелочки, салатницы, овальные и круглые блюда, чашки, вазы. Есть не хотелось, но Хенталов считал, что позавтракать обязательно нужно. Иначе иссякнут силы, и придёт опасное равнодушие.

При свете солнечного сентябрьского утра он ел творог, найденный в холодильнике у дочери. Прозрачный воздух дрожал за окном кухни. Энвер старался убедить себя в том, что дочь никогда больше не переступит этого порога. Пытался и не мог. Мысль соскакивала с извилин, словно была намыленная. Но при этом внимание полностью сосредоточилось на ожоге.

Толком не представляя себе, как этот самый ожог выгладит, Хенталов всё время думал о нём. Он отвёз несчастного Джерри к ветеринару, потом вернул его Маше, и отправился на Варшавку. По счастью, члены оперативно-следственной группы, приехавшей к трупу Мера, как раз работали на станции.

Ранним утром Хенталов вошёл в квартиру Сабины, скинув у порога грязную обувь. Потом сел в мягкое кресло, закрыл глаза и попытался осмыслить создавшееся положение.

Кое-что прояснилось относительно гибели Александра Мера. Судмедэксперт прямо на месте определил, что его ударили по затылку тяжелым тупым предметом. Скорее всего, на пути он был скинут живым, но находился без сознания. При падении несчастный получил такие травмы, в частности, черепа, что выжить всё равно не мог.

Собаке повезло больше. Шины ей наложили вовремя. И, при хорошем уходе, всё ещё может обойтись. Жаль, что бегать около сабуровских высоток Джерри будет уже без хозяина. Что касается причины убийства врача, то главной версией стало нежелание допустить его встречу с Хенталовым. Ведь никому и в голову не пришло, что отец Сабины не станет дожидаться десяти часов утра, и рванёт ночью через весь огромный город.

И уж, тем более, трудно было представить себе его встречу с Марией Мер. Именно от неё Энвер узнал о странных обстоятельствах кончины своей дочери, и том самом ожоге. Из-за этого гибель врача оказалась бессмысленной, и потому ещё более страшной.

Поспав часа четыре, Хенталов решил осмотреть квартиру дочери – на свежую голову. Не хотелось даже мысленно называть это обыском. Но, вместо скорбных раздумий, сознание заполонили мысли о квартирных делах. Адвокат думал о том, как теперь обустраивать свою и внучкину жизнь.

Когда-то всё кончится, убийцу он найдёт. Трагедия, притупившись и ослабев, канет в прошлое, спрячется в дальних уголках сознания. И надо будет жить дальше. Причём не на Варшавке и не в Медведково, а где-то в третьем месте. Обе приватизированные квартиры можно продать и купить новое жилье. Поскольку мужа и матери у Сабины не было, за ней наследуют отец и дочь. Кстати, надо заняться оформлением опекунства над Иреной.

Вот там и можно будет прописать родственницу, которая согласится ухаживать за внучкой. На новом месте меньше четырёх комнат точно не будет. Если повезёт, то получится и пять. Приняв чёткое решение, Энвер встал, даже вскочил. Теперь нужно всё здесь изучить, чтобы сделать определённые выводы.