Гора Маккензи - Линда Ховард

Мэри не знала, как приступить к такой сложной задаче, чем привлечь внимание конгрессмена и попросить рассмотреть возможности рекомендовать юношу в Академию, но она была готова еженедельно писать каждому представителю штата Вайоминг в Конгрессе, пока не получится.

— Я хотел бы учиться по вечерам. У меня много дел на ранчо.

— Вечер подойдет. Даже полночь подойдет, если это вернет тебя в школу.

Он бросил на учительницу быстрый взгляд.

— Вы действительно хотите этого? Вас действительно волнует закончу ли я школу?

— Конечно, волнует.

— Не может быть никаких «конечно». Я вам уже говорил, что ни одного учителя не беспокоило мое присутствие в классе. Вероятно, им было бы спокойнее, если бы я не появлялся.

— Хорошо, — настойчиво сказала она, — зато я беспокоюсь. Обучение — именно то, чем я занимаюсь. Без преподавания и ощущения, что моя работа приносит пользу, я потеряю часть себя. Разве ты не чувствуешь подобное при мысли о полетах? Или ты это сделаешь, или умрешь.

— Я так сильно хочу летать, что мне даже больно, — признал Джо срывающимся голосом.

— Где-то я читала, что полет — это бросок души в небеса и гонки, чтобы поймать ее во время падения.

— Не думаю, что моя душа могла бы упасть, — пробормотал Джо, глядя на ясное холодное небо. Он смотрел как зачарованный, словно райские небеса взывали и манили его взлететь. Он, похоже, воображал себя свободным и не ограниченным ничем, кроме мощи самолета, рычащим под его умелой рукой и поднимающимся все выше. Джо тряхнул головой и вернулся на землю. — В таком случае, мисс Преподаватель, когда начинаем?

— Сегодня вечером. Ты и так потратил впустую много времени.

— Как скоро я смогу догнать свой класс?

Мэри посмотрела на него критически.

— Догнать? Ты оставишь их далеко позади! Сколько на это потребуется времени зависит от твоей настойчивости и усердия.

— Так точно, мадам, — согласился Джо с легкой усмешкой.

Мэри подумала, что теперь он выглядел моложе, скорее юношей, чем взрослым человеком. Но все равно в нем чувствовалось гораздо больше зрелости, чем в других молодых людях его возраста. В глазах Джо читалось облегчение, как будто с его плеч упало тяжелое бремя. Если возможность летать значит для него так много, что же он чувствовал, когда избрал путь, закрывающий возможность когда-либо заняться тем, к чему стремится больше всего на свете?

— Можешь приехать ко мне в шесть? Или предпочитаешь, чтобы я приехала к тебе?

Мэри подумала о двигателе, о темноте и снеге, и засомневалась, сможет ли вернуться сюда.

— Я сам приеду. Вы еще не привыкли водить машину по снегу. Где вы живете?

— Спустись по проселочной дороге и возьми левее. Первый дом слева. — Она задумалась на минуту. — Кажется, первый дом.

— Точно первый. До следующего дома не менее пяти миль. Дом старого Витчера.

— Да, мне так и говорили. Со стороны школьного совета очень любезно найти для меня дом.

— Скорее всего, это единственный способ, которым можно завлечь учителя в середине учебного года.

— В любом случае, я очень им благодарна, — ответила она и выглянула из окна. — Разве твой отец не должен уже вернуться?

— Зависит от того, что он нашел. Если бы отец мог устранить поломку на месте, то уже бы вернулся. Слышите? Вот и он.

Черный пикап с ревом остановился перед домом. Вульф вышел из машины. Подойдя к крыльцу, он потоптал ногами, сбил с ботинок снег и открыл дверь. Холодный, пристальный взгляд черных глаз остановился сначала на сыне, затем на Мэри. Он слегка прищурился, разглядывая каждую кривую, подчеркнутую старыми джинсами Джо, но воздержался от комментариев.

— Соберите свои вещи, — проинструктировал он. — У меня нашелся запасной шланг, который подойдет вашему автомобилю. Мы установим его, а затем отвезем вас домой.

— Я могу сама доехать, — ответила Мэри. — Но спасибо за помощь. Сколько он стоит? Я заплачу.

— Считайте это соседской помощью новому жителю города. И мы доставим вас домой. Я предпочитаю, чтобы вы практиковались в вождении по снегу где-нибудь в другом месте.

На лице Вульфа, как обычно, нельзя было различить никаких эмоций, но Мэри почувствовала, что решение принято, и он не сдвинется с места. Она принесла свое платье из комнаты Джо и остальные вещи из кухни. Когда Мэри вернулась в гостиную, Вульф помог ей надеть толстую куртку, которая доходила почти до колен, а рукава полностью закрывали руки. Она догадалась, что эта куртка Вульфа.

Джо ждал их полностью одетый.

— Я готов.

Вульф посмотрел на сына.

— Разговор состоялся?

Юноша кивнул.

— Да. — Он смело встретил взгляд отца. — Она собирается помочь мне с учебой. Хочу попытаться поступить в Военно-воздушную академию.

— Решение за тобой. Только убедись, что знаешь, во что впутываешься.

— Я должен попытаться.

Вульф кивнул один раз, что означало конец обсуждения. Между мужчинами, шагающими по обеим сторонам, она покинула тепло дома, и еще раз поразилась резкому, беспощадному холоду. Мэри забралась в оставленную с работающим двигателем машину, с благодарностью ощутила тепло воздушного потока от обогревателя и почувствовала себя на небесах.

Вульф сел за руль, Джо устроился справа. Мэри оказалась в ловушке между двумя крупными мужскими телами. Она сидела, строго сложив руки, на прижатых друг к другу коленях. Сначала они заехали в большой сарай, по бокам которого располагались две конюшни, расходящиеся в стороны как руки. Вульф вышел из машины, зашел в сарай и вернулся секунд через тридцать с толстым, черным шлангом.

Подъехав к ее автомобилю, оба Маккензи вышли и нырнули под капот. Предварительно, тоном, которым, как уже узнала Мэри, подчеркивалась серьезность требования, Вульф попросил ее остаться в машине. По отношению к ней Вульф вел себя несколько деспотично, зато его отношение к Джо Мэри очень нравилось. Чувствовалась настоящая привязанность и уважение.

Почему же горожане так враждебно к ним настроены? Только ли потому, что Маккензи - наполовину индейцы? В голове постоянно крутилась сказанная Джо фраза. Что-то про полбеды от сына, и беды от отца. О чем он? Какая беда? Вульф помог ей в неприятной, даже опасной ситуации, обогрел и дал теплую одежду, а теперь ремонтировал ее машину.

Еще он, глупый, ее поцеловал.

Она почувствовала жар на щеках, как только вспомнила про жаркие поцелуи. Нет, поцелуи и воспоминания о них вызывали другой жар. Ее щеки горели от воспоминаний о собственном ужасном поведении, о котором она даже боялась подумать. Она никогда — никогда! — не заходила с мужчиной так далеко. Это совершенно не соответствовало ее характеру.