Журнал «Вокруг Света» №05 за 1975 год - Вокруг Света

Василий видел, как Костя, словно кузнечик, прыгал с платформы на платформу и лил мазут на обнаженные оси. Когда Костя замечал Василия, выглядывавшего из будки, то успокаивающе помахивал рукой: мол, все, как надо, командир, едем.

...Март 1943-го, Тихвин. Над станцией, запутавшиеся в инее веток и проводов, мигали холодные звезды. Еледин, поскрипывая снегом, постукивая нога об ногу, ходил вдоль состава. Грузили уголь. Неожиданно резанул противный голос сирены. Вечер раскололся выкриками команд, надвигающимся гулом «юнкерсов», воем падающих бомб.

Внезапно перед глазами словно лопнула земля и высоко в небо выплеснула из себя пламя. Вокруг заметались тени, неровный свет вырывал то бегущих людей, то санитарный поезд, стоявший на соседнем пути. Одна из бомб попала в цистерны с горючим.

Василий на мгновенье оцепенел. «Рядом же вагоны с боеприпасами», — мелькнула мысль. Он кинулся собирать бригаду.

Ребята в один момент размотали шланги, подключили их к кранам. Вода била из двух шлангов, повисала над огнем и тут же испарялась.

— Открыть эверластинг! — выкрикнул кто-то.

В паровозе накачали в котел воду, открыли кран эверластинга. Вырвавшись, пар стал подминать пламя. Состав был спасен.

А самолеты волнами шли на станцию. Грохот рвущихся бомб сливался с выстрелами зениток. Вот, описав красную дугу по небу, рухнул «юнкере».

Отцепили и потушили горящие вагоны, отогнали на запасной путь санитарный поезд, вырвали у огня маневровый паровоз. Бомбежка длилась всю ночь: на станцию было брошено около 250 самолетов. Фашисты никак не хотели пустить продовольствие и снаряды в Ленинград.

Около зениток у раненых бойцов примостилась Татьяна Лысова, такая же чумазая, обожженная, как и все. Только что она вместе с другими отцепляла горящие вагоны. Не чувствуя ожогов, сбрасывала тяжелые стяжки сцепления, а сейчас старается получше перебинтовать солдат. Кончились не только бинты, даже нательное белье. Морщась, Татьяна поглядывает на свои обожженные руки — как такими перевязывать...

Как-то в весеннюю распутицу на тяжелом подъеме паровоз забуксовал. Враг почувствовал что-то неладное, начал гуще обкладывать снарядами. Состав тяжелый, идет на подъем трудно, а песку нет, чтобы подсыпать. Тут Татьяна возьми и спрыгни с паровоза и лопату прихватила. Осколки посвистывают, она прислушивается, но сама песок с полотна пригребает, чтобы рельсы посыпать. Так же молчком вернулась на паровоз, словно ничего и не было.

...Спустя немного времени елединцы, смущенно подталкивая друг друга, выходили на сцену в деповском клубе: на пиджаки и свитера им прикрепили медали «За оборону Ленинграда». Тем же утром они отправились в очередной рейс. Это был последний рейс Татьяны.

Прямое попадание — снаряд разворотил крышу. Татьяну убило наповал.

...Василий Еледин вынес ее на руках из турного вагона. Могилу рыли всей бригадой, похоронили около входных стрелок станции Поляны. Молча постояли, сняв шапки, молча пошли к составу. Паровоз, Танин паровоз, дал три коротких свистка, будто птица тревожно вскрикнула...

Хотелось ей стать больше всего машинистом, даже курсы специальные окончила. Когда ребята примолкали от усталости, любила Таня повторять: «Наш паровоз привычный, все выдержит».

Торопятся на работу люди ленинградским белесым утром. Идут мимо Вечного огня на Марсовом поле, по Невскому, мимо дома у Главного штаба, где на колонне тревожат в наши спокойные дни слова: «Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна».

...Привычно чувствует себя Еледин в кабине тепловоза, вглядываясь в раздвигающийся горизонт. Только видится подчас Василию Алексеевичу иная дорога, вздыбленная черными разрывами снарядов, паровоз ЭШ-4375, на котором он совершил первый рейс в осажденном Ленинграде... Паровоз этот поставлен теперь на вечную стоянку на станции Ладожское озеро.

Своими воспоминаниями о нескольких рейсах в осажденный Ленинград поделился с нашим корреспондентом Василий Алексеевич Еледин.

