Виктор Цой. Последний герой современного мифа - Виталий Калгин

По воспоминаниям очевидцев, Гребенщиков тоже был в «Трюме», но пропустил слова Троицкого мимо ушей и впервые официально услышал Цоя только в электричке, когда ехал с одного из своих квартирных концертов в Петергофе. И вот тогда БГ, как и Троицкий ранее, был поражен талантом и искренностью юного музыканта.

Борис Гребенщиков:

Они подсели ко мне: «Можно мы песни споем?» Ну, я хоть и был выпивши легкого вина, ну, интересно, и все равно в электричке делать нечего: «Ну давайте». Спели мне две песни. Первая была никакая, вообще ноль, а вторая была бриллиант просто сразу – «Мои друзья». У меня челюсть отвисла…[46]

Сегодня многие утверждают, что именно они познакомили Цоя и Гребенщикова. Поэтому история этой судьбоносной встречи стала мифом. Троицкий и по сей день доказывает, что «это именно я», Тропилло говорит, что «именно на своем дне рождения я их лично познакомил» и так далее и тому подобное. Но единственный человек, который может знать наверняка, как именно это случилось (поскольку он являлся непосредственным свидетелем), – это Алексей Рыбин.

Алексей Рыбин:

Никто их не знакомил. Они просто встретились в электричке и познакомились. Вместе со мной. Вот и все. Я Бориса знал еще раньше, но не близко.

Мы менялись пластинками на «толчке». Сейчас никто уже не скажет, как все было на самом деле… Подозреваю, что Троицкий Цоя тогда еще сам не знал. Я не помню, «Трюм» был до или после «Дураков и Гастролей». Но и на «Дураках» Цой на Троицкого большого впечатления не произвел. Там главным был «Свин». А Цой вообще находился в тени. У него и песен-то, кроме «Идиота», не было. А «Идиот» была слишком сложная песня для восприятия на панк-вечеринках[47].

Кстати. Есть еще один нюанс. Почему-то всегда считалось, что БГ в момент знакомства с Цоем и «Рыбой» был один. Но это не так.

Всеволод Гаккель:

Как гласит легенда, сто раз кем-то пересказанная, Боб познакомился с Цоем в электричке. Только история почему-то умалчивает тот факт, что там были и все прочие участники группы «Аквариум», поскольку мы все возвращались со свого концерта[48].

Компания «Свиньи» постепенно перестает интересовать Цоя и Рыбина, и они все больше сближаются с Майком и Борисом Гребенщиковым, постепенно превращаясь из панков в «новых романтиков».

По мнению многих знакомых Цоя, именно Майк стал для Виктора своего рода гуру, которому он показывал свои новые песни. И именно Майк, дождавшись, когда Цой достигнет определенного уровня, нежно передал его БГ.

Алексей Рыбин:

Поскольку мы любили группу «Аквариум», в силу того что были точно такими же уродами, как и «Аквариум», и не любили группу «Мифы», то всегда хихикали над доморощенным хард-роком отечественного производства, который пел о том, что нужно открыть дверь и впустить свет… Об этом все пели. БГ об этом не пел и тем был нам мил. А Майк вообще пел про портвейн[49], баб и все остальное, чем просто нас обаял. И мы не могли не подружиться с Гребенщиковым, потому что других людей просто не было[50].

Общение Цоя с Пановым сводится к случайным встречам на тусовках, поскольку компания Гребенщикова откровенно претит «Свинье» и его окружению.

Здесь уместно упомянуть об одной истории. Как-то «Свинья», впервые приехав в Москву (а-ля молодой ковбой), пришел в «Салун Калифорния» на Самотеке и, распахнув дверь «учреждения» ногой, заявил: «Ну вы, бля, я „Свинья“, мы на гастроли приехали!» В ответ он услышал: «А я „Хозяин“. Но ты, бля, можешь звать меня просто – Лёлик». Этот Лёлик (обладавший внушительным ростом и развитой мускулатурой) стал как бы телохранителем «Свиньи», который, будучи настоящим панком, постоянно влипал в истории. И вот на одном из квартирников в Москве (у Владимира Левитина) Цой, игравший с «Рыбой», случайно столкнулся со «Свином». Крепко выпивший Панов начал обвинять Цоя в мажорстве и даже назвал его сопливой эстрадой. Цой же парировал словами: «А ты все дерзаешь? Ну-ну, дерзай» – и похлопал того по щеке. И едва не попал под удар Лелика, который расценил движение Цоя как нападение на «Свинью»… Конфликт, конечно же, был улажен, но «Свин» неоднократно потом упрекал Цоя и «Рыбу» в мажорстве, что вызывало у них жгучее раздражение, не меньшее, чем когда их называли панками, которыми ни Цой, ни «Рыба» себя не считали.

Итак, новъми учителями Цоя и Алексея Рыбина стали Майк и БГ, то есть можно суверенностью сказать, что наставников Виктор и Алексей выбрали себе безошибочно.

Алексей Рыбин:

Кстати, творчество Гребенщикова Панов действительно не любил. Он называл Бориса Борисыча Гробощенковым и морщился, когда мы с Цоем подбирали на гитаре песни с только что вышедшего «Синего альбома». Но он никогда никому и ничего не запрещал. Если уж ты попадал внутрь его квартиры, то дальше мог любить любую музыку и любых исполнителей[51].

