Испанские и португальские поэты - жертвы инквизиции - Валентин Парнах

В Париже впервые я нашел и каталог дел, извлеченных из архивов мадридской инквизиции. Много лет спустя, в ходе моей работы над моей книгой «L’Inquisition», я разыскал в Парижской национальной библиотеке целый ряд протоколов, приговоров и хроник. Из них я извлек выразительные страницы.

В своем трагическом однообразии эти протоколы звучат как своего рода поэмы. Они являются ключом к дознанию этой эпохи и дополнением к переведенным мною стихам.

В Испании, Португалии, Франции, Голландии и других странах много залежей в этой области еще не разработано и, может быть, даже не открыто. Их можно и надо открыть и разработать.

Книга «Испанские и португальские поэты, жертвы инквизиции» не является механическим повторением моей французской книги «L’Inquisition». На русский язык я перевел некоторые стихотворения, не переведенные мною на французский, как «Панегирик во славу доблестного Авраама Нуньеса Берналя», «Странник», «На смерть Диэго де ла Асенсьон, заживо сожженного в аутодафе в Лиссабоне» и др. Кроме того, в эту книгу я включил сонет Камоэнса и отрывки из «Трагических норм» Агриппы д’Обинье, а также значительно расширил вступление и примечания.

Валентин Парнах

БИОГРАФИИ И ИСПАНСКИЕ ТЕКСТЫ

В своем трагическом однообразии эти протоколы звучат как своего рода поэмы. Они являются ключом к дознанию этой эпохи и дополнением к переведенным мною стихам.

В Испании, Португалии, Франции, Голландии и других странах много залежей в этой области еще не разработано и, может быть, даже не открыто. Их можно и надо открыть и разработать.

Книга «Испанские и португальские поэты, жертвы инквизиции» не является механическим повторением моей французской книги «L’Inquisition». На русский язык я перевел некоторые стихотворения, не переведенные мною на французский, как «Панегирик во славу доблестного Авраама Нуньеса Берналя», «Странник», «На смерть Диэго де ла Асенсьон, заживо сожженного в аутодафе в Лиссабоне» и др. Кроме того, в эту книгу я включил сонет Камоэнса и отрывки из «Трагических норм» Агриппы д’Обинье, а также значительно расширил вступление и примечания.

Валентин Парнах

Неизвестные авторы XV века

Песня заключенного

Это было в мае месяце, жаркие стояли дни,Заливались в небе жаворонки, рокотали соловьи,Уходили все влюбленные славить таинства любви,Только я жил в горькой муке, заточен в глухой острог.День ли, ночь ли за стеною, я бы сам узнать не мог,Только птичка возвещала песенкой мне каждый срок.Арбалетчик[103] застрелил ее, пусть его накажет бог!

Альборада

Испано-еврейская песня[104]

— «Цветок мой апельсинный! Вставайте от сна скорей!Вы слышите, как сладко поет сирена морей?»— «Нет, это не сирена, нет, не сирена морей:Это мой милый хочет доплыть до груди моей.Но волны сильно бьются, он далеко от камней.Хоть день и ночь страдай он, не доплывет он ко мне!»Услышал эхо мальчик, бросается плыть скорей.— «Нет, не бросайся, мальчик: то воля звезды моей!»Она бросает косы, по ним он взлетает к ней.

Семья Картахэна (Cartagena)

XV век

В те времена, когда духовенство играло одну из главных ролей в политической и культурной жизни Европы, еще до установления инквизиции в Испании, некий Соломон Га-Леви, эрудит в талмудических науках и знаток богословия, добровольно принял католичество. Окрещенный Пабло де Санта Мария[105], он был назначен епископом города Карфагена, откуда и происходит его фамилия де Картахэна. Одно за другим он получил различные почетные звания, стал канцлером королевства кастильского и опекуном испанского инфанта. К концу жизни он вошел в Совет регентства и был архиепископом своего родного города Бургоса. Он обратил в католичество свою жену и четырех сыновей. Но не он интересует нас.

После его смерти второй сын его, Алонсо де Картахэна, в свою очередь был назначен епископом карфагенским и бургосским; отличился как крупный прелат и дипломат[106].

Он ли является автором интереснейших любовных стихотворений или его брат Педро, которому приписываются многие из них в собраниях испанских произведений XV века?

