Злая мачеха против! (СИ) - Муравьева Ирина Лазаревна

В ответ учитель лишь смеется.

— Только не пытайся быть со мной милой. Не думай, что у тебя плохо выходит, и все же…Мне ты больше нравишься самой собой.

— Коли так, то я попрошу тебя убрался немедля с моей кухни. Я голодна, и впереди еще слишком много дел.

— Да, я согласен что для семейного завтрака с детьми еще рано, — серьезно соглашается Юджин, — К тому же, через час у меня урок в сельской школе.

— Разве от города до поместья не два часа ходьбы? — спрашиваю я, уже заранее зная ответ.

— Нет. Всего сорок минут. Вчера я специально водил тебя лесами, чтобы познакомится поближе.

Я раздумываю над тем, чтобы огреть Юджина сковородкой, но тот уже скрывается с кухни, прихватив с собой огромное алое яблоко.

Однако через пару минут он снова появляется в дверях.

— Эстэлла-очень красивое имя, — говорит Юджин, — До встречи, Эстэлла.

Городская принцесса

Громким стуком по кастрюле, я созываю на завтрак домочадцев. Как я и ожидала-приходят только Арнольд и Амелия. Больше никого в доме не осталось. Это печально, учитывая то, что Хилсноу-большое поместье. С другой же стороны, меньше ртов…

Я разливаю какао, раскладываю по тарелкам кашу с тыквой. Дети не спрашивают, почему мы сегодня завтракаем на черной кухне. Слава луне, у Амелии хватает мозгов самой понять причину, а Арнольд, похоже, слишком утомлен вчерашней работой, чтобы говорить. Однако мальчишка недоверчиво тычет ложкой в кашу и косит на меня недобрым взглядом.

— Желай я тебя отравить, уже было бы сделано, — подсказываю я.

Амелия хихикает, а ее брат все же начинает есть.

После завтрака я приступаю к исполнению плана на день.

В конюшне остался всего один конь-тот, на котором приехал Арнольд. Сыночек, конечно, пытается возражать против того, чтобы я брала его Зубра, но напоминание об украденном мною письме быстро приводит его в себя.

— И Арнольд, — говорю я пасынку, отъезжая от Хилсноу на его коне, — К моему приезду намой полы, начисть кастрюли и отвари говяжий бульон.

Арнольд показывает мне в след неприличный жест. Слабак.

Золушка успевала сделать за день в три раза больше, чем я попросила его сейчас, и у нее оставалось время плести против меня хитроумные интриги со своей крылатой крестной.

Столица встречает меня шумом, грязью и сильным дождем. Так что, войдя в банк, я меньше всего напоминаю утонченную графиню Соцкую, а больше похожа на нищенку, нашедшую на помойке яркие лохмотья. Поэтому клерк заставляет меня выждать целый час перед тем, как принять. Когда же мы с ним входим в банковскую ячейку мужа, то я нахожу там то, что и ожидала: пыль и паутину. И все же: кое-что у меня еще есть…

На финансовой консультации я предлагаю оценить мое колье, подаренное мужем в день прощального бала. И да)цена его баснословна. Только вот оказывается, что взято оно в прокат у того же банка, и я еще и денег должна за это чудо.

Счет за колье ложится в стопку к остальным счетам, а я получаю-таки финансовую консультацию по поводу того, кому и как лучше уплачивать долги в первую очередь.

Из банка я выхожу с меньшим, чем вошла.

Вечер в столице полон огней. Рестораны. Кафе. Театры. Яркая жизнь бомонда манит, призывая меня. А может к черту все? Сменю имя. Сбегу с бродячим театром, как малышка Жоржетта. Мне всего тридцать восемь лет. И еще можно чуточку помечать.

Задумавшись, я не замечаю, как выхожу к главному проспекту. На нем, как всегда, гуляет толпа зевак. Сегодня все их лица повернуты в одну сторону — на прекрасную золотую карету, проезжающую по улице. Карета открытая, и я прекрасно вижу восседающую в ней пару. Молодой человек с короткими черными волосами, облаченный в снежно-белый мундир с позолотой, и его спутница. Нежно-золотая блондинка, с кожей как лепесток розы. Платье на ней подобно облаку синих кружев. И в волосах блистают алмазные звезды. Блондинка лишь слегка машет рукой, но толпа встречает ее оглушительными возгласами приветствия.

