Такая карма - Татьяна Доброхотова

Через неделю Наталья, от отчаянья, решила обратиться к другим вакансиям, не требующим квалификации: продавцов, складских работников, менеджеров. Но получилось еще хуже. Здесь хотели видеть совсем молодых, никого ее опыт работы не интересовал, а разговаривали просто грубо, хотя зарплаты едва-едва составляли половину от той, что она получала в банке. Через две недели Наталья уже была близка к критической точке отчаяния. Ей уже стало казаться, что работы у нее не будет никогда. Деньги таяли как лед на жаре, спасал только верный Пежик. Пришлось побороть свой страх и заняться извозом, чтобы хоть иногда разжиться сотней-другой.

Наконец, когда все возможности были исчерпаны, Наталья положила перед собой листочек с номером телефона, что дал ей вице-президент ее прошлого банка, и глубоко задумалась. Ей очень не хотелось звонить по этому номеру. Там придется сослаться на вице-президента, а она вовсе его не знает, да и обязываться у того, кто лишил ее прежнего места работы, совсем не хотелось. Но ничего другого не остается. Скорее всего, тут тоже откажут, как и везде, но, по крайней мере, она будет считать эту карту разыгранной. Ответил женский голос, назвав абсолютно незнакомый ей банк.

– Здравствуйте, я слышала, вам нужен человек в отдел внутреннего контроля?

– Ничего не могу сказать. Ждите. Сейчас переключу на кадры, – в телефоне заиграл Чайковский. Следующий голос уже был мужским:

– Слушаю.

– Здравствуйте. Мне говорили, у вас есть вакансия в отделе внутреннего контроля.

– А кто говорил?

Пришлось назвать имя вице-президента.

– Да, знаю. А что вы можете нам предложить?

Наталья кратко пересказала свое резюме. Голос стал недовольным:

– Тридцать девять лет, нет базового образования, только курсы, пять лет работы во внутреннем контроле, – голос на несколько секунд замолчал, видимо, его обладатель обдумывал, как ловчее спровадить просительницу. Наталья больше уже ничего не хотела, и только молила про себе, чтобы с ней не обошлись слишком грубо.

– Ладно, подъезжайте, послезавтра к десяти, найдете меня в кадрах. На месте посмотрим. Но, честно сказать, мы уже подобрали кандидатуру. Желаю здравствовать!

Вот так! Хорошо это или плохо? С одной стороны, ее все же зовут на собеседование, а с другой – у них уже есть человек. Непонятно, зачем ей туда. Скорее всего, для устрашения другого соискателя: вот, еще страждущие есть, на слишком большую зарплату не рассчитывай, другие желающие найдутся. Знаем эти игры, проходили, участвовали. Но других альтернатив нет, придется наведаться в банк.

Послезавтра, без пятнадцати десять Наталья уже входила в вертящиеся стеклянные двери маленького коммерческого банка, расположенного на севере Москвы. Информацию она почерпнула из сети, и она оказалась совсем неплохой: государственная лицензия, многолетнее стабильное существование. По крайней мере, узнать что-то компрометирующее ей не удалось. Она поняла, что вовсе не отказалась бы поработать в этом месте. Вернее, ей уже этого даже хотелось. Но, отчетливо понимая все свои слабые стороны для работодателя – даже не надеялась. Чтобы попасть в кадры, надо было подняться на лифте в ту часть банка, где располагались офисные помещения. Лифт оказался современным, скоростным, от которого замирает и сжимается все внутри. Наташа вышла из кабины, глубоко вздохнула, собираясь с духом, чтобы меньше волноваться и… сама не заметила, как свалилась в глубокий обморок у самого начала широкого, покрытого ковролином, коридора. Сказались волнения последних дней.

Сегодня она проснулась очень рано. У них праздник, и всю ночь женские голоса на разные лады пели «Харе Кришна, харе Рама». Их деревня далеко от моря, полчаса надо шагать по узкой тропинке, чтобы выйти на пляж. Она еще мала, чтобы бегать туда одной. Отец и братья строго запрещают. Вдоль дороги хватает наглых обезьян, они ненавидят людей, мужчины их прогонят, а девочку могут обидеть, особенно если увидят у нее в руках что-нибудь съестное, а то и укусить. Зубы у них острые и грязные, укусы будут заживать долго. Она сама видела, как мучился три недели мальчишка из соседней деревни, и теперь у него шрам на щеке, которого он стесняется, потому что стал некрасивым. Но сейчас раннее утро, в деревне будет фестиваль, на пляже, наверняка, никого нет. Отец с братьями ушел куда-то. Самое время добежать до моря, поиграть с волнами. Она так любит их.

