Вибратор - Мари Акасака

Строчка из песенки Моритаки Чисато безостановочно крутится у меня в голове, всего одна фраза — в странном, ленивом противостоянии с общим безотрадным настроением. Понятия не имею, то ли я и впрямь напрягаю голосовые связки, напевая, то ли эту песенку просто кто-то играет у меня в голове. Поднимись и иди вперед. Совсем мало времени прошло, он не мог уйти слишком далеко. Если я пущусь бегом, вполне успею его догнать. Замолкли все голоса, кроме одного, того, что поет песенку Моритаки. Но существует ли этот голос в действительности? Может, он — всего лишь воспоминание или что-то типа этого? День, когда я с утра до вечера пила тот разрекламированный джин, да, помню, точно, с самого утра начала, джин, джин, джин, французы вечно его мешают то с тем, то с другим, да что же это за джин-то был? Помню, для начала выпила, чтоб башка с похмелья не раскалывалась, да, точно, вот так все и началось, я посмотрела в зеркало — физиономия такая отечная, смотреть противно… Воспоминания возвращаются одно за другим, надо же, отменная скорость!

Поле моего зрения сужено до предела. И видно очень скверно. Снег падает все сильнее, вымачивает меня до костей. Шаги мои — едва в четверть своей обычной ширины. Пытаюсь шагать с правой ноги, вкладывая в движение всю возможную силу, примерно так… чудно. Едва не полетела вверх тормашками. Различные части тела все еще испытывают сложности в сотрудничестве, каждая норовит двигаться сама по себе, по большей части я даже не в силах идти ровно. Взгляд никак не желает фокусироваться. Голова плывет, что ли? Нет времени пытаться понять, почему все вокруг кажется таким размытым, давай, детка, включай мозги, надо идти. Меня заставляет двигаться лишь воля к движению. Я понуждаю себя идти вслед за мужчиной; может, у меня не хватает воли ни на что больше, потому и не удается удержать контроль над собственным телом. Что-то — должно быть, душа моя, — бежит, мчится впереди сама по себе, далеко обгоняя тело. Глаза мои бессмысленно блуждают по сторонам, вне всякой связи с сознанием, ловят стоп-кадры окружающей реальности, резко впечатывают их в сетчатку. Метрах в ста от меня — машина, она приближается, мгновение — и вот она уже прямо передо мной. Я уже ступила одной ногой на «зебру» наземного перехода, и теперь — ни туда, ни сюда. Порыв ветра. Хаос шумов, хаос ощущений.

Слышу, как хаос шумов прорывает резкий звук, доносящийся издали.

Тело мое совершает цельное движение. Бесчисленные клетки у меня внутри покидают голову и начинают наконец-то двигаться в едином ритме.

Кто-то свистит?

Звук повторяется.

Протягиваю руку в направлении свиста. Теряю равновесие. Падаю на колени — прямо в снег. Несколько секунд нелепо барахтаюсь, потом удается вспомнить последовательность движений, необходимую, чтобы подняться. Как по кусочкам себя собираю. Светофор загорается ярким огоньком зеленого света. По ту сторону перехода — микрорайон семейных двухквартирных домиков, машинам туда нельзя. Звук доносится с улицы, огибающей микрорайон. Теперь свет снова красный, но, по счастью, ни одной машины поблизости нет. Перехожу на другую сторону. Свист приближается. Мокрый мартовский снег бьет в лицо, мешает смотреть. Глазам больно, но я никак не могу заставить веки моргнуть. Никого не видно. Бреду вперед, ориентируясь только на звук. Где ты? Это ты, правда ведь? Парень, что толку свистеть, лучше бы подошел и помог! Ладно, хорошо, я знаю: надо идти. Мне обязательно надо идти. В конце концов, это ведь я ощутила голод!

Там, откуда доносится свист, никого. На пути у меня что-то огромное. Смотрю вверх. Эта штука — темно-синяя, гладкая, огромная. Зрение у меня все еще почти не работает, от прочих чувств остались жалкие осколки, а потому я не сразу понимаю, что это.

Стою, раскинув руки, пальцами скольжу по темно-синей поверхности. Грузовик-трейлер.

— Ой!

Невольно вскрикиваю. На водительском сиденье — мужчина, которого я видела в магазине. Кто бы мог подумать, он — дальнобойщик! Я ведь не машину — просто человека искала, потому и нашла с таким трудом. Он усмехается и слегка прищуривается, глядит в упор, словно бы сердито, в точности как глядел при нашей первой встрече в торговом зале. Внезапно понимаю — я вот-вот заплачу. И действительно, слезы льются из глаз, но почти мгновенно смешиваются со снежинками. Пакет с кубиками льда из «Семейной выгоды» свисает с одного из «дворников». Он, наверно, лед снаружи оставил, потому что холодно на улице. Он кивает на место рядом с собой. Поворачиваю серебристую ручку, и дверь открывается. Из кабины вырывается поток теплого воздуха. Ступенька невероятно высокая. Робко ставлю на нее левую ногу.