Золушка.

Кажется, я одна в этом городе, кто не рад видеть королевскую чету.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Впрочем…

Внезапно, Золушка смотрит в толпу и взгляд ее останавливается на мне. Это всего мгновенье, но я знаю — она видела меня. В ответ — я улыбаюсь своей фирменной холодной улыбкой.

Где-то в толпе взрывают праздничную хлопушку. Золушка подпрыгивает на месте. На секунду теряет меня из поля зрения, а когда ее глаза снова начинают искать меня — я уже скрылась в темноте прилегающей улочки.

Пускай простушка думает, что ее преследует призрак. Или что ее крыша совсем съехала…

Зато теперь у меня есть небольшой план, как нам выбраться из долгов…

Вернувшись в Хилсноу, я первым делом поднимаюсь в комнату к Амелии. Та еще не спит, а лежит на тахте, скрестив ноги и, как вы думаете, что? Читает!

В доме не осталось ни одной прислуги, денег кота наплакал, но Амелия, конечно же, занята книгой.

— Добрый вечер, матушка, — добродушно говорит мне девчонка, едва поднимая глаза, — Как вы съездили в город?

— Более чем увлекательно, — отвечаю я.

— Вы хотите пожелать мне доброй ночи? — Амелия откладывает книгу, и я надеюсь, что девчонка не бросится меня обнимать. Иначе — я не ручаюсь за себя в конце этого дня.

— Не совсем, — отвечаю я, — Но мне надо кое-что у тебя спросить.

— Да, маменька?

— Амелия, дитя мое, есть ли у тебя фея-крестная?

— Фея-крестная? — с удивлением переспрашивает Амелия.

— Да. Фея-крестная. Или просто знакомая фея. Может у тебя есть какой-нибудь талисман-хранитель? Дядюшка-маг? Или хотя бы добрый гном, желающий тебе счастья?

— Нет, таких точно нет, — четко отвечает Амелия, — И я читала…

Но что там читала Амелия меня уже не интересует. То, что я хотела узнать — я узнала.

Я выхожу из ее комнаты и направляюсь в кабинет мужа. Там, взяв последнюю пачку волшебной бумаги, я начинаю писать. Несколько десятков писем. Одно за другим. Повторяя во всех одно и то же.

И лишь последнее письмо — несет совсем иной характер. Его я пишу долго. Аккуратно. И улыбаюсь, представляя, как оно достигнет своего получателя.

Наконец я подхожу к окну. Распахиваю его на полную и кладу все свои письма на подоконник.

Волшебная бумага называется не просто так. Редкая, дорогая, она превращается в птиц, которые сами находят своих получателей.

И вот уже стая белых голубей разлетается из окна кабинета. Последнее же письмо превращается в черного ворона, отражая настроение, с которым я его писала.

— Лети, хороший мой, — глажу я ворона по перышкам, — И принеси Золушке весточку от меня.

Ворон клюет мой палец, кровь падает на его перо, чтобы потом превратиться в алую печать. Я выпускаю его и очень скоро он растворяется во тьме.

Остаются лишь…

Утром я застою Арнольда и Амелию на кухне. Первый-чистит кастрюли, которые я приказала надраить еще вчера. Вторая — читает ему книгу о том, как лучше эти самые кастрюли чистить.

— Доброе утро, маменька, — приветливо щебечет Амелия.

Арнольд молчит. По его внешнему виду я догадываюсь, что у парня сильно болит голова. И виной тому вовсе не осенняя погода. Мой третий муж был такой. Падкий до девок. Гулёна. Под конец он упал с балкона на спор. Вернее, спорил он конечно не о том, чтобы упасть с балкона. Насколько я знаю эту историю, мой тогдашний муж поспорил со своей тогдашней любовницей, что сможет пройтись на руках по карнизу. Но не смог. Правда, умер бедолага вовсе не от падения. Балкон был лишь на втором этаже. Но звезды сыграли с моим третьим такую злую шутку, что как раз в момент балконного фиаско к дому подъезжал законный муж любовницы. И тому уважаемому человеку было никак не объяснить феномен падающих голых людей в районе балкона его жены…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Ей богу, мне было жаль третьего. Мы жили душа в душу. Он не мешал мне, я не мешала ему.

В этот момент на кухне показался господин учитель. Или Юджин, как я теперь, притворяясь другом, должна его называть.