Пригнись, я танцую - Саммер Холланд

масса прихожан будет завтра. Том не всегда замечает, как кто-то заходит: порой он слишком глубоко проваливается в свои мысли.

На исповедь он не идет – не готов. Для этого нужно собраться и вспомнить сделанное за последние семь лет. Стоило исповедаться еще тогда, в Манчестере, но было так страшно, что ноги сами вели его подальше от сурового пастора. К тому же он мог подставить братьев.

Но сейчас что мешает? Вряд ли священник из Нью-Йорка позвонит в манчестерскую полицию, чтобы сдать преступников, натворивших дел семь лет назад. В следующие выходные, обещает себе Том. Подготовиться, записать свои грехи и прийти на исповедь. Лучше опять в субботу – этот разговор точно может затянуться.

Из переживаний его вырывает громкий стук: молодой парень – не старше самого Тома – с грохотом захлопывает дверь исповедальни и возвращается к алтарю. Он задирает голову, скалится в сторону Иисуса на кресте и падает на лавочку рядом с Томом.

– Всепрощающий, ну да, – хмыкает он и поправляет ворот рубашки. – Как же душно.

Неловко обернувшись, Том оглядывает собравшихся прихожан, среди которых парень единственный не выглядит как тот, кто хочет здесь быть. А еще становится заметно, что кроме них в церкви почти нет молодых людей: только девушка в дальнем углу, которая не отрывает взгляда от алтаря.

– Он никого не прощает, – сообщает парень.

– Тогда зачем ты здесь? – Том поворачивается к нему. – Раз тебе не помогает.

– Мать, – тот кивает головой куда-то назад, – ей легче, когда я молюсь. А я и без того доставляю ей проблемы.

Он бросает взгляд на часы, прищуривается и поджимает губы.

– А тебе помогает? – снова обращается к Тому.

– Еще не знаю.

– Зак, – парень протягивает ладонь. – Ты откуда?

– Том, – он отвечает на рукопожатие, – Манчестер.

– У меня бабушка с дедушкой из Кардиффа, – замечает Зак. – Вся семья здесь, в англиканской церкви. Мать требует, чтобы я тоже ходил, но, как по мне, Бог никого из нас не любит.

Он снова смотрит на часы и достает из небольшой сумки, перекинутой через плечо, пластиковый контейнер.

– Не видел тебя здесь раньше.

– Это потому что я не ходил. Вообще давно не был на службе.

– Дай угадаю, – Зак достает из контейнера шприц и проводит странные манипуляции с ним, – тоже здоровье подвело?

– Крупноклеточный рак легких.

Это вылетает так просто и непринужденно, что Том невольно прикрывает рот рукой. Он еще никому не говорил, ни братьям, ни Майе, ни остальным сотрудникам. А сейчас, с незнакомцем, получилось. И вышло совсем не страшно.

– У, вот это не повезло, – качает головой тот.

Зак вытаскивает из брюк край рубашки и втыкает шприц себе в живот, задумчиво наблюдая, как жидкость исчезает.

– Диабет первого типа, – комментирует он, – даже не знаю, что хуже: умереть или жить вот так. Давно у тебя?

– В четверг узнал диагноз.

– Тогда понятно, почему ты здесь, – Зак убирает шприц в контейнер, – прогнозы уже сказали?

– А что, их говорят? – усмехается Том. – Мне просто предложили бороться.

– Неплохо, – смеется тот, – мне советуют только держаться.

Сзади кто-то шикает: к трибуне выходит тот же священник, что разговаривал с Томом. Зал затихает, и под звуки органа начинается субботняя месса.

Том погружается в атмосферу службы, пытаясь вслушиваться в слова молитв: порой кажется, что какие-то из них предназначены именно для него. Проповедь священника и та говорит об испытаниях, выпадающих на долю каждого, и о том, что какими бы они ни казались непосильными, человеку дается именно то, с чем он может справиться.

Том бросает взгляд на Зака – тот едва не закатывает глаза, барабаня пальцами по левой ноге: явно слышит это не в первый раз.

Одно его присутствие нарушает спокойствие и умиротворение церкви. Недоверие и злость вокруг Зака почти материальны, наверное, это чувствует не только Том – священник тоже нет-нет да и поглядывает на них двоих.

Когда месса подходит к концу, прихожане поднимаются со своих мест, выстраиваясь в очередь за благословением. Но не Зак – тот, чуть прихрамывая, идет к выходу, игнорируя попытки его остановить, которые предпринимает невысокая женщина в возрасте, судя по всему, его мать. У нее осунувшееся лицо, усталый вид, а в больших серых глазах плещется отчаяние.

– Я пришел, – шипит Зак, – этого хватит.

Девушка, которую Том заметил раньше, грустно улыбается, тоже наблюдая эту картину. Стоит подождать, пока прихожане получат свои благословения, и подойти последним. Ему точно пригодится что-то такое на следующей неделе: Кэтрин обещала назначить и, возможно, даже начать лечение.

Кэтрин… Этой ночью Том видел ее во сне. Она держала его за руку и улыбалась так, словно была ему рада.

В церкви остается совсем немного людей: девушка, мать Зака и Том. Священник подходит к нему сам.

– Рад, что вы остались с нами.

– Отец, – Том не знает, как попросить, – у меня на следующей неделе начинается лечение.

Тот мягко улыбается и благословляет его, напоминая: Господь всегда хочет, чтобы дети боролись за земную жизнь не меньше, чем за благоденствие в жизни небесной. Когда Том благодарит и уже собирается уйти, священник останавливает его.

– Вы познакомились с Закари? – спрашивает он.

– А? Зак, да, он отличный парень.

– Мы всегда будем рады видеть вас, – аккуратно произносит тот. – У Закари есть сложности, а вы первый, с кем он вообще говорил в церкви в последнее время. Кто знает, возможно, вы сможете быть полезны друг другу.

– Я не уверен, что смогу хоть кому-то помочь, – признается Том, – даже себе.

– Но ведь ноша намного легче, если ее нести вдвоем, – напоминает священник. – Подумайте, может быть, вы не просто так зашли в нашу церковь сегодня.

Том вежливо прощается, но не понимает, каким образом за один только разговор оказался потенциальным спасителем для такого, как Зак, – самого себя-то еле тащит. За воротами он достает из кармана пачку сигарет и закуривает – несколько часов просидел в церкви без табака, можно гордиться собственной выдержкой.

– Легче? – раздается насмешливый голос Зака.

– Да, – соглашается Том. – По крайней мере, силы появляются.

– Тебе же теперь бороться. Сочувствую, чувак. Рак – это дерьмо.

– Почему ты так сопротивляешься? – Том находит Зака взглядом.

Тот сидит на высоком бордюре церковной ограды. Брюки задрались, и теперь становится заметно, что вместо левой ноги у него протез.

– Я тут с детства молюсь, – пожимает плечами Зак. – Как думаешь, помогло?

Он еще сильнее задирает левую штанину, показывая Тому протез, а на лице прорезается отвращение.

– Современная американская медицина помогает почти всем, у кого начинается гангрена, – произносит он, – но у меня не прокатило. Просто лекарство не сработало. И кто тут