Она выходит из жалкой, покрытой пальмовыми листьями лачуги и все время оглядываясь по сторонам, прокрадывается на узкую тропинку, ведущую на берег. Ее никто не заметил! Она побежит так быстро, что ни одна обезьяна не сможет догнать. И никто ее не увидит! Страшно, конечно, но вон, впереди уже блестит вода, и желтый песок, еще совсем немного. Вот она и на месте, скорее в море, ласковая вода остужает разгоряченные бегом ноги. Она немного поплещется здесь и вернется в деревню, чтобы никто не заметил ее отсутствия. Перед ней вытащенные на песок лодки, на них сети. Там лежит и их лодка, но отец не пойдет сегодня в море, он вчера говорил ей. Сегодня большой праздник, все должны быть в деревне. Так что, ей нечего бояться….

– Рашми, – вдруг, кричат рядом с ней, – что ты делаешь здесь? Сколько говорили – не бегать на берег!

Рашми – это она. Ее назвали в честь солнца, чтобы была такой же теплой, красивой, полной жизненных сил. И правда, она очень любит, когда светит солнце, ей кажется даже, что днем, когда все вокруг залито лучами, люди становятся добрее и спокойнее, чем вечером или ночью. От лодок к ней бегут отец и братья. Оказывается они тоже здесь, на берегу. Ей ужасно стыдно, что не сдержала обещаний, она прикрывает рукой глаза, мужчины не должны видеть ее слезы, но не может сдержать всхлипываний. Последнее, она слышит, как кричит напуганный папа:

– Кто тебя обидел, почему ты плачешь? Что случилось, Рашми?

Он (сейчас)

Сегодня я решил заняться делами. Съезжу в банк. Иногда я люблю наведаться туда внезапно, чтобы посмотреть хозяйским глазом, все ли в порядке. Банк «Полярный», собственно, последнее, что у меня осталось. Я продал практически все, что имел. Надоело ежедневно забивать свою голову тем, как заработать еще больше. У меня что-то есть, и хватит, деньги – вовсе не то, к чему я стремился с ранней молодости. Может, как раз поэтому, они всегда доставались мне легко, правда, и также легко уходили. Ладно, от голода в ближайшие десятилетия мне не грозит умереть, это самое главное. Никак только не решу, что делать с «Полярным». Там отличный управляющий, приглядывающий за всем. Дела, вроде, идут хорошо, пока можно оставить все как есть. Продать всегда не поздно. Знакомые часто спрашивают меня, зачем я все распродаю, чего хочу? Может, задумал новый проект? Или желаю поселиться где-нибудь в Майами, как делают сейчас многие, кому хватает средств? Да нет, я никуда не собираюсь. И ответа на такие вопросы у меня нет. Сам не знаю, просто мне уже не интересно заниматься всем этим. Пусть кто-нибудь другой крутится, нервничает, старается. Но отвечать так вопрошающим – бессмысленно. Они все равно не верят, подозревая, что я затеял нечто грандиозное, скрывая от всех. Впрочем, это уже их проблемы. В Индии, например, считается, что первую половину жизни человек отрабатывает те грехи, которые нажил в прошлом воплощении, а во второй половине – уже разбирается с тем, что наделал при жизни сам. И вот, если в первой половине жизни много ошибок не понаделано – во второй наступает покой, пустота: все уже сделано, отработано. И тогда человек уже сам должен искать себе новый путь, дело, которым займется, увлечется, иначе, получается: все дела сделаны, все отработано, дальше жить незачем.

Поеду, посмотрю, как там мой «Полярный», потом можно будет поплавать в аквапарке, как раз по дороге. Как уныло и грязно на улицах под дождем! В такую погоду кажется, что так будет всегда, словно сидишь в клетке и смотришь по сторонам, и никто никогда тебя оттуда не выпустит. Скоро пойдет снег, тогда станет хоть чуть чище, приятнее, правда, я ненавижу холода. Иногда мне кажется, что зимой я мог бы впасть в спячку как медведь, все равно на три месяца погружаюсь в какое-то полусонное, заторможенное состояние, кроме тех дней, когда мне удается вырваться куда-нибудь к морю. Сейчас, когда у меня, наконец, образовалось свободное время, надеюсь, это будет случаться чаще.

Вот и банк. Я бросаю машину у самых ступеней, преимущество, доступное только хозяину. Когда вылезаю, привычно рассматриваю, суетню, что начинается у охраны. Сейчас они спешно сигналят наверх, что я приехал. Пока прохожу к лифту через первый этаж, в окошках для обслуживания посетителей – сосредоточенная дрожащая тишина, все уткнулись в столы, делая вид, что страшно заняты работой. Смешно. Как будто я не знаю, как это все бывает. Кот из дома – мыши в пляс.