Как бы то ни было, при некоторой искусственности эти стихи не лишены своеобразной силы. Изощренный анализ противоречивых чувств и блестящий дар казуистики сказываются в антитезах и гиперболах, столь характерных для испанской поэзии. Лучшими образцами этих стихотворений являются стансы, которые я назвал бы «Ни жизнь, ни смерть» и «Я — это вы, вы — это я».

Упоминаемый в посвящении этого последнего стихотворения виконт де Альтамира — поэт, произведения которого также включены в собрания испанских авторов его века.

Судьбу семьи Картахэна, сделавшей блестящую карьеру князей церкви, любопытно сопоставить с судьбой поэтов, которые подверглись преследованиям со стороны инквизиции.

Педро де Картахэна

Стансы к Виконту де Альтамира, сопернику автора на службе у одной дамы, от любви к которой оба погибали

Я — это вы, вы — это я.Ведь наши души, наши взоры —Одна душа, единый взор.Страсть ваша — это страсть моя.И нашей страсти приговоры —Единый смертный приговор.

Одна замкнула нас ограда,Где смертию умрет отрадаОтчаянно и неизбежно,И путь к спасению преградаОтрезала нам безнадежно.

Умрете вы, умру и я.Ведь вас убьет моя беда,Меня же ваша убивает.Ведь страсть и ваша, и мояВся нами отдана туда,Где только вечность пребывает.

Мы умерли: ведь мы желаемТой, от которой умираем.Невыполнимое желанье!Раз умирает упованье,Еще живя, мы погибаем!

Конец

Так, наша слава умерла.Наш рок для нас изобретаетТакое долгое страданье,Что нам ясна причина зла:Не смерть сама нас убивает, нашей смерти опозданье.

Луис де Леон (Luis de Leon)

1528—1591

Поэт и ученый, профессор Саламанкского университета, Луис де Леон[107] был обвинен инквизицией в том, что толковал библию еретическим образом, произносил дурно звучащие для католического уха слова и перевел на испанский язык «Песнь песней»[108].

К тому же в обвинительном акте по его делу упоминается его еврейское происхождение. Арестованный по проискам своих ученых собратьев, он был заключен в тюрьму, откуда вышел только через пять лет. При возобновлении его курса собравшиеся на первую лекцию студенты надеялись, что он заговорит о тюрьме. Но Луис де Леон, продолжая то, о чем говорил пять лет назад, спокойно начал: «Dicebamus hesterna die...» («Вчера мы сказали...»).

Этот поэт оставил ряд знаменитых и поныне стихотворений. Он перевел на испанский книгу Иова и оды Горация[109]. Его стихи появились в печати только через сорок лет после его смерти[110].

Тюрьма

Здесь ложь и зависть пять летДержат меня в заточеньи.Но есть отрада в смиреньиТому, кто покинул свет,Уйдя от злого волненья.

И в этом доме убогом,Как в поле блаженства, онРавняется только с богомИ мыслит в покое строгом,Не прельщая, не прельщен.

Давид Абенатар Мэло (David Abenator Melo)

XVI—XVII век

Когда и где он родился, неизвестно. Как он упоминает в предисловии к своей книге, его родиной была не Испания, его родным языком был не испанский язык.

Фамилия Мэло происходит от португальского городка того же названия. Может быть, Абенатар родился в Португалии или на Ближнем Востоке, или в Африке, куда его предки могли бежать от инквизиции. Он упоминает, что несколько раз побывал в Испании и в странах, где говорят по-испански. Как и зачем приближался он к этому очагу инквизиции, неизвестно.

Судя по его стихам, его родной язык скорее испано-еврейский диалект: мы находим в них типичные словообразования, как meldar — читать, ladinar— переводить на испанский, а также много португальских форм и окончаний.

В своем предисловии Абенатар сожалеет, что испанские евреи его времени больше не знают древнееврейского языка, и противопоставляет им морисков, обучающих своих детей арабскому.

Мы не знаем, за что Абенатар был арестован инквизицией. Может быть, за то, что перевел несколько псалмов Давида, был он обвинен в иудействе, брошен в тюрьму и подвергнут пытке дыбой. Инквизиция хотела заставить Абенатара назвать других иудействующих. Он не выдал их и под пыткой. Как же он не погиб? Много лет он оставался в заточении. Каким же чудом он спасся? Во всяком случае, он вышел из тюрьмы. Был ли он выпущен на свободу или бежал? Об этом он не говорит. Но указывает год своего освобождения: 1611. Выйдя из тюрьмы, он спасается в Голландию.