— Да ты держись, — говорит он.

На потолке — ручка, за нее можно ухватиться. С трудом подтянувшись, плюхаюсь на сиденье. Впереди, позади — везде раскинулся мир белого безмолвия. Район, столь хорошо мне знакомый, словно бы в одночасье обратился в заснеженную пустыню. Может, это имеет какое-то отношение к ветровому стеклу — оно ведь больше и выгнуто сильнее, чем у обычных машин, — но все, что можно окинуть взором, точно расширилось. В двери, прямо у моих ног, — маленькое застекленное окошко, кажется, словно я парю в воздухе, и возникает чувство, будто я взлетаю вверх, в снег, а не сижу, пытаясь стряхнуть с себя тающие снежинки.

— Добро пожаловать.

Внутри грузовика все равно что в утробе этого мужчины, думаю я. Никаких украшений, зато уютно, мягко и тепло. Мужчина протягивает мне полотенце. Стремительное изменение температуры вызывает сильный озноб.

Эта кабина — его тело и мое сердце. Он вознесен высоко над землей, а я прикована его взглядом. Он наблюдал за мной, пока я гналась за ним, пробиралась через сугробы, падала в снег, ползла. Он все время наблюдал. У него изначально более выигрышная позиция.

— Ты все время сидел и наблюдал за мной?

— Нет, не все время. В смысле — я и не надеялся, что ты правда придешь.

Я благодарна снегу — ведь кожа моя настолько мокрая, что он и не увидит, какая она скверная.

С первого же взгляда замечаю: его кожа чудовищно гладкая. На мгновение в сознание врываются голоса, но тотчас же замолкают. Что еще сказать — понятия не имею.

— Выпить хочешь? Китайская водка, здорово крепкая.

— Конечно, хочу.

Дальнобойщик выпрыгивает из кабины, подхватывает пакет с кубиками льда, свисавший с «дворника». Он перекладывает лед в пластиковые стаканчики, и я вижу — снежинки прилипли изнутри к пластику пакета и к кубикам тоже. Он разливает по стаканчикам водку, добавляет чуть-чуть лимонного тоника. Лед тает, еле слышно потрескивая. Я разглядываю густой слой снега, покрывающий один из кубиков в моем стаканчике. Лимонный тоник почти совсем не кислый, так, легкий, специфически цитрусовый привкус, напиток почти не пахнет алкоголем, он больше похож на газировку, которую я пью, когда хочу рвоту у себя вызвать. С одной только разницей: коктейль, сделанный мне мужчиной, — вкусный. Хочу, чтоб голоса вернулись. Ну, давайте, ребятки, все разом, учините снова истерику, объясните, как вам нужен этот мужчина. В одиночку мне не справиться. В трезвом виде у меня не выйдет. Говорят, от китайской водки похмелья не бывает, только что-то она на меня совершенно не действует. По крайней мере напиться мне точно надо. Парень, я уже зашла слишком далеко. В трезвом виде ни черта не выйдет. Я вообще впервые в жизни подцепила незнакомого мужика, человека, которого никогда раньше и не видела. Рядом открытый пакет воздушной кукурузы, дешевка, на каждом углу продается, я спрашиваю мужчину — можно мне? Съедаю немножко. Думаю — вкусно.

— Вкусно, да? — говорю тихонько. Понятия не имею, к кому обращаюсь: то ли к мужчине, то ли к кому-то внутри себя в тщетной надежде дождаться ответа.

— Тебе сколько лет-то? — спрашивает он.

— Тридцать один. — Не задумываясь, называю ему свой истинный возраст. Не знаю почему, только врать и по-бабски лукавить с ним не хочется совершенно.

— Правда, что ли? Ну, тогда ты постарше меня.

— Ага, я сразу поняла, что я старше. А тебе сколько?

— Двадцать шесть.

— Ого! А я подумала, ты моложе.

— Я видел — ты покупала бутылку джина и бутылку вина.

— Да… ко мне в субботу гости прийти должны. — А пакета-то у меня и нет, руки пустые, надо быстренько что-то придумывать. — По зрелом размышлении, я решила ничего не покупать. Как-то усомнилась, понимаешь… в том смысле, что сегодня — еще только среда…

— Вообще-то сегодня четверг.

На секунду зависает молчание.

— Хочешь телевизор посмотрим?

— Конечно.

На приборной панели — тюнер, а над тюнером — маленький телеэкран. Несколько минут мы смотрим какую-то комедию, потом переключаем канал. Показывают церемонию открытия Олимпийских игр для инвалидов.

— Господи, — говорит мужчина, — с ума сойти можно.

На маленьком экране танцуют парами люди, стоящие на собственных ногах, и люди в инвалидных колясках. Люди в инвалидных колясках кружатся и поворачиваются в такт музыке с изяществом, не поддающимся описанию. В центре — колонна, увенчанная огнем. Похоже, он чем-то отличается от Олимпийского, но экран настолько маленький, что как следует разглядеть нереально.