Альбион - Джон Грант

— Но ведь ты и Рин никогда не предадите меня?

Он закашлялся в кулак и вытер мокроту о колено.

— Рин и я разделяем желание Ветра: мы хотим положить конец тирании Дома Эллона, — произнёс он, тщательно обдумывая каждое слово. — Однако мы не желаем, чтобы одна тирания сменилась другой, ничем не лучше первой. Если единственный путь, чтобы избежать такого — твоя смерть — это не великая плата за поставленную цель.

— Предатели! — закричала она.

— Нет, отнюдь не предатели. Такие обвинения может бросать только Деспот своим подданным. Мы лояльны, в первую очередь, по отношению к своему народу, и только во вторую, по отношению к тебе. Но, думаю, всё может измениться.

— Как?

Реган на несколько минут задумался.

— Если ты изменишься, — сказал он наконец.

Аня от злости и упрямства замолчала.

— Если бы ты смогла стать такой, какой была раньше, — предположил он осторожно. — Люди видели твою твёрдость и решительность тогда, но никогда не видели несправедливости. Они любили тебя, и некоторые даже боготворили. Вспомни Джоли, к примеру.

— Джоли умер. Я чувствовала, как он умирает. Кроме того, он был грязным старым негодяем, от которого постоянно воняло тухлой рыбой.

— Он был также и твоим другом. Он умер, пытаясь тебе помочь.

Снова голос Регана был очень спокоен. Он смотрел прямо перед собой, вспоминая, как Джоли ругал и оплёвывал всё вокруг, одновременно