Фоторобот - Мишель Лебрэн

Господин Комиссар. Будет ли выдано вознаграждение в том случае, если я вам сообщу имя и адрес совершившего преступление в Медоне. Каково оно? Будьте любезны сообщить мне ответ с обратной почтой. Прикладываю к письму почтовую марку. Заверяю вас, Господин Комиссар, в своем уважении. Нувель Франсуа, улица Пьер-Демур, Париж, 17 — й округ.

Человек, которого вы ищете, это Жильбер Витри, проживающий в тупике Добряков (улица Клер, 23), Париж, 7 — й округ.

Тот садист, который вершит справедливость, это я. В четверг я снова возьмусь за дело. Никто никогда меня не поймает. Зорро.

На Севастопольском бульваре Жильбер остановил свою машину у еще открытого магазина, где продавалась спортивная одежда. Не выбирая,он купил шорты, рубашку в красно-синюю клетку и пару сандалий.

Затем он направился на Северный вокзал и оставил свою машину на автостоянке на одной достаточно тихой улице. Полиция ее там сразу не обнаружит, а потом, возможно, решит, что Жильбер удрал на поезде на север или за границу.

В машине ему пришлось выполнить сложные гимнастические упражнения, чтобы снять брюки и натянуть шорты. Свои ботинки он поменял на сандалии, оставил на себе спортивную куртку и с рюкзаком на плече, и с брюками в руках удалился в опускавшуюся ночь. В этих шортах ему казалось, что он голый и привлекает к себе внимание… Он бросил брюки и ботинки в сточную канаву.

Чтобы скрыть, насколько это возможно, черты своего лица, он надел очки в роговой оправе, которыми пользовался для чтения. После этого, закурив сигарету, он взял такси, которое только что высадило у вокзала двух пожилых женщин…

— Вокзал Монпарнас, — сказал он шоферу.

Машина тронулась. Водитель курил зловонную сигару. Не оборачиваясь, он спросил:

— Ну, как турпоход, нормально?

— Да.

— Вы где были?

Водитель думал, что Жильбер возвращается из кемпинга с Северного вокзала. Ему надо было бы придумать какое-нибудь место, куда ходят поезда этого направления. Почти наобум он ответил:

— В Крее.

— Хорошие там места?

— Да, пока еще ничего.

На Монпарнасском вокзале Жильбер поинтересовался расписанием поездов, вывешенным в зале. Он знал куда ехать. Когда у него появилась мысль убежать от неприятностей и осложнений, которые ему сулило возможное полицейское расследование, он сразу же подумал о том месте, куда когда-то ходил со своими друзьями, Жераром и Паскалем, каждую неделю в турпоход. В то время никто из них не был богат, передвигались они на велосипедах, а Рамбуйе было не просто приятным местом, но и находилось достаточно близко от Парижа, так что, выехав в пятницу вечером около шести часов, они успевали до темноты поставить палатку.

Следующий поезд уходил в 20.35. Жильбер будет на месте в 21.15. Как раз успеет дойти пешком до леса и поставить палатку. Ему еще нужно было купить себе поесть и что-нибудь для освещения.,

Было шесть часов. Он взял билет второго класса и вблизи вокзала купил несколько бутербродов, бутылку минеральной воды и карманный фонарик с батарейкой.

Он сел в поезд, который был почти пустой, и пристроился в уголке. В тот же миг его охватило беспокойство.

«Все сочтут мой побег за признание своей вины». Поразмыслив минуту, он пожал плечами. Полиции придется туго, проверяя всех тех лиц, которые, как и он, имеют сходство с фотороботом убийцы. А он, Жильбер Витри, уважаемый гражданин, в конце концов, вправе уехать куда-нибудь, не ставя никого в известность! Ему часто приходилось отсутствовать по нескольку дней при подготовке репортажей о шахматных турнирах где-нибудь в провинции! Разве накануне он не получил приглашение на такой турнир в Лиможе? Как только прибудет на место, он напишет Клотильде. «А для чего? Потому что она считает меня виновным!»

Убаюкиваемый покачиванием поезда, он нашел удовольствие в мрачной мысли о том, что между ним и Клотильдой все кончено навсегда. Но где-то в глубине души он хорошо знал, что она по-прежнему его любит, а он ее. Так в чем же дело?

Неожиданно он принял твердое решение вернуться в Париж и явиться к полицейским, ведущим расследование этого убийства. Может быть, он даже мог бы подать в суд на газету и потребовать возмещения убытков за нанесенный ему этим фотороботом ущерб. Он улыбнулся. Он не мог подать в суд на своего собственного патрона…

Парочка влюбленных проскользнула в купе. Девица захихикала, увидав голые ноги Жильбера, который почувствовал себя очень неуютно. Да, он возвратится в Париж и пойдет все объяснить. Он вдруг больше не понимал, что за паническое настроение заставило его сбежать. Когда он расскажет эту историю своим двум друзьям, они вместе посмеются над этим странным поступком.

