На грани. Книга первая - Литта Лински

Все было так внове, удивительно и совсем не похоже на те пейзажи, к которым привыкла Нармин. Гений архитекторов разных эпох, воплощенный в гармонично сочетающихся друг с другом зданиях, производил на девушку, привыкшую к торжеству природы над творениями рук человеческих, неизгладимое впечатление.

Нармин родилась в маленьком городке, не сильно отличавшемся от окружающих деревень, но и это жалкое подобие города давным-давно осталось позади и почти стерлось из памяти. В храм Маритэ9 родители привезли девочку, когда ей было всего лишь восемь лет. С тех пор она не покидала обители, возведенной много веков назад на скалистом уступе, нависающем над неистовой горной рекой. Поначалу величие природы и отсутствие следов цивилизации, к одному из оплотов которой юная Нармин относила и родной город, пугало и угнетало будущую жрицу. Но с годами, не видя ничего другого, она не только примирилась с окружающим видом, но и полюбила суровые горы, вершины которых днем сверкали коронами вечных снегов, а ночью поддерживали усыпанный мириадами звезд небосвод, могучие деревья, покрывающие горные отроги, и вечный шум водопада, каскадами ниспадающего в речные волны.

Однако неведомые города все равно манили девушку со страниц книг – или являясь в странных и прекрасных снах. И вот, теперь она видит воочию столицу самого древнего, большого и могущественного государства мира. Вообще само то, что она здесь оказалась, можно расценивать как самое настоящее чудо. В который раз Нармин мысленно перебрала события, предшествовавшие ее появлению в Вельтане.

Когда верховная жрица Лавинтия вызвала Нармин к себе, та не очень удивилась. Ведь совсем недавно она стала старшей жрицей, самой молодой из старших жриц храма. Очевидно, владычица решила удостоить ее личной беседы, чтобы еще раз подчеркнуть, какая это ответственность. Нармин и сама понимала, что стать старшей жрицей до того, как исполнится двадцать лет, практически невозможно, за всю историю Храма исключения можно пересчитать по пальцам. Девушка не знала, чем вызвана такая честь. Она хоть и была не из худших учениц и не обделена способностями, но и к лучшим не принадлежала. Нельзя сказать, что такое неожиданное возвышение не вызвало разговоров в обители, но решения владычицы в Храме Маритэ оспаривать было не принято. Верховная жрица знает, что делает. И, должно быть, сейчас в личной беседе она расскажет Нармин, почему решила удостоить ее звания старшей жрицы в неполные девятнадцать лет.

Как ни странно, встретив девушку, владычица вовсе не повела разговор о посвящении воспитанницы храма в новый статус, а оседлала своего излюбленного конька.

– Люди забыли Маритэ и ее божественных сестер! – пафосно начала Лавинтия. Все ее речи, на памяти Нармин, начинались так или примерно так. Сначала юная послушница относилась к словам владычицы с благоговейным трепетом, потом как к неизбежному положению вещей (о чем еще может говорить верховная жрица Храма Маритэ?), и, в конце концов, чтобы не заснуть от скуки, тихонько думала о своем во время очередного пламенного воззвания. Но сегодня был слишком важный день, да и обстановка – личный прием у владычицы – настроила Нармин на серьезный лад и побудила, как когда-то давно, вслушиваться и осознавать каждое слово, сказанное почтенной, седовласой, но все еще красивой женщиной, возглавлявшей обитель более двадцати лет.

– Когда богиня жила среди людей, свет ее был разлит в душах, и не было тогда доли почетней и радостней, чем служить ей и ее сестрам. Даже после Великой битвы и Затворения люди чтили Маритэ, как и ее служительниц. Видя нашу силу, которой созидательница одарила своих слуг, прочие смертные склонялись перед избранницами богини. А теперь? Куда все это ушло?! Нынче нет не только любви к Маритэ, но зачастую даже веры! Все, что нам осталось, – лишь формальное почтение, дань традиции. Но даже за это нам приходится бороться! Ты здесь с восьми лет, девочка… Ты видела толпы паломников, посещающих Храм? Или, может быть, ты была свидетельницей визитов монарших особ, пришедших поклонится Маритэ, впитать ее мудрости и просить благословения богини для несения нелегкого бремени власти? А пожертвования? А послушницы? О, Нармин, твои родители были исполнены истинной добродетели, они сами привели тебя в Храм. Но гораздо чаще сестрам приходится ездить по городам и деревням в поисках девушек, которые могли бы служить Созидательнице. И когда девочки, отмеченные светом Маритэ, с трудом, но находятся, а с каждым годом их все меньше, родители, как правило, ни в какую не желают отпускать их для великого и благородного призвания! – верховная жрица, как всегда во время своих речей, распалилась и пребывала в состоянии, близком к священной экзальтации. Она патетически вскидывала руки, голос выражал волнение, а серые глубокие глаза метали молнии.