Евгений Титов:

Есть же большое интервью со «Свиньей» о Цое, там он сам подробно про все говорит. И даже не пьяный (вроде), так что, скорее всего, как он там говорит, так все и было. И даже то, что Цой перекинулся в компанию Гребенщикова, – так «Свинья» сам говорит, что это было правильно, так как с ними Цой больше смог сделать, вышел на другой уровень[52].

Андрей Чернов, музыкант группы «Автоматические удовлетворители»:

Я никого не хочу обидеть, но Андрюхе были глубоко по х… и Цой, и Гробощенков, и многие другие… Для него этого не существовало, о чем он и сказал Цою. Тот и телефон «забыл» после этого[53].

Впоследствии Цой действительно почти не пересекался с Пановъм, разве что на фестивалях рок-клуба.

Андрей Панов:

Я еще некоторое время звонил ему, но… Один раз, правда, он сам позвонил, когда у него сын родился. Хотел пригласить на день рождения. Но я, естественно, был пьян, зачем-то ему нахамил и бросил трубку. Вот и все.

Один раз мы встретились в рок-клубе. Как говорил Зиновий Гердт в фильме «Соломенная шляпка»: «Вы еще когда-нибудь виделись с вашей женой?» – «Да». – «Ну и что же?» – «Мы раскланялись». Так и мы с Цоем – даже не поговорили, вынужденно поздоровались, и все[54].

Николай Кунцевич, музыкант:

Впервые я узнал о Викторе Цое в 1982–1983 годах, услышал на кассете (тогда были кассетные магнитофоны) песни: «Восьмиклассница», «Алюминиевые огурцы», собственно говоря, группу «КИНО». А потом я узнал, что там поет Виктор Цой. Когда мы виделись с Андреем Пановым, мы никогда не говорили о Викторе Цое. У нас были другие темы для разговоров. О том, что Виктор играл с Андреем, я узнал из воспоминаний Алексея Рыбина, прочитав об этом в его книге…[55]

Как было уже сказано выше, удачные выступления с «АУ» в Москве и последующие тусовки сблизили Виктора и Алексея Рыбина, и все это вылилось в совместную поездку (в компании с общим другом – Олегом Валинским) в Крым, в поселок Морское. Море, пляж, местное вино в трехлитровых баллонах и горячее желание реализовать творческий потенциал привели к тому, что именно там, в Морском, были впервые произнесены вслух слова о создании новой группы, которую с ходу окрестили «Гарин и Гиперболоиды». Отдых был совершенно забыт, и, вернувшись в Ленинград, молодые музыканты с головой погружаются в репетиции.

1982–1986

«Сорок пять»

Итак, работа, начатая еще в Морском, не прекращалась и по возвращении в Ленинград. Виктор, Алексей и Олег непрерывно репетировали дома, отдавая предпочтение той из их квартир, где отсутствуют родители. В результате упорного труда к осени 1981 года была готова идеально отработанная сорокаминутная программа, которую было не стыдно показывать кому бы то ни было.

Олег Валинский, музыкант первого состава «КИНО»:

Название «Гарин и Гиперболоиды» родилось от Гребенщикова. Цой уже был с ним знаком. Когда все началось, Цой обратился к Гребенщикову: мол, хотим играть, как назваться? Боб сказал: «Ну, назовитесь „Гарин и Гиперболоиды“». И все, больше мы об этом не думали[56].

Алексей Рыбин:

Нам ужасно нравилось то, что мы делали. Когда мы начинали играть втроем, то нам действительно казалось, что мы – лучшая группа Ленинграда. Говорят, что артист всегда должен быть недоволен своей работой, если это, конечно, настоящий артист. Видимо, мы были ненастоящими, потому что нам как раз очень нравилась наша музыка, и чем больше мы торчали от собственной игры, тем лучше все получалось. Это сейчас вокруг Цоя создана легенда и он воспринимается всеми как «Ах, какой загадочный и Богом отмеченный…». А он был совершенно обычным, неоригинальным и заурядным парнем. Который просто вдруг начал писать хорошие песни. Всё. На этом, как говорится, «точка, конец предложения». Ничего сверхъестественного в нем не было вообще[57].

Павел Крусанов:

Где-то с августа 1981-го Цой, одолжив у меня бонги, цилиндры которых были покрыты ярким малахитовым пластиком, вместе с «Рыбой» и Валинским усердно репетировал акустическую программу. «КИНО» в ту пору еще не родилось – группа называлась «Гарин и Гиперболоиды». Носитель редкого мелодического дара, Цой, разумеется, царил здесь безраздельно. Секрет заключался в эксклюзивной формуле вокала. Цой вел основную партию, а «Рыба» с Валинским заворачивали этот добротный продукт в такую, что ли, неподражаемо звучащую обертку. У Валинского был чистый, сильный, красивый голос, кроме того, он довольно долго и вполне профессионально пел в хоре – таким голосовым раскладкам, какие он расписывал для «Гарина…», позавидовали бы даже Саймон и Гарфункел. Цоевский «Бездельник» («Гуляю, я один гуляю…»), под две гитары и перкуссию, грамотно разложенный на три голоса, был бесподобен. Возможно, это вообще была его, Цоя, непревзойденная вершина. Я не шучу – тот, кто слышал «Гарина…» тогда вживую, скажет вам то же самое (тропилловская запись альбома «45», составленного из песен той поры, делалась, увы, уже без Валинского, пусть и с участием практически всего «Аквариума»)[58].