На грани. Книга первая - Литта Лински

И вот наконец девушку оставили одну в ее комнате. Теперь можно было не только осматривать, но и трогать все что угодно. Чем она не преминула воспользоваться. Нармин до сих пор не могла поверить, что она находится в королевском дворце. Это она-то, которая ничего в жизни не видела, кроме скромного домика своих родителей в захолустном городишке и затерянного в горах Храма. Еще месяц назад девушка была уверена, что ничего лучшего, чем неожиданное назначение старшей жрицей, в ее жизни быть не может, и вот теперь она – представительница Храма Маритэ при дворе новоявленного монарха.

И какое ей, в конце концов, дело, как он взошел на трон? Йеланд был законным королем, но ему не нужна была поддержка жриц Маритэ, он не нуждался в представительнице Храма в столице. Правда, новый король тоже не вызывал жриц в Вельтану, но все-таки, не сменись власть, за окном Нармин шумел бы сейчас водопад, а не догорали бы остатками летней роскоши королевские сады.

Так, преисполненная симпатии к узурпатору, Нармин отошла от окна и окинула взглядом уютную, а по меркам той жизни, к которой она привыкла, более чем роскошную комнату. И, конечно же, из всей обстановки взгляд задержался на большом, в рост, зеркале, оправленном в тяжелую позолоченную раму. Хотя Нармин и воспитывалась в Храме с самого юного возраста и воспринимала себя в первую очередь как служительницу Маритэ, она все-таки оставалась женщиной. И теперь, в новой для себя изысканной и роскошной обстановке, она почувствовала себя женщиной более, чем когда-либо. Девушка и раньше осознавала свою привлекательность и не раз слышала в Храме, что является самой красивой жрицей среди своих ровесниц. Уточнение было не лишне, ибо некоторые старшие жрицы превосходили Нармин в красоте, несмотря на почтенный возраст. Будучи послушницей, а затем младшей жрицей, глядя на наставниц, она не раз ловила себя на мысли, что вряд ли смогла бы предпочесть служение Богине мирским соблазнам, обладай она такой красотой. И вот теперь, созерцая в огромном зеркале собственное отражение, Нармин впервые в жизни сама оказалась перед подобным искушением.

Из серебристых глубин на нее смотрела высокая, статная девушка с роскошными формами. Лицо не могло похвастаться идеальной правильностью и соразмерностью черт, зато было совершенно очаровательным. Высокие скулы, пухлые губы, густые каштановые локоны и глубокие карие глаза с пушистыми ресницами были чудо как хороши.

Традиционное одеяние жриц Маритэ тоже отнюдь не портило девушку, а скорее, напротив, подчеркивало ее достоинства. Впрочем, зеленое платье с глубоким вырезом и широкими рукавами, идеально облегающее фигуру сверху и свободно струящееся от талии, пошло бы любой девице, кроме разве что толстушки. Наряды служительниц Маритэ, даже платья послушниц, были хоть и просты, но изысканны – шитье по подолу, золотистый поясок. Так и надо. Ведь если ты постоянно вынуждена носить только одну одежду, то эта одежда должна быть безупречна.

Чем дольше Нармин вертелась у зеркала, тем сильнее завладевали ее сознанием мысли, ранее почти не посещавшие эту прелестную головку: о своей красоте и, как следствие, о мужчинах, которые должны пасть ее жертвами. Думать о мужчинах в обители было глупо. Не то чтобы их там совсем не было, но они воспринимались не как мужчины, а как исполнители определенных функций – поставщики, истопники, строители. Были также просители, приезжавшие в Храм Маритэ, или те, кто привозил туда своих дочерей и сестер. Но это были лишь слуги и посетители, не более. А здесь, здесь ее окружали именно мужчины. За время сравнительно недолгого путешествия единственными представителями сильного пола были сопровождавший Нармин кучер да хозяева гостиниц и постоялых дворов, где девушка останавливалась. Поскольку жрице не подобает есть в одном помещении со всяким сбродом, она всегда заказывала еду в свою комнату, а следовательно, была лишена сомнительного счастья созерцать разномастных представителей мужского пола, обитающих в общих залах придорожных заведений.

