Боже, спаси Америку! Наблюдая за американцами - Стефан Кларк

– Нет, она не будет навязывать мне свои взгляды.

– Если бы мы были в Африке, тебя бы не покоробило то, что местные исполняют свои ритуалы? Ты бы подумала, что это фольклор, как вы, французы, выражаетесь. Американцы более религиозны, чем вы, вот и все. Помнишь, что я говорил на собеседовании? «Ты должен верить». Так они здесь считают.

Алекса отказывалась двинуться с места:

– Ты мой бойфренд, Пол, ты должен уважать мои чувства, а не ее, верно?

– Я уважаю твои чувства, Алекса. Просто… – Я не знал, как дипломатично объяснить ей, что она раздувает из мухи слона.

– Здесь полно таких пансионов. – Алекса уже листала наш толстенный путеводитель по Америке.

– Ты действительно всерьез настроена на то, чтобы уехать?

– Да. Где твой телефон? Я обзвоню ряд гостиниц.

Но у меня появилась идея получше. Я принялся просматривать список своих американских знакомых в поисках ангела-хранителя, который когда-то помог мне решить жилищную проблему – предоставив кровать с завтраком и всем остальным в промежутке.

2

Мне не сразу удалось разобраться, что же так изменилось в Элоди с тех пор, как я в последний раз виделся с ней в Париже.

Она по-прежнему была блондинкой, все так же убирала волосы в конский хвост, а ее манера говорить и смотреть на собеседника намекала на то, что она или только что закончила заниматься сексом, или готовится к нему. А может, и то, и другое.

Элоди вовсе не была вульгарной, просто невероятно просвещенной в этом вопросе. Я видел ее в действии. Ей достаточно было встретиться взглядом с парнем, в течение микросекунды обменяться с ним информацией и тут же дать ему оценку – озабочен, сексуальный, но гей, неуклюжий, но, может, стоит попробовать или… хм… неплох, и если он сделает шаг навстречу, я не против.

И все это в возрасте двадцати четырех лет. По-моему, это что-то говорит о французской системе образования!

Когда она стремительно вошла в закусочную в Верхнем Ист-Сайде Манхэттена, где мы договорились встретиться, меня не миновал ее аналитический взгляд. У нас с Элоди были определенные, скажем так, физические контакты в прошлом, и сейчас она явно прикидывала, изменился ли я с возрастом в лучшую сторону или, наоборот, захирел. Но сделать окончательный вывод она не успела, потому что увидела Алексу и, казалось, отключила свой секс-радар из уважения к старой знакомой.

Мы все расцеловались и обнялись, и Элоди повесила свою куртку на вешалку.

Вот тогда я и понял, что в ней изменилось. В Париже она обычно одевалась в шикарные американские или итальянские бренды. Но здесь она могла бы преуспеть в качестве посла французской моды. Рыжевато-коричневая куртка от «Аньес Би», оранжевый свитер от «Кок Спортиф», джинсы «Шевиньон». Казалось, Элоди играла роль истинной французской мисс – каковой, собственно, и была – на годичной стажировке от парижской бизнес-школы. За этот год ей предстояло изучить все законы американского бизнеса, после чего вернуться домой и наблюдать за тем, как эти законы разбиваются о рифы французских забастовок и монополий.

– О, Пол, ты звонишь мне, только когда тебе негде жить, – сказала Элоди.

Спешу внести ясность: мы познакомились с ней, когда я работал на ее отца, Жан-Мари. Тогда я подыскивал себе жилье в Париже, но попадались лишь замызганные клетушки.

Я ввел ее в курс дела, рассказав, где мы с Алексой остановились и почему сбежали. Бежать пришлось на метро. Отыскав ближайшую станцию сабвея, мы минут пятнадцать прождали поезда, едва не окоченев от холода. Все десять остановок до Верхнего Ист-Сайда пассажиры вагона таращились на нас, явно недоумевая, что здесь забыли эти двое туристов – наверняка перепутали поезд на аэропорт Кеннеди.

– Судя по всему, вам требуется сытный американский завтрак, – заключила Элоди. – Выбирайте, что хотите, здесь все вкусное. – Наряду с новым французским видом она приобрела американский акцент и ту громкость голоса, которая подчеркивала исключительную важность каждого произнесенного ею слова.

Мои биологические часы никак не могли разобраться, что же мне хочется съесть. Пока я пытался сделать выбор между порриджем (или овсянкой), двойным чизбургером с фри и сливочным мороженым с горячей шоколадной глазурью, невысокий парнишка в белой рубашке с логотипом закусочной подошел к нашему столику и налил нам воды. Кажется, это была греческая закусочная, но обслуживали здесь сплошь мексиканцы, на лицах которых лежала печать наследия инков.

– Я бы предложила вам остановиться у меня, – сказала Элоди, – но есть один деликатный момент. Я присматриваю за домом одного парня, а он сейчас как раз вернулся.

– Ты присматриваешь за домом даже в его присутствии? – спросил я.

– Да. Это большая квартира. И принадлежит она Клинту Хайвею.

– Кому?

Алекса и Элоди расхохотались и объяснили, что речь идет об одном из старых французских рокеров, которые начинали свою карьеру с того, что меняли имя с Жан-Клода Дюпона или Жака Леклерка на более или менее американское и перепевали англоязычные хиты. Первой записью Клинта была французская версия песни «Земляничные поля»[26], которую назвали «Я – клубничный пирог». Либо французский переводчик оказался халтурщиком, либо он принимал те же наркотики, что и Джон Леннон, но в куда больших количествах.

– А что случилось с Клинтом? Он как-то внезапно исчез, – спросила Алекса. – И слава богу, конечно.

– Он по-прежнему записывается, но да, ты права, его практически не видно и не слышно. Дело в том, что с ним произошел… э… несчастный случай. – Элоди, казалось, стало неловко за своего хозяина. – Впрочем, вы сами все увидите. Я отвезу вас к нему, пока мы не решим с вашим отелем.

В конце концов я проглотил и овсянку, и двойной чизбургер с фри, и мороженое с глазурью. Желудок расперло так, будто во мне надулся спасательный жилет.

Я заметил, что никто из посетителей закусочной не наедался, как я. Один из официантов принимал заказ у четверки худых, как щепки, дам в дизайнерских спортивных трико.

– Рогалик с кунжутом, поджаренный, со сливочным сыром, – произнесла темноволосая королева аэробики, выдавая по слову в минуту, словно парень был законченным придурком.

– Я могу рассчитывать на латте? – спросила ее подруга, выжидательно глядя на официанта, будто сомневаясь в том, что столь экзотические напитки уже просочились в эту часть города.

Никто из них не сказал ни «здравствуйте», ни «пожалуйста». Я подумал о том, что, возможно, жители Нью-Йорка так уверены в своих правах потребителей, что не считают уместной вежливость.

Элоди проследила за направлением моего взгляда:

– Они все приходят сюда пообщаться после фитнеса, а потом идут домой, смотреть, как няня кормит из бутылочки их малышей, – пояснила она. – Это коренные жители Верхнего Ист-Сайда. Всё, пошли поищем вам отель. – Она протянула руку, словно хотела выхватить кофейник у проходящего мимо официанта. – Чек?[27]

Мне показалось, что парень сейчас ответит: «Нет, мексиканец, но спасибо, что спросили».

3

Элоди вывела нас на оживленную авеню, залитую солнцем, которое щедро светило с безоблачного неба. Именно таким я и надеялся увидеть Нью-Йорк. Обшарпанные кирпичные здания с шикарными магазинами на первом этаже, высотные жилые дома с коробками кондиционеров, похожими на маленькие холодильники, разметанные по фасаду Суперменом. И повсюду были люди, толпы людей, которые перемещались с удвоенной скоростью, возможно, из-за холодного ветра, который так и норовил обкусать носы. Половина мирового парка такси в панике мчалась на юг, словно в надежде на то, что в центре города будет теплее.

Мы поволокли свои чемоданы на квартиру Элоди, и по дороге она показывала нам, как США – ну, или хотя бы эта часть Манхэттена – повторно колонизируются Францией, спустя двести лет после того, как французы продали свои последние территории на американском континенте молодой республике.

Пройдя всего три квартала, мы успели увидеть два бутика французских модных домов, один французский магазин детской одежды, французскую парикмахерскую, французскую булочную и кондитерскую, где коробки конфет были выложены, словно скульптурные композиции в Музее современного искусства (да и в цене они не уступали экспонатам такого музея). И это не считая двух маленьких галерей с полотнами Матисса и Пикассо в витринах.

– Вот видишь, – сказал я Алексе, – Америка не единственная страна, которая осуществляет экспансию.

– Да, но Франция делает это с помощью Матисса, а не «Макдоналдса».

Американцы, которых я встречал в Париже и Лондоне, всегда пытались уверить меня в том, что у них построено бесклассовое общество, но, глядя на дом, в котором обитала Элоди, в это верилось с трудом. Этот особняк не имел ничего общего с теми многоквартирными трущобами, которые мы видели, возвращаясь из Бронкса. Начать с того, что он великолепно просматривался с высот Центрального парка. Фасад был богато украшен каменной кладкой в стиле ар-нуво, и длинный зеленый навес тянулся от парадной двери прямо до тротуара. Предполагалось, что сюда заезжают на лимузинах, а не тащат свой багаж волоком, как это делали мы.