Наряд. Книга III. Точка кипения - Ярослав Калака

– Это ещё что?! Вы что, в конец охренели?! Начальник штаба 13-го окончания подземных коммуникаций сопротивления со связанными руками?! Наши люди со связанными руками, ртами и повязками на глазах?! Я требую немедленно освободить из-под стражи и развязать всех наших людей! Я немедленно приведу своего начальника… и вашего лидера, то есть автократора, тоже, идиоты!

На этом Алина Мартыненко, переусердствовав с высокими нотами, сорвала себе голос и, вызвав полное замешательство в рядах незнакомцев, связавших и захвативших нас в плен, принялась срывать повязки с наших глаз и ртов. Вскоре наступила и моя очередь.

– Ну, наконец-то! – обрадованно сказал Воронин. – Спасибо, Алина! Не кричи ты так! Меняев с Мухиным здесь?

– Да, товарищ майор! Вы принесли нам… утешительные вести?

– Приведи, пожалуйста, командира, – подмигнул ей наш лидер. – Принёс.

– Я мигом! – радостно прокричала, уже на бегу, лейтенант и скоро скрылась из виду.

– Я вам говорила! – набросилась в свою очередь на наших конвоиров Аглая. – Ну вот, теперь сами расхлёбывайте кашу, которую сами же и заварили по собственной глупости!

Я уже не раз восхищался картинами, которые представали перед моими глазами, с тех пор как судьба закинула меня в Южный крест. Ничуть не умаляя искренности всех пережитых впечатлений и не отнимая красок из описанных прежде мной полотен, я в который раз даже не просто чуть не задохнулся от восторга, а ошалел от него.

– Мы в Радуже, Митя! – улыбнулась моему выражению лица Аня.

За время нашего путешествия глаза успели частично атрофировать свои функции и теперь испытывали настоящий шок.

– Как много цветных красок! – смущённо пробормотал я.

Закружилась голова, но я не обратил на это внимания. Много ли вы помните в своей жизни впечатлений, которые смогли заставить так же радостно покраснеть, как самое первое свидание со своей самой первой, ещё детской, любовью?

Это был громадный конусообразный грот, в котором расположился подземный город. Он состоял из храмов, потому что отовсюду, со всех сторон, блестели купола. Возможно, что грот был выше уровня моря, потому что самым главным чудом этого места было то, что откуда-то сверху падали, хоть и не напрямую, но определённо забранные с земной поверхности лучи естественного, природного света. Очевидно, там, наверху, сейчас царил рассвет, потому что весь Радуж был укутан розовым маревом.

– Откуда это, товарищ майор? – спросил я.

– Наверху залежи слюды, – ответил мне начальник подземной поисковой партии. – Они расположены так, что сорок дней до летнего солнцестояния и сорок дней после него в город утром, начиная с рассвета и почти до полудня, попадают прямые лучи солнечного света.

– Ух, ты! – сказал я. – Несмотря на крайние неудобства вследствие естественных причин, не восхищаться представшей моим глазам панораме было просто невозможно.

Мы стояли на небольшой, вымощенной камнем площади, недалеко от одной из стен грота. Свет сверху, как мне казалось, ниспадал с противоположного стене направления. То есть, с другой стороны стоял город, в котором было столько много храмов и церквей, самых разных: деревянных, каменных, из красных кирпичей, что сначала мне показалось, что он состоит только из них. Это было безумно красиво: купола, много людей разных возрастов, спешащих по своим утренним делам, и мириады свечей, горевших вокруг в фонарях, подсвечниках, люстрах, и вообще, где это было только возможно. Ибо все ухищрения человеческой фантазии были сосредоточены в этом месте на том, чтобы с их помощью сделать всё вокруг таинственным и красивым.

– Какое необычное слово: «утро», – заметил Павлов. – Триста лет его не использовал.

– Сейчас начнут гасить свечи, – сказал Лихман.

– Радуж часто называют городом миллиона и одной свечи, – пояснила мне фельдшер.

– Неужели вы все были здесь раньше? – спросил я своих друзей, и по их лицам и улыбкам понял о том, каков был бы ответ, если бы его произнесли вслух.

Но и это было ещё не всё. Стена грота, рядом с которой мы были, тоже была сама по себе маленьким чудом. Как минимум треть её площади занимал водопад, воды которого падали в небольшое озеро, которым заканчивалась площадь. Вдруг стало происходить что-то необыкновенное: сначала один, затем ещё несколько, и вот уже мириады солнечных лучей вдруг упали на водопад так, что над городом стала явственно видна радуга.

– Митя, у тебя открыт рот, – заметила фельдшер. – Ты знаешь, что я умею вправлять челюсти? Умею, но не люблю.