И все же, если он пойдет в полицию, его будут допрашивать, продержат там двадцать четыре часа, устроят ставку с официантом из ром-бара, с рисовальщиком-вьетнамцем…

И что тогда? Официант заорет: «Это он, я в этом уверен, клянусь!». И художник скажет то же самое. И как Жильбер не доказывай свою невиновность, как ни кричи, что нельзя считать человека преступником лишь за то, что он посидел вечером на террасе кафе и выпил стаканчик, никто ему не поверит!

Он поступил с безрассудной неосторожностью, снова придя на ту террасу. Естественно, что официант, у которого перед глазами стоял фоторобот, несомненно, напоминавший ему Жильбера, поскольку в прошлый четверг он подавал ему пунш, вновь увидев его, логически установил сходство! Теперь Жильбер сбежал. Слишком поздно.

И все из-за нелепой случайности, из-за того, что в тот вечер, когда было совершено преступление, два человека, отдаленно похожих друг на друга, выпивали в одном и том же кафе!

А тот другой? Преступник? Где он сейчас? Он также, как и Жильбер, запрятался в нору? Он что, также надел очки в роговой оправе, чтобы скрыть свое лицо? А может быть, он едет сейчас в Рамбуйе с туристским рюкзаком в другом купе поезда, в котором целуются влюбленные?

В сознании Жильбера оба образа постепенно наложились друг на друга, образовав единое понятие: «Жильбер-убийца».

И снова коварная мысль начала щекотать его воображение: а если преступник — это он? Что если он, будучи пьяным, совершил убийство? Он не помнил ничего, но был в состоянии пить, заплатить, забрать не ошибаясь сдачу, встать, дойти до машины, вставить ключ зажигания, выжать сцепление, переключить передачи, останавливаться на красный свет, обращать внимание на другие машины, никого не сбить, вернуться в свой квартал, запарковаться между двумя другими машинами, не помяв никому крыльев, прийти домой, раздеться, и все это в ненормальном, полусомнамбулическом состоянии. И почему бы ему было не подцепить девчонку, предложить выпить, повести ее потанцевать, затем поехать в Медон, предложить ей прогулку в лесу и…

— Нет! — закричал он.

Влюбленные даже подпрыгнули, потом прыснули со смеху, глядя на него. Поезд остановился. Надпись на станции гласила: «Рамбуйе».

Он выхватил с полки свой рюкзак, пристроил его на спину и очень быстро вышел. Минуту он оставался на платформе, глядя оторопело на уходящий поезд и ринувшихся к выходу людей.

Он вышел со станции и машинально направился в сторону леса по широкой улице, названия которой никогда не знал. Ремни рюкзака резали ему плечи, он от него отвык. От новых сандалий бо лели ноги.

Время.от времени какая-нибудь машина пронизывала ночь фарами. Жильбер узнал давнишние запахи листвы и перегноя. Он вдруг сбросил дюжину лет. Шаги стали шире, плечи перестали болеть, он принялся насвистывать походную песенку, слова которой вертелись в голове.

Он узнал домишко, куда они ходили за питьевой водой, бистро папаши Жана на опушке леса. Еще десять минут — и на спокойном берегу пруда он сможет поставить свою палатку.

Завтра на рассвете разбуженный пением птиц и нарождающимся днем, он окунется в холодную воду, затем на спиртовке в старой кастрюле с закопченным дном приготовит кофе. Все как раньше с приятелями.

Приятели. Что стало с моими друзьями? Паскаль продает машины, Жерар продает недвижимость. Они не женаты, но остепенились, стали буржуа, у которых есть сбережения и отрастает брюшко. А другие приятели? Раньше нас собиралось человек десять-двенадцать с девчонками, которые без остановки смеялись, потому что мы их смешили все время. Мы были беззаботными, на все нам было наплевать. У нас не было денег, да они нам и не были нужны. Обходились без них, довольствовались самым малым. Для счастья достаточно было отправиться в путь с рюкзаком на спине.

Плавным движением Жильбер спустил с плеч рюкзак. Коснувшись земли, звякнул какой-то котелок. Он вынул электрический фонарь и включил его. В светлой ночи он различал спокойную поверхность пруда. На некотором расстоянии от него играла музыка — другие туристы, палатки которых ему не были видны.

Почти на ощупь он нашел удобное место, не слишком близко к воде, но и не под деревьями. Небольшой склон, довольно ровный. Он прежде всего вытащил из рюкзака металлическую штангу, состоящую из трех частей, собрал ее и воткнул в землю. После этого повесил на нее фонарь. В конусе света, где уже плясали комары, он опустошил свой рюкзак, обнаружив попорченный молью спальный мешок, свернутую вокруг колышков палатку, спиртовку и туалетные принадлежности. От всего этого пахло ветхостью и плесенью. — Ну а я? Чем пахнет от меня?