В. Лебедев

После гибели Бриллианта

В № 6 за 1974 год в подборке «Круг с «Бриллианта» мы рассказывали об одном из героических эпизодов Великой Отечественной войны. Осенью 1944 года в Карском море сторожевой корабль СКР-29 «Бриллиант», подставив свой борт вражеской торпеде, спас транспортное судно с военным грузом, идущее в составе каравана на Диксон. Редакция получила много откликов, и среди них было письмо Анатолия Федоровича Терентьева, бывшего старшего матроса корабля охранения АМ-120, который по приказу командира конвоя остался спасать экипаж «Бриллианта». В дни празднования 30-летия Победы мы продолжаем рассказ о славном экипаже АМ-120 и вспоминаем тех, кто отдал свою жизнь во имя Победы.

Наш корреспондент встретился с А. Ф. Терентьевым.

— Анатолий Федорович, когда началась война, вы служили мотористом на подводной лодке. В 1943 году получили назначение на АМ-120 и вплоть до победы воевали на кораблях конвоя... Находясь во время боя постоянно в чреве корабля, в машинном отделении, вы как бывший подводник, наверное, хорошо представляли себе ситуацию, возникшую на рассвете 23 сентября 1944 года?

— Я услышал сигнал боевой тревоги в третьем часу ночи. Бросился к люку. Спустившись в машинное отделение, приступил к своим обязанностям по управлению первой машиной. Телеграф выдает команды, и понимаешь, что корабль маневрирует. После первой же встряски стало ясно: начали бомбометание. Находясь в машинном отделении корабля, не видишь, что происходит на поверхности, и только своими нервами и мышцами, всем телом, ощущаешь маневр и точно выполняешь команды, четко набираешь или сбавляешь обороты машины. Ногами чувствуешь постоянный крен на один борт и понимаешь, что корабль ходит по кругу и акустики нащупывают подводную лодку...

Неожиданно телеграф показывает «Полный вперед», без всякого «Малого» и «Среднего». Тут же корабль стал атаковать подводную лодку глубинными бомбами. Мне сейчас трудно вспомнить, сколько это продолжалось. Потом услышал отдаленный взрыв большой силы. Тогда я еще не знал, что делается наверху, и только позднее, на перекуре, где мы встретились с ребятами с боевых постов, мне рассказали, что мы шли в кильватере за «Бриллиантом», который подставил свой борт торпеде. Она была направлена на транспортное судно, и командир корабля, старший лейтенант Маханьков, понимая, что транспорт не сумеет увернуться, принял удар на себя. Я узнал, что нам удалось подобрать только двоих из героического экипажа. Один скончался еще в шлюпке, а второй — после того как был поднят на борт корабля. Шлюпки мы оставили в море. Едва подняли людей, как акустик доложил, что слышит вражескую лодку. Остановка даже на считанные секунды грозила торпедной атакой.

— Подводная лодка ушла или вы снова встретились с ней? Ведь, насколько я понимаю, задача АМ-120 состояла не только в том, чтобы спасти кого возможно из экипажа «Бриллианта», но и в том, чтобы отвлечь подводную лодку от каравана транспортных судов и при возможности потопить ее...

— Караван ушел, а с лодкой мы встретились... После отбоя боевой тревоги корабль еще долго находился в готовности номер один и продолжал прочесывать квадрат за квадратом холодные воды Карского моря.

Часов в восемь утра дали полный отбой, и я пошел отдыхать в носовой кубрик. Очнулся от сильного удара о переборку и услышал топот бегущих по трапу наверх. Почувствовал что-то неладное. Корабль накренился. Слышу характерный шум, как будто вода заполняет отсеки. Я кинулся к койке своего напарника — сибиряка, молодого парнишки. Он очень любил спать, и обычно на вахту его приходилось будить по нескольку раз.

— Быстрее... Вставай! — Кое-как поднял его, а сам — к трапу и в люк машинного отделения, на свой пост.

Пока добирался, заметил, что на всем корабле горит только аварийный свет, но в машинном отделении главный двигатель работает нормально. Я инстинктивно подошел к телеграфу — 290 оборотов — норма, но в чем дело? Почему горит только аварийный свет? Кричу: «На мостике... на мостике», — и все думаю, почему не горит основное освещение?

«Вырубилось», — думаю. У нас три вспомогательных двигателя для электропитания: один в кормовой машине и два в носовой — они работали по очереди. С мостика никто не отвечает. Наконец кто-то подошел. По-моему, голос был не командира. Докладываю:

— Главная машина работает нормально...

— Какое нормально... — оборвал меня голос с мостика. — Нас торпедировали, мы потеряли ход. Останавливай главную машину, обеспечь питание на корабль. Я быстро остановил машину и стал готовить вспомогательный двигатель к запуску, а сам думаю: «Наверное, торпеда была акустическая, идущая на шум винтов». В машину спустился командир отделения электриков, мой друг, самый закадычный...