– Вот поэтому он и называется Радуж, – хмуро заметил Иван Васильевич. – Когда нам дадут сходить по нужде?

– Но сами себя они больше любят называть Радужной лаврой, – зевнул Воронин. – Слава Господу Богу, вот идёт наш командир.

Конвоиры, до этого стоящие в сторонке, подбежали к нам и вытянулись по струнке. Поправлять сорванные Алиной повязки, впечатлённые её гневной тирадой, они не стали, как, впрочем, и освобождать нас от пут, тоже. Аглая, беседовавшая с кем-то невдалеке, вернулась, наверное, для того, чтобы встретить группу людей, приближавшихся к нам.

Их было не менее трёх десятков. Это была элита 13-го окончания вместе с людьми, судя по всему, управляющих Радужем. Иссушённые фигуры, укутанные в чёрные рясы с капюшонами. Чистые внутренней одухотворённостью лица, ясные и глубокие глаза, как у людей, которые часто и подолгу молятся. В общем, на вид – самые настоящие монахи.

С нашей стороны я увидел много знакомых персон. Помимо командира здесь были Лопарёв, Капустин, Рыбин, Петруня, а также другие офицеры, занимающие руководящие должности в 13-м и 47-м окончаниях. Само собой, по сравнению с ними, одетыми в чистую, выглаженную форму, мы выглядели самыми настоящими оборванцами: небритыми, грязными и уставшими. Одетыми в невесть какие гражданские лохмотья.

– Восхитительно! – изумился Меняев. – Итак, может быть вы и всех нас, как и моего начальника штаба и моих офицеров, закуёте в кандалы и бросите в ваши темницы? Просто так, попоститься и развеяться, месяца на три?

Последние шаги он преодолел с трудом, чтобы не сорваться на бег. В своей жизни я никогда не встречал человека, который бы больше пёкся о том, как он выглядит. Казалось, лидер Южного креста продумывает и репетирует своё каждое движение, каждый жест. Естественно, если это, конечно, так и было, а не являлось врождённым талантом, этот труд не прошёл бесследно: одна его легендарная походка, напоминающая грациозные движения рыси, чего стоила.

– Ну же, не волнуйтесь, Александр Владимирович! – с этими словами из людей Радужа вперёд выступил старец. – Конечно же, вышла ошибка. Наши люди проявили излишнее рвение.

По его внешнему виду, осанке и взгляду, отношению к нему других я сделал вывод, что он здесь или самый главный, или в числе самых первых лиц города. На нём была чёрная ряса, но опоясан он был простой верёвкой. Он был худ, с живым лицом, на котором за стёклами очков мерцали добрые карие глаза. Его шевелюра переходила в бороду, обрамляя всю его голову роскошной белоснежной гривой.

– Не стоит так всё драматизировать! – заявил ещё один батюшка.

Он был тоже в очках, почему-то круглых, коротко пострижен, в поддержку своих слов бурно жестикулировал и картавил. Впрочем, это ему шло.

– Наши люди, – продолжил батюшка в круглых очках, – просто встретили ваших людей и проводили, чтобы с ними ничего не случилось, к нам. Зная, что вы у нас. Вот и всё, Александр Владимирович! – он сделал жест рукой, после чего таинственные незнакомцы, совсем недавно безжалостно конвоировавшие нас связанных, принялись с извинениями развязывать нам путы.

– Полноте, Иван Иванович! – резко ответил ему командир 13-го окончания подземных коммуникаций сопротивления. – Приберегите вашу пышную риторику для своих проповедей!

– Слава Господу Богу, не зря мы молились ему, ты жива! – обнял девочку батюшка, первым ответивший командору. – Как ты, Машенька?

– Всё хорошо, Юрий Юлианович, спасибо. Вы не будете возражать, если я с вашего разрешения займусь размещением и обустройством гостей?

– Конечно, дитя моё. Только не забудь рассказать о своём возвращении Константину Евгеньевичу. Он очень беспокоится о твоей судьбе, и не далее как вчера мы снова говорили о тебе… – кивнул головой Юрий Юлианович и обратился ко всем нам: – Рад вас приветствовать, гости дорогие! Ребятушки, простите нас милосердно за нашу ошибку! Добро пожаловать в наш город!

Вокруг нас возникла толчея, на площадь подходили новые люди, кто-то прибежал с новостями, и радужцы принялись что-то бурно обсуждать. Воспользовавшись ситуацией, выбрав момент, когда нас никто не мог подслушать, к нам подошёл полковник Меняев.

– Как ты, Юрьевич? – обнял он Воронина. – С возвращением, приключенцы… Ну что?! Делитесь!