– Но ведь к Храму очень часто приезжают родители, желающие посвятить дочек Маритэ, – робко возразила Нармин. Раньше она не посмела бы перебить владычицу, особенно в приступе священного гнева, но сейчас-то она уже старшая жрица, а следовательно, обрела кое-какие новые права, например, право почтительно поддержать разговор.

– Приезжают?! – Лавинтия фыркнула, вложив в свои слова все презрение и яд, которые, надо сказать, изливались из ее уст неиссякаемым потоком уже немало лет, по крайней мере, одиннадцать точно, на памяти Нармин. – Ты посмотри, кто приезжает к воротам обители? Всякая шваль и нищета, которая не знает, как избавиться от лишних детей и куда их пристроить. О да! В таких посетителях недостатка нет! Нам нечем кормить лишнюю дочку – пусть питается и живет за счет Маритэ! Среди этих «подачек» в лучшем случае одна из ста имеет хоть проблески дара. Именно поэтому мы и отсылаем подобных паломников вместе с их не пристроенными дочерьми обратно. При этом надо еще изловчиться и, забыв про гордость, быть вежливыми, отказывая! Мы, служительницы богини, должны быть образцом терпимости, спокойствия и доброжелательности с каждым, даже с последним голодранцем или идиотом! – гнев кипел и бурлил в верховной жрице подобно вареву, выплескивающемуся через края котла.

Нармин молчала. Ей снова было скучно. Конечно, гнев владычицы более чем справедлив, но слушать одно и то же в течение стольких лет и не утратить интерес и новизну восприятия практически невозможно. Можно также понять, что верховной жрице храма Маритэ вполне подобает испытывать именно такие чувства и вести такие речи, но, богиня, как же это все приелось! И, главное, при чем тут она – Нармин? Но когда новоиспеченная старшая жрица уже почти отчаялась услышать что-нибудь, что имело бы хоть отдаленное отношение к ее скромной персоне, Лавинтия неожиданно повернула разговор в нужное русло.

– Должно быть ты, девочка, – позволь мне по-прежнему звать тебя так, несмотря на посвящение, – гадаешь, почему я вызвала тебя? – голос Лавинтии, минуту назад бывший негодующим и презрительным, стал вновь ласковым и спокойным, как полноводная река, вошедшая в обычное русло после каскада порогов и стремнин.

Нармин только и могла, что кивнуть. Говорить она не решалась, искренне жалея о той реплике, которую позволила себе вставить в разговор. Кем бы она там ни стала, но верховная жрица – это верховная жрица. И она, Нармин, как была, так и останется для нее девочкой, что, в принципе, вполне логично и правильно. Так что пусть уж владычица говорит, а ее дело – слушать и кивать. И верховная жрица продолжила свою речь, вполне удовлетворившись кивком Нармин.

– Я не просто так говорила тебе о Маритэ и о нашей высоком предназначении – нести ее свет людям. С восьми лет жила ты в стенах Храма, возрастала в мудрости, силе и добродетели, и вот, пришло время отдать Маритэ то, что мы по воле ее вложили в тебя, Нармин. Именно тебе предстоит светить, как факел, в кромешной тьме неверия и равнодушия, охватившего мир!

Девушка слушала и решительно ничего не понимала. Взгляд почему-то остановился на золотистой шторе, перехваченной витиеватым шнуром с подвеской. Нармин замерла в напряжении, изучая каждую деталь подвески вплоть до спутавшихся терракотовых кистей и маленькой трещинки на светлом опале, который находился в центре украшения. Тем временем Лавинтия продолжала.

– Ты, должно быть, недоумеваешь, отчего тебя посвятили в старшие жрицы, несмотря на юность? Дело в том, что именно на тебя я хочу возложить чрезвычайно важную миссию, от которой многое зависит, – владычица говорила негромко и проникновенно, глядя девушке в глаза. – Для выполнения того, что я, именем Маритэ, собираюсь тебе поручить, положение младшей жрицы никак не подходит, а ждать мы не можем.

Нармин действительно пребывала в недоумении. Слова Лавинтии ничуть не проясняли ситуации, а, напротив, совершенно сбили девушку с толку. Однако она по-прежнему не задавала вопросов, справедливо полагая, что верховная жрица сама разъяснит, что она имеет в виду. И Лавинтия разъяснила.