Виктор Цой. Последний герой современного мифа - Виталий Калгин

Характерно то, что это вовсе не казалось нам бестактным: все смеялись, даже бедный «Пиня»…[23]

Максим Пашков:

Надо отдать должное Виктору Цою. Он хотя и участвует в этих мероприятиях (спали и мылись все вповалку, голыми), но на фоне других сохраняет человеческое лицо, чувство юмора и не опускается до пошлости. Цой «был гораздо консервативнее всей остальной компании и в наших „забавах“ никогда не шел до конца. Наверно, это шло от какой-то его внутренней застенчивости… В нем никогда не было разнузданности»[24].

Осенью 1980 года группа Максима Пашкова, в которой играл на басу Виктор Цой, распалась, потому что Максим, лидер группы и автор песен, утратил интерес к занятиям музыкой. Он поступил в театральный институт на курс В. В. Петрова и ушел с головой в театральную жизнь, вследствие чего музыкальная активность «Палаты» практически сошла на нет. В результате Цой еще больше сблизился с компанией «Свиньи».

В начале 1981 года «Палата № 6» выступила на сейшене в общежитии СПбГТИ на улице Здоровцева в компании с «Пеплом», где к ним присоединился флейтист Борис Ободовский из только что распавшегося «Пилигрима», но той же весной «Палата № 6» окончательно ушла в прошлое.

Евгений Титов:

Когда «Свинья» поступил в театральный институт в 1979 году, отец ему передал каким-то образом в подарок некоторую сумму денег, и эти деньги все были потрачены на музыкальную аппаратуру. Также что-то добавила Лия Петровна. Весь аппарат стоял дома, включая барабанную установку. И начались почти ежедневные домашние репетиции и веселье. Угрозы соседей, приходы участкового, милицейских нарядов – мама отбивала все наезды. И в конце концов договорились, что до 19.00 можно греметь и «репетировать» как угодно, но не позже. Это всех устраивало. Тогда же он познакомился с Цоем и «Алконом» (Максим Пашков), и у «Свиньи» репетировала «Палата № 6» – группа, в которой Цой играл на бас-гитаре. У Цоя тогда еще не было собственных песен. Его тогда выгнали из реставрационного училища, а «Свинья» бросил театральный и нигде не работал. Они почти каждый день проводили вместе на Космонавтов, у «Свиньи» дома или где-то еще. Так было года два, пока Цой не «переметнулся» в компанию Гребенщикова[25].

Андрей Панов:

А я как раз в это время свалил из театрального, ни черта не делал. Сидел дома, играл на гитаре, группу подыскивал. Сам до этого полгода как за гитару взялся. Аппаратуру купил, меломанство забросил… Поступал в институт, и тут на мои плечи падают полторы тысячи деревянными – от папы. Мой папа свалил из страны законным путем в семьдесят третьем. И по их правилам, если ребенок учится, бухгалтерия оплачивает обучение. Финансирует его образование, значит. Конечно, я сразу купил всякого: барабаны там, три-четыре гитары… Все на это ухнул, короче. Взялся сразу за гитару и настолько заразился, что поехал и поехал. Каждый день с утра до ночи[26].

Как видно из рассказа «Свиньи», он, получивший от жившего за рубежом отца приличную сумму денег, покупает неплохой набор аппаратуры, музыкальных инструментов и создает первую в стране панк-группу, куда чуть позже приглашает Цоя играть на бас-гитаре. Цой, обладавший некоторым музыкальным опытом, согласился помогать на репетициях и концертах и первое время добросовестно выполнял функцию бас-гитариста, что очень нравилось Андрею, поскольку из тогдашнего окружения «Свиньи» играть толком никто неумел.

Андрей Панов:

Конечно, я у Цоя много спрашивал – типа аккорды не аккорды… Как это сделать, как взять… У Максима с Витей группа была в техническом плане очень сильная. У нас сейчас таких нет. Ни в рок-клубе, нигде. Потому что люди занимались музыкой, а не то что там в рок играли[27].

Многие друзья «Свиньи», да и сам Андрей, частенько подтрунивали над Цоем, призывая его к сочинению собственных песен, но Цой как-то умело уходил от темы. Видимо, сказывались некие комплексы, появившиеся из-за влияния Максима Пашкова, считавшего себя бесспорным лидером в «Палате № 6». Но вскоре, после дружных уговоров друзей, Цой все-таки пробует что-то сочинить сам, и у него получается.

Андрей Панов:

Цой был басистом, ничего не писал тогда. Поскольку Максим относился к нему несколько иронически, что ли, Цой был всегда очень зажатый. Комплексанутый, даже так скажу. Когда же мы остались с ним, два бездельника, я чуть ли не каждый день стал приезжать к нему по утрам. У него любимое занятие было снимать с пленки. Или читать. С залами все в порядке, снимает, как рентген.

