Стальной Лев Революции. Восток.Книга вторая - Иван Евграшин

Пока я размышлял над шифрограммами, присланными Железным Феликсом, и составлял ответ со своими рекомендациями на них, пришло телеграфное сообщение от Фрунзе, в котором Михаил Васильевич сообщал, что Челябинск занят Красной армией. Дивизии, державшие центр обороны города, прекратили сопротивление и сдались в плен, тем самым, открыв город на направлении главного удара большевиков. Отдельные небольшие части и группы колчаковцев пытались вырваться из города в направлении на Екатеринбург. Это был единственный путь к отступлению, после того как красные перекрыли путь отступления на Курган, выйдя на восточную окраину Челябинска и блокировав железную дорогу Челябинск-Курган. Очаговое сопротивление колчаковцев в самом городе еще продолжалось, но ключевые точки Челябинска, также как и железнодорожные станции и депо уже были под контролем красноармейцев.

Авантюрный приказ генерала-майора Лебедева бросил в наступление последние резервы белогвардейцев. Плохо подготовленные, «сырые», деморализованные наступлением большевиков и плохо оснащенные части колчаковцев были перемолоты во встречных боях превосходящими силами красных. Второй Уфимский корпус, Третий и Шестой Уральские корпуса и бригады оренбургских казаков были уничтожены полностью вместе со своими штабами. Правда, в это время корпуса были корпусами только по названию.

Сильный мороз тоже внес свою лепту в дезорганизацию отступления белых. Многие из них замерзли.

Большое количество солдат и офицеров армии Колчака попали в плен.

Дорога на Курган и Омск была открыта.

***

Челябинск.

Железнодорожная станция. 22.00.

Я стоял на перроне, провожая уходящие на Омск эшелоны Особой ударной группы.

Фрунзе сдал командование Четвертой армией своему заместителю Зайончковскому. Они с Камо еще раз обсудили все возможные детали предстоящей операции. Тер-Петросян и чекисты были настроены самым решительным образом, как и красноармейцы, которые осознавали всю важность и сложность предстоящей операции.

Эшелоны Особой группы прибыли на станцию Челябинск в девять часов вечера. За прошедший час от эшелонов были отцеплены «овечки», тащившие составы из Бугульмы, разведены пары на паровозах серии «С», проведены последние проверки подвижного состава. В это время я выступил с краткой речью и последним напутствием перед бойцами и командирами. Говорил недолго, еще раз напомнил о важности акции в Омске. Сказал о том, что Владимир Ильич очень болеет за это дело и держит его на личном контроле. Попросил не подвести Ленина, партию и меня лично. На этом закруглился. Да и холодно было. Потом попрощались с Фрунзе и Тер-Петросяном.

Фрунзе сильно волновался.

— Лев Давидович, даже не знаю, что сказать. Скажите — «С Богом!» — что ли на прощание, хоть я и не верю в него.

— Мы все в него не верим. Может я вас на всякий случай «Капиталом» перекрещу, иконы-то все равно нет? — улыбнулся я в ответ и мы рассмеялись.

— Хороший, кстати вариант. Как я раньше не додумался? — Камо оценил шутку и смеялся вместе с нами.

— Крестить я вас не буду, товарищи, даже «Капиталом».

Товарищ Дзержинский сообщил мне, что восстание в Омске должно начаться сегодня ночью. Ваша задача успеть. Больше говорить ничего не буду. Сами все знаете и понимаете. Пожелаю удачи и, как говорят, ни пуха, ни пера.

— К черту! — мои товарищи поднялись в вагон, и эшелон сразу тронулся.

Глядя вслед уходящим составам, я мысленно крестил каждый на удачу. Потом усмехнулся про себя словам Михаила Васильевича.

— «Верю в Бога, не верю… Как тут не верить в него, если я родился в уже не существующей стране, при том, что стою в начале девятнадцатого года на перроне Челябинска, в той же самой стране, которой нет пока еще ни для кого на Свете, да еще и с Троцким внутри? Смешные».

Эшелоны, набирая скорость, уходили в сторону Кургана. Огни последнего из них уже скрылись в январской темноте, а я все стоял на перроне, глядя им вслед, и почему-то думал о том, что Церковь конечно надо отделить от государства, а то Синоду только бы средства государственные получить и попилить, но и о Боге забывать нельзя. Слишком хорошо я помнил, что из этого получилось.

— Лев Давидович, — окликнул меня мой секретарь. — Пойдемте в вагон. Холодно. Не дай Бог, простынете.

— Пойдем, Миша, — я направился к своему поезду, но, услышав далекий протяжный паровозный гудок, остановился. Повернул голову и посмотрел в ту сторону. Небо было темным. Пошел густой снег. Глазман деликатно кашлянул, привлекая мое внимание.

— Уже иду, Миша. Действительно холодно.

Поднявшись в вагон, я в последний раз бросил мимолетный взгляд туда, где в темноте Зауралья лежали пока еще в тишине Курган и Омск.

Дверь вагона закрыли, поезд тронулся. Мы поворачивали на Екатеринбург. Части Четвертой армии заняли город, зачищали последние очаги сопротивления колчаковцев и готовились к продвижению на Курган. На екатеринбургское направление Сергей Сергеевич Каменев выводил передовые части Пятой армии. Первая армия была в резерве командования фронтом.

От меня уже ничего не зависело, и помочь своим товарищам из омской группы я не мог. Оставалось ждать от них вестей и надеяться на лучшее.

Эшелоны рвались на Восток.

Глава 3

Яков Блюмкин и его террористическая группа отдыхали на конспиративной квартире. Хозяином дома был один из омских большевиков — Виктор Казаков. Адрес и пароль Блюмкин получил лично от Дзержинского, который знал Казакова еще с дореволюционных времен. Виктор в 1906 году отморозил ноги, следуя зимой пешим порядком по этапу на каторгу, откуда умудрился бежать весной 1907 года. В 1909 году из-за болезни ног отошел от активной революционной работы и осел в Омске под именем Владимира Рожковца, устроившись на работу в железнодорожную кассу билетером. С того времени Рожковец так и продолжал работать на железнодорожной станции, которая находилась рядом с его домом. Дом ему помогли купить товарищи по партии. На этой мало кому известной явке, была перевалочная база для членов партии большевиков, которые бежали из Сибири с каторги и из ссылок. База существовала уже 9 лет. Пользовались ей редко, в 1917 году была законсервирована, но не заброшена.

Яков не переставал удивляться продуманности и работоспособности Рожковца, настоящего имени Дзержинский ему по каким-то своим причинам не сообщил. Человек подошел к обустройству убежища с выдумкой и, можно сказать, с любовью.

В подполе дома находился погреб, рядом с которым хозяин квартиры выкопал еще один, больший по размеру. Проход в тайник, обшитый внутри деревом с нарами и печкой, труба которой была хитро подведена к трубе печи в доме, осуществлялся через небольшой лаз в углу первого погреба. В схроне могли разместиться восемь человек, был запас продуктов и воды недели на две, отхожее место, пользоваться которым без особой необходимости не рекомендовалось. Самым интересным было наличие тридцатиметрового подземного хода, который был прокопан под дорогой и выходил в один из заброшенных складов, находившихся через дорогу.

Когда Блюмкин спросил хозяина, кто все это сделал, тот пожал плечами и ответил, что все делал сам, иначе за десять лет со скуки бы умер. Яша не знал, что кроме этого, есть еще один, маленький тайник на двух человек.

Боевая группа состояла из семи человек и была нацелена на проведение диверсий на железной дороге, поджоги складов и уничтожение телеграфного сообщения в тылу противника. В составе группы было четыре минера, два боевика и Блюмкин, который был старшим. Остальные знали его под псевдонимом «товарищ Николай».

Переброска через линию фронта была проведена под видом дезертиров. Ехали на ямщиках, стараясь избегать больших деревень. Попав в тыл колчаковцев, и добравшись на перекладных до пригородов Уфы, «дезертиры» превратились кто в «блатных», которые ограбили в Бугульме отделение банка, застрелив при этом несколько чекистов, а кто в железнодорожников, следующих в Омск по командировке. Документы несколько раз проверяли, но у липовых железнодорожников они были, а «блатные» предпочитали откупаться от проверяющих.

В Омске группа собралась, добрались без потерь, и через Рожковца устроилась в полном составе ремонтниками на железную дорогу. Взрывчаткой и минами разжились уже в городе, ограбив минный склад. Боевики, в дороге изображавшие «блатных», действительно были прожженными уркаганами и смогли аккуратно вырезать малочисленную охрану склада. Остальное было делом техники. На том же складе был изъят ручной пулемет «Шоша», гранаты, патроны.

Группа перешла на нелегальное положение вечером 10 января, изобразив перед этим массовый запой и гуляние всей бригадой по случаю именин бригадира. Бригадиром на железной дороге был сорокалетний уголовник-рецидивист Антип Прохоров, по прозвищу «Пика». Холодным оружие он владел мастерски. Антип был из казаков, но какая-то нелегкая занесла его лет двадцать назад в тюрьму. Так и пошел по этой дорожке, пока судьба не привела его в ВЧК.