Но зато за первый день пребывания в столице, и особенно в королевском дворце, Нармин наконец открыла для себя этих непостижимых и загадочных существ. Даже слуги, сопровождающие ее и распахивающие многочисленные двери Нианона, были величественны и почти прекрасны, не чета каким-нибудь мелким сельским дворянам, обивающим пороги обители. Что уж говорить о придворных кавалерах, несколько из которых попались ей на глаза во время путешествия по дворцу. Они мило и почтительно улыбались молодой жрице, кланялись и провожали восхищенными взглядами. Поначалу девушка была слишком поглощена великолепием города и королевской резиденции, но сейчас, рассматривая себя в огромном зеркале, не могла не прийти к мысли, что восхищение, мелькавшее в глазах мужчин, более чем заслужено.

Отойдя от зеркала, Нармин вновь подошла к окну. Но теперь открывавшийся перед ней вид стал лишь фоном для картин, которые рисовало разгоряченное воображение жрицы. Она видела себя окруженной восхищенными поклонниками, которые, конечно, будут отвергнуты, ибо служение Маритэ превыше всего. Но даже в мечтах девушка отвергала поклонников не без некоторого сожаления. Любовь не была под строгим запретом для посвятивших себя Богине женщин, но в то же время и не поощрялась. Браки не были запрещены, но неизбежно лишали сана жрицу, решившуюся создать семью. Стать же любовницей было, во-первых, позорно и недостойно, во-вторых, практически невозможно, находясь в стенах храма.

Именно поэтому восторгам будущих поклонников суждено остаться лишь восторгами, а ее удел – вздыхать над разбитыми сердцами. Нармин, положив подбородок на переплетенные пальцы, тут же вздохнула, заранее сожалея о несчастных жертвах своей привлекательности. Апогеем ее смелых мечтаний стало поклонение самого короля, который ради прекрасных глаз недоступной жрицы станет искренним и ревностным почитателем Маритэ, возродит ее культ по всему Элару и Дайрии и построит новый храм в столице, где сделает ее, Нармин, владычицей, дабы иметь счастье хотя бы созерцать вблизи от себя предмет своего обожания.

Неизвестно, куда бы завели девушку подобные думы, но они были прерваны стуком в дверь, за которой стоял величественный слуга в ливрее, предлагающий представительнице Храма Маритэ проследовать за ним на королевский прием.

***

– Как уж будет угодно вашим милостям, а покойный, хоть и был мне законный супруг, слова доброго не стоил! – маленькая, вертлявая женщина, черноволосая и черноглазая, тараторила без умолку, хотя допрос, по сути, еще не начался. Жаволь Гуттон – жена, точнее вдова, Рудо Гуттона, найденного этим утром мертвым неподалеку от трактира «Безухий кролик» – оказалась особой смазливой и непомерно болтливой. Не похоже было, что ее терзает печаль по поводу ухода супруга в мир иной.

С болтушки Карст перевел усталый взгляд на своего спутника – Элвира Торна, ближайшего соратника нового короля, которого его некоронованное величество навязало коменданту для участия в расследовании загадочных смертей. Торн казался Итону неприятным типом, хотя женщины, наверное, таких любят – высокий, сильный, с мужественными, хоть и слегка грубоватыми чертами лица. Волосы цвета спелой пшеницы, вопреки моде, были довольно коротко стрижены, а серые глаза отливали сталью. О жестокости Торна, несмотря на короткий срок оккупации, в столице уже ходили легенды. По слухам, которые ни он сам, ни король не думали опровергать, именно Торн прикончил обоих Ильдов и трех ненавистных временщиков (за последнее ему, впрочем, душевное спасибо от всей страны и от него, Итона Карста, лично). Каменное лицо приспешника узурпатора ничего не выражало, он бесстрастно и внимательно смотрел на неугомонную свидетельницу, не замолкавшую ни на секунду, хотя пока ей не было задано ни одного вопроса.

– Ох, до чего же допился, мерзавец! – негодовала безутешная вдова. – Помер, посмотрите на него! – хотя смотреть к этому моменту было уже не на что, поскольку труп Гуттона стража унесла. – И на что я теперь буду жить?! – заламывала руки Жаволь. – Благо хоть детей не нажили, – после этих слов женщина глянула на Элвира Торна так, словно отсутствие детей повышало ее потенциальную ценность в глазах последнего. Неужто эта дурочка надеется, что второй человек в государстве возьмет ее на содержание, а то и сделает любовницей?! Похоже, что именно так, если судить по красноречивым взглядам, бросаемым ушлой вдовушкой на светловолосое изваяние. Да, видно, бабенка высокого о себе мнения. Наконец предполагаемая жертва ее мещанского обаяния разомкнула холодные уста.

– Сударыня, – начал Торн, безупречно вежливо обращаясь к вдове Гуттона. – Вы видели вашего мужа после смерти?