Последняя жертва - Дарья Сергеевна Кутузова

внутрь. Виктор последовал за ним, сразу же попадая в светлое просторное помещение, полупустое, но достаточно шумное. Здесь было довольно уютно и появлялось ощущение того, будто ты впервые за долгое время попал домой. Напряжение и скованность в теле Виктора, которые присутствовали все это время, пока он шел сюда, исчезли, он невольно улыбнулся и совершенно расслабился, войдя сюда. Кто бы мог подумать, что в этом достаточно сером и угрюмом месте, окажется такой светлый и уютный островок.

— Вы будете что-нибудь есть? — впервые за все это время Финн обратился к Виктору. — Лично я собираюсь перекусить. Все эти кладбищенские церемонии сильно выматывают. Да и труп был довольно увесистым.

Это была самая длинная реплика, с которой парень обратился к Виктору, но тот не подал виду, что удивлен этому. В каком-то роде он понимал его: на кладбище к тебе подходит абсолютно незнакомый мужчина и спрашивает о разных вещах, к тому же ты сильно устал и не особо расположен к длительным разговорам.

— Я, пожалуй, тоже что-нибудь съем, — ответил журналист.

Они сели ближе к дальнему углу, туда, где почти никого не было, и никто не мог им помешать. Оба поели в абсолютной тишине, перебиваемой только разговорами завсегдатаев и стуками ложек о дно тарелок. Спустя буквально пятнадцать минут Виктор с сожалением смотрел на пустую тарелку с остатками овощей на дне: суп, который им принесли по просьбе Финна, оказался очень вкусным. Парень же еще не доел свою порцию, но с не меньшим аппетитом уплетал ее, ясно давая понять, что не начнет разговор, пока не закончит есть, поэтому Виктор, абсолютно размякший в таких условиях, терпеливо ждал. Он наконец-то расстегнул свое теплое пальто, под которым оказалась абсолютно черная рубашка, правда слегка помятая, но при этом выглядящая весьма недешево.

Наконец Финн закончил есть и, отставив в сторону пустую тарелку, поднял взгляд на Виктора. Серые глаза смотрели как-то изучающее и все так же хмуро, и если Брам уже начал думать, что парень вполне может оказаться дружелюбным, то сейчас он уже сильно сомневался в этом. Во взгляде Финна скользила агрессия и плохо скрываемая неприязнь. При этом сложно было определить: относилось все это непосредственно к Виктору или же к жизни вообще. Все это время, пока Виктор наблюдал за тем, как парень ест, ему казалось, что тому около двадцати или вроде того, но эти глаза и этот взгляд абсолютно сбивал с толку.

— Думаю, теперь мы можем обсудить все то, что вас интересует, — проговорил Финн, кладя сцепленные в замок руки на стол.

— Меня интересует ваша вера, — стараясь скрыть вновь появившееся волнение и возбуждение, ответил Виктор. — Я с этой целью вообще-то сюда и приехал. Я забыл сказать, что я журналист… — мужчина заметил, как Финн поморщился при этом, и поспешил пояснить. — Не то что бы я, конечно, прям профессионал, но уж точно не вроде тех, кто только и ждут момента, чтобы настрочить очередную скандальную новость и сыскать себе на этом славу. Я больше любитель, предпочитающий по-настоящему достоверные и интересные статьи. Как жаль, что таких как я практически не признают в нашем обществе, полном лживых притворщиков, желающих нажиться за счет доверчивой публики.

Виктор понимал, что мысль его пошла совсем не в ту степь, и что пора прекращать это представление униженного и оскорбленного обществом работяги и перейти к действительно важному в данный момент делу. При этом он несомненно понимал, как театрально и не совсем правдоподобно прозвучало все то, что он сейчас наговорил, но сама идея высказать это хоть кому-то была блаженством для того, кто считает себя несправедливо недооцененным.

На Финна эта речь не произвела ровным счетом никакого впечатления. Его взгляд не делался легче, неприязнь никуда не уходила, а тело будто больше напряглось. Ему это абсолютно не нравилось. Считалось, что религия — не та сфера, в которую должны лезть абы кто. А особенно те, кто так предательски отказался от нее, кто в глубине души презирал всех богов и людей, которых им поклоняются.

— Хорошо, я постараюсь быть с вами честен, — заговорил Виктор, решив применить другую тактику. — Изначально я и правда ехал в вашу деревню с целью изучить ваш быт, традиции и, конечно же, религию. Однако, побывав вместе с вами на кладбище, я понял, что действительно заинтересован в этом. В частности касаемо религии. Вы можете мне не верить, потому что я сам не до конца уверен в своих желаниях, но все же вы, как местный житель, можете мне рассказать о ваших религиозных… предпочтениях, дабы утолить мое любопытство не столь как журналиста, а как простого человека

Финн как-то мрачно хмыкнул, все еще с подозрением и неприязнью глядя на Виктора. Он уже решил для себя, что этот человек точно не из тех, кто действительно мог бы стать частью их культуры. Слишком высокомерен, корыстен, несмотря на то, что он утверждал обратно и в целом вел себя очень вежливо и держался учтиво. Финн еще на кладбище заметил, каким взглядом этот мужчина смотрел на могилу, и в его взгляде читалось что-то такое, что давало определить наличие у Виктора каких-то своих скрытых целей и мотивов, от которых он вряд ли отступится. Однако одновременно со всем этим Финну казалось, что журналист не врет насчет своей заинтересованности. Но что если и это тоже задумано с неким недобрым умыслом?

Неожиданно громко стукнула дверь, и Финн отвлекся от своих размышлений, при этом осознав, что смотрит прямо на лицо этого журналиста. Виктор никак не реагировал на этот пристальный взгляд, он не беспокоился по поводу того, что парень может ему отказать. Разве он не сможет найти кого-нибудь другого, кто с удовольствием и за плату, в самом крайнем случае, захочет рассказать все, что нужно мужчине? Он понимал, как важна и священна вера для всех этих людей, но также понимал и то, что даже самого верующего человека можно убедить во многом, если иметь достаточно нужных для этого качеств и немного лишних денег.

Финн нахмурился и провел ладонью по волосам.

— Хорошо, я расскажу вам все, что вы хотите знать, но не вздумайте насмехаться над нашими богами, иначе точно навлечете на себя их немилость, — мрачно сказал Финн, нахмурившись еще больше, будто вся эта затея была ему не по душе.

То, каким тоном парень произнес последние слова, ясно давало понять, что не только боги будут злы на того, кто посмеет насмехаться над ними, но и как минимум половина деревни захочет принести его в