Лихоморье. Viva Umbra - Полина Луговцова

Она стояла к нему спиной и поправляла серебристые ламбрекены на черных бархатных портьерах, обрамлявших фальшивые окна. Точнее, окна были настоящими, но вместо стекол в них вставили декоративные щиты с мозаикой, поэтому свою основную функцию – пропускать дневной свет – они не выполняли.

Божена не любила свет, в особенности утренний.

– Рассветы крадут наши дни, – объяснила она, когда, еще в начале ремонта, Марк спросил, зачем ей понадобились глухие окна.

– А разве не ночи их крадут? – удивился он.

– Нет, конечно не ночи! – Ее колючий, холодный смех прокатился эхом по пустынному фойе. Она смеялась так, как смеются над непроходимыми глупцами.

Марк возразил, не понимая причины насмешки:

– Ну как же! День исчезает с наступлением ночи, а рассвет – это начало нового дня. Получается, рассветы дарят дни, а не крадут.

– Вот именно, что крадут. Они возвещают о том, что прошел еще один день, и это каждый раз вгоняет меня в тоску. Ненавижу рассветы! И нечего им делать в моем театре!

Позже выяснилось, что Божена питает такую же неприязнь и к электрическому свету. Пока шли ремонтные работы, в помещениях театра горели обычные лампы, но, как только штукатуры и маляры завершили свое дело, все электрические светильники заменили на… свечные люстры! Марк глазам своим не поверил, увидев, как рабочие подвешивают к потолку ажурные обручи из кованого металла и вставляют в них толстые цилиндры свечей.

– Пожарная инспекция такое не пропустит, – заявил он Божене, наблюдавшей за процессом.

– Разрешение висит рядом с пожарным щитом, можешь взглянуть, если хочешь, – невозмутимо сообщила она.

Марк только хмыкнул в ответ, догадавшись, что и в инспекции у нее имелись свои люди.

– Теперь наш театр стал похож на сатанинский вертеп, – попытался пошутить он. – Как бы не вспыхнул адским пламенем. Бывают же лампочки, стилизованные под свечи. Не лучше ли было бы использовать их? Все-таки это безопаснее.

– Наивный невежда! – кокетливо склонив голову набок, Божена одарила Марка надменным взглядом и ядовитой улыбочкой. – Что ты знаешь об опасности? Да ровным счетом ничего.

«Ну да, конечно. Подумаешь, на днях чуть не сгнил заживо, разве это опасность?» – собрался было возразить Марк, но промолчал. Ведь Божена тотчас напомнит ему, что он у нее в долгу. Да и ссориться со своей спасительницей было бы глупо. Он как будто предчувствовал, что ему еще придется обращаться к ней за помощью.

Так и вышло: явился, как говорится, с протянутой рукой.

Заслышав его приближение, Божена обернулась и, мгновенно изменившись в лице, выругалась:

– Черт, ну ты и пугало!

– Поэтому и пришел. Мне бы немного волшебного порошка…

– С какой стати? – Божена гневно прищурилась, уперев руки в бока. – Ты еще за тот раз не рассчитался!

– В таком случае отменяйте спектакль, а я пошел умирать. – Марк обреченно понурился.

– Потраченной на тебя порции недожитка мне хватило бы на год, а в тебе он за месяц сгорел! – Она негодующе нахмурилась. – Ах, да! Ты же срок уплаты долга пропустил, вот в чем дело. Кредитная ставка выросла. Но, знаешь ли, я не готова разбрасываться своим сокровенным запасом. Попроси Козельского, пусть поделится. Хотя… нет, это пустая трата времени, а у нас его в обрез. Идем в мою гримерку, надо что-то сделать с твоим лицом. Думаю, до спектакля ты сгнить не успеешь, а там заплатишь князю дань, и хворь отступит.

Обычные косметические средства вроде тональных кремов, консилеров и пудры не помогли, почерневшая кожа проглядывала даже сквозь множество слоев. Размазав остатки крема по лицу Марка, Божена злобно прошипела:

– Актерского грима у меня нет! Кто бы мог подумать, что он может понадобиться.

Выбросив испачканные спонжи и пустые тюбики в мусорное ведро, она извлекла из сумочки телефон и набрала номер.

– Козельский, сходите в подсобку, взгляните, не осталось ли после ремонта белой акриловой краски. Кажется, там было несколько банок. Нет, валик не надо, это не для стен.

Вскоре появился запыхавшийся нотариус с огромным, литров на двадцать, пластиковым ведром в руках.

– Краски нет, только жидкая штукатурка! – сообщил он, с громким стуком поставив ведро на пол.

– Открывайте! – велела она.

Как только крышка со щелчком приподнялась, Божена обмакнула спонж в густую белую массу, мазнула им по щеке Марка и, удовлетворенно кивнув, принялась покрывать краской его лицо.

– Сойдет! – оценив результат своих стараний, Божена обернулась к Козельскому, с любопытством наблюдавшему за происходящим. – А вы как считаете?

– Э-э-э… Может быть, ему еще скулы подрумянить? – неуверенно протянул тот.

– Подрумяним, и губы накрасим! – весело ответила Божена, вооружаясь огромной пуховкой.

– Вы что, собираетесь клоуна из меня сделать? – буркнул Марк, отпрянув от облака пудровой пыли, полетевшей ему в глаза, и заслоняясь от Божены руками. – Хватит с меня и побелки!

– Как хочешь. Я и так утомилась с тобой возиться. Смотри, мимикой на сцене не увлекайся, лучше воздержись от широких улыбок, не то штукатурка отвалится. Еще перепугаешь наших детишек.

Божена направилась к выходу. Козельский последовал за ней, прихватив ведро с штукатуркой. Время открытия театра почти наступило.

«Наших детишек», – мысленно повторил Марк с содроганием, провожая неприязненным взглядом свою спасительницу, но тотчас отогнал подбирающуюся к сердцу тоску. Не хватало еще расчувствоваться в самый ответственный момент. Ведь он сам выбрал такую судьбу – за год жизни должен отдать чью-то жизнь целиком. Сегодня ему представился второй шанс, чтобы заплатить долг подземельному князю. Если все пройдет успешно, у него появится в запасе не один год жизни, а гораздо больше. Года будут прибавляться с каждым спектаклем, и когда их наберется пара-другая сотен, можно будет надолго завязать с этим черным делом и пожить в свое удовольствие.

А ведь если бы не Божена Блаватская, он так и умер бы на тротуаре, и сейчас его останки догнивали бы под двухметровой толщей сырой земли. Но кто знает, может быть, само зло послало Марку эту демоническую женщину, чтобы та подсказала ему другой способ уплаты долга, ведь зло жаждало жертв, и одна лишь жалкая душонка Марка не могла удовлетворить его зверские аппетиты. В последнюю минуту до равноденствия, с наступлением которого Марк должен был умереть согласно условиям договора, Божена дала ему вдохнуть чудодейственный порошок, который называла «недожитком».

В тот момент Марку было все равно, что вдыхать, но позже он поинтересовался у нее природой этого вещества. Удивляя словоохотливостью, Божена пустилась в объяснения, будто ей нравилось говорить на эту тему:

– Недожи́ток – это время, недожитое людьми из-за внезапной смерти. Оно оседает в виде мельчайших пылинок в местах катастроф, убийств или там, где обитают любители экстрима, которые, возомнив себя неуязвимыми, играют со смертью в «кошки-мышки» и рано или поздно всегда проигрывают. Я нахожу такие места и собираю недожи́ток, но, должна заметить, что это адски кропотливый труд. Так что ты теперь задолжал не