«Jennifer Rush» снял, что удивительно! Там маразматические аккорды, очень сложно…

Очевидно, что человек, который жзггко много читал и жзггко много «снимал», должен был и сам начать писать, но у него был комплекс…

И вот однажды, когда мы толпой писались у меня, мы на него насели…

Что тебе, мол, стоит стихи написать, музыку сочинить… Цой все кривлялся, а мы выпили и наседали, наседали… Он вышел в коридор и с натуги чего-то написал, помню даже, была там фраза о металлоконстрзтсциях.

Наша была накачка, панковская. Типа – все панки, все против… Мы посмотрели – действительно неплохо написал. В первый раз. А потом прорвало. Очевидно, если человек с малого возраста читает, аранжирует, должно было прорваться[28].

Цой, “Свин”, случайный дедок-грибник. Репино, 1979 год. Фото из архива Евгения Юфита

Как было на самом деле, неизвестно, но прорыв действительно происходит, и, с одобрения друзей, Цой начинает сочинять что-то свое. Самой заветной мечтой его была покупка нормальной гитары. И вот когда однажды родители уехали на юг, оставив сыну девяносто рублей (из расчета три рубля в день), Виктор немедленно потратил все деньги на приобретение двенадцатиструнной гитары.

Андрей Панов:

Был такой хороший слзгчай. Родители уехали на юг, оставили Цою девяносто рублей из расчета треха в день. А у Цоя была мечта, как и у всех, – двенадцатиструнная гитара. Он побежал и тут же ее купил. 87 рублей она стоила. А на сдачу, поскольку голодный, у парка Победы купил беляшей по шестнадцать копеек. И значит, натощак их навернул. Он очень долго по том это вспоминал. Говорил, лежал зеленый, один в квартире, блевал, умирал. До туалета было не дойти. Лежал несколько дней. С тех пор беляшей не ел[29].

Андрей Панов и Виктор Цой. Ленинград. Юбилей «Аквариума». Возле общежития Кораблестроительного института. Июнь 1982 года. Фото – Алексей Вишня

Месяц Цой жил впроголодь, но зато теперь у него была гитара, о которой он так долго мечтал. И вот вскоре счастливый обладатель двенадцатиструнной гитары, оправившись от последствий отравления, явил на свет песни «Вася любит диско» и «Идиот».

Андрей Панов:

Мне нравилось, я ему подыгрывал. Потом Цой просто стал репетировать с моим ВИА…[30]

Андрей часто хвалил Цоя за то, что Виктор мастерски снимал аккорды всевозможных западных групп и умело пародировал многих советских исполнителей, в частности Боярского, чьи стиль и манера в какой-то мере повлияли на молодого Цоя.

Андрей Панов:

У Цоя, кстати, были хорошие склонности к пародированию. Он неплохо пародировал советских исполнителей – жесты, манеры… Особенно он любил Боярского. И Брюса Ли, но это уже потом. А с Боярским было заметно очень. Он ходил в театры, знал весь его репертуар, все его песни. Ему очень нравилась его прическа, его черный бодлон, его стиль. Цой говорил: «Это мой цвет, это мой стиль». И действительно знал и исполнял репертуар Боярского очень неплохо[31].

Алексей Рыбин:

Мы Боярского слушали, развлекались, и Виктор некоторые песни наизусть знал. Да что там Боярский! Мы на концерт Валерия Леонтьева в СКК ходили! Это же было профессионально, почему не посмотреть. Я вот Эдуарда Хиля люблю до сих пор[32].

Что касается симпатии Цоя к Боярскому, то тут не очень ясно, поскольку друзья молодости Виктора говорят одно, а вот, к примеру, друзья Виктора более позднего периода такого увлечения засвидетельствовать не могут.

Рашид Нугманов, режиссер фильма «Игла»:

Дело в том, что ни сам Виктор, никто из его близких, с кем я общался, о таком увлечении не говорил. Но ведь противоречия тут на самом деле нет. Если уж быть педантичным, то надо бы, конечно, уточнить, чтобы потом не было разногласий. Я никогда не слышал от Виктора о его интересе к Боярскому или об их встречах[33].

Шло время, и вот однажды, в один из вечеров, происходит знаменательное событие, о котором Алексей Рыбин рассказал в своей книге «Кино с самого начала» следующим образом:

«В один из обычных, прекрасных вечеров у „Свина“, когда все, выпив, принялись удивлять друг друга своими музыкальными произведениями, я и басист „Палаты“ сидели на кухне и наблюдали за тем, чтобы три бутылки сухого, лежащие в духовке, не нагрелись до кипения и не лопнули раньше времени, – наиболее любимая нами температура напитка составляла градусов 40–60 по Цельсию. Поскольку лично мы еще не были знакомы, я решил восполнить этот пробел: