Йоханнес Кабал. Некромант - Джонатан Ховард

— Да ну? — сказал Кабал, взяв часы. — Надо будет званый вечер устроить — друзей удивить.

— Нет у тебя никаких друзей.

— Званых вечеров я тоже не устраиваю. Ты что, сарказм не понимаешь? Итак, ещё чем-нибудь увлекательным со мной поделишься, или я уже могу поддаться желанию вышвырнуть твою дряхлую оболочку из поезда?

Старичок фыркнул.

— Как грубо.

— Твой… — Кабал пытался найти правильное слово, — «создатель» дал мне задание отправить сто душ на вечные муки. Откровенно говоря, не думаю, что мне удастся прослыть добряком.

— В этом ты прав. — Старикашка покопался в своём просторном бесформенном пальто и достал тонкую коробку глубиной в дюйм для листов бумаги стандартного размера. Он развязал тонкую чёрную ленту вокруг неё, снял крышку и показал содержимое Кабалу. Внутри была пачка бланков, напечатанных на бледно-жёлтом пергаменте. Кабал наклонился вперёд и прочитал верхнюю строчку:

— Бланк Добровольного Проклятия. Заполняется проклятым. ЕАГХ/И. — Он выпрямился. — Вижу, Артур Трабшоу приложил к этому руку.

— Именно так, — ответил Старикашка, завязывая ленту. — Чуть меньше, чем через год ты должен сдать сто полностью заполненных бланков. Справишься, а, Йоханнес? — Он отдал коробку Кабалу. Тот подержал её в руке и посмотрел по сторонам.

— Не уверен. Я принял этот вызов на условии, что у меня будет Ярмарка Раздора. Пока что мне дали только передвижную лавку старьёвщика. Передай Сатане — без ярмарки сделке конец.

— Без ярмарки? Как без ярмарки? Вот же она! Вперёд и с песней! Как в фильме «Величайшее шоу мира». Где твоё воображение?

— Воображение? Да только страдая галлюцинациями, я поверю, что эта развалюха — величайшее шоу мира.

Старикашка встал с ящика и подошёл к задней стенке, качая головой и бормоча что-то о нынешней молодёжи. Прислонённые к стене и наполовину скрытые брезентом, там лежали деревянные доски.

Кабал, наверное, в жизни не видел такого жалкого театрального движения, каким Старикашка сорвал брезент, показав, что доски — это неновые и потрескавшиеся вывески.

— Вот они. Вот твои представления. «Узрите! С таинственного востока! Загадочная Клеопатра! Три тысячи лет в гробнице и всё ещё самая красивая женщина в мире!» Неплохо, да? А это что? «Подивитесь мальчику с лицом летучей мыши! Прямиком из самых тёмных джунглей!» Жутковато, не находишь?

— Огромное количество восклицательных знаков пугает само по себе.

— Всего лишь дань традиции. «Вы ахнете! Девочка с невероятно длинными рогами!» Наверно, здесь какая-то ошибка, — он потрогал отслоившуюся краску. — Уверен, там написано «ногами». А, нет. Тут в самом деле «рога». На неё будут ходить толпами, — он доверительно кивнул Кабалу.

Кабал устал от болтовни Старикашки. Он стоял у открытой двери, без особого интереса наблюдая за крайне медлительным продвижением Денниса и Дензила вдоль железнодорожного полотна.

— О да, — сказал он через плечо, — со всей округи сбегутся. «Подходите, подходите. Узрите крупнейшую в мире коллекцию допотопных вывесок. У вас перехватит дыхание от их древности. Изумитесь синтаксическим оборотам. Зрелище, которое по увлекательности сравнится лишь с ватой у вас в пупке». Палкой придётся отгонять.

Старикашка прищурился, обдумывая услышанное.

— Это сарказм, да?

Кабал снова выглянул наружу. Ему уже стало всё равно. Всё это — ещё одна полоумная шутка Сатаны. Он не мог понять, почему это его беспокоит.

— Да, — ответил он, — это сарказм. — Он повернулся и подошёл к вывескам. — Это предприятие бессмысленно без персонала. У меня никого нет.

Они обернулись на шум у двери. Деннис добрался до неё и как раз обдумывал, как лучше забраться наверх, когда Дензил — который уже более-менее приноровился к ритму ходьбы, но ещё не осознал, сколько сложностей таит в себе процесс остановки — врезался в товарища. Они оба пропали из виду. Через мгновение стали слышны звуки медленной сосредоточенной борьбы.

— Эти не в счёт, — уточнил Кабал. — Если мне не дадут людей, чтобы попытаться хоть что-то сделать из этого бардака, то можешь забрать эти бланки прямо сейчас.

Старикашка снова забулькал от смеха.

— Как ты можешь так говорить, Йоханнес? Разве ты не любишь трудности? Где твоя страсть к приключениям?

— Её затмило чувство, что меня дурачат.

— У тебя уже есть люди. Вроде того. Посмотри вокруг.

Кабал огляделся. Он по-прежнему находился в одной лишь сомнительной компании Старикашки посреди жалкой груды мусора.

— Смотрю, но кроме кандидатов на свалку, ничего не вижу. К чему ты клонишь?

Старикашка встал посередине вагона и обвёл руками всё, что лежало вокруг. Такой драматический жест был бы к месту разве что в мюзикле. Дешёвом мюзикле.

— Твои люди вокруг тебя.

Он сунул руку в ящик и вытащил кость, в которой Кабал сразу же признал бедренную кость человека.

— Вот тебе монтажники.

Он бросил кость на пол и достал клок волос из мешка.

— Вот тебе зазывалы.

Он положил руку на то, что по виду напоминало рулоны ткани в углу.

— А вот продавцы в торговые палатки. Вся твоя ярмарка здесь. Просто используй немного, — он постучал по виску, — воображения.

Кабал подошёл посмотреть на один из рулонов.

— Что ты имеешь в виду? — Он внимательно присмотрелся к нему и только тогда понял, что это был за материал. — Это, — сухо сказал он, — человеческая кожа.

Ответа не последовало. Он поглядел по сторонам, но Старикашка уже исчез.

«Прекрасно, — подумал Кабал, — даже инструкции нет».

Он достал из кармана маленький чёрный предмет и нажал кнопку на рукояти. Высунулось зловещего вида лезвие. Он развернул немного «ткани» из тёмного свёртка и отрезал длинную полоску. Затем взял небольшой клок волос из мешка, тряпку из бочки, а потом кость. Он аккуратно привязал волосы к кости с помощью куска ткани.

— Тряпка, кость, волос моток, — тихо произнёс он, оборачивая то, что получилось, полоской кожи. Он рассматривал свою работу, презрительно качая головой. — Терпеть это не могу.

Найдя свободное место на полу вагона, он произнёс: «Заклинаю тебя!» — и бросил туда неаккуратный свёрток.

Чёрный шар крови в Аду незначительно уменьшился в размерах.

Свёрток развалился ещё в воздухе, и с силой, явно превышающей естественную, его компоненты ударились об пол. Кость, упав первой, резко остановилась, встав аккурат по вертикали. Кожа налетела на неё и туго обернулась вокруг — так туго, что через мгновение её краёв уже не было видно. Кость дёрнулась, и из неё начали вылезать и расти новые кости. Стоило одной появиться, как её тут же обволакивало кожей. Клок волос приземлился на верхушку растущей массы органического материала, не удержался и отвалился. Он неоднократно пытался вернуться на место, но, похоже, был обречён на провал. Тряпка без остановки крутилась вокруг формирующегося тела, да так быстро, что глаза Кабала за ней не успевали, однако создавалось стойкое впечатление, что она меняет цвет. Из тазовой кости вырастал позвоночник — появление каждого позвонка сопровождалось неприятным щелчком. Будто спицы зонтика, из завершённого грудного отдела вырвались рёбра. Кожа ползла вверх по туловищу, словно уровень жидкости в стакане, скрывая из виду, как подобно пузырям, в туловище надувались внутренние органы. Внезапно, с быстротой лезвия пружинного ножа, выпрыгнули кости рук — это напомнило Кабалу убрать свой собственный нож в карман. Тряпка прекратила своё вращение и начала выписывать сложный узор над поверхностью тела, и в местах, где она пролетала, появлялась одежда. Жутким тостом из шеи выскочил череп и маниакально оскалил зубы так, как это обычно делают черепа. Даже когда его обернуло кожей, он продолжал до неприличия весело скалиться. Кожа захлестнула кремового цвета череп, как прилив — валун на пляже, добралась доверху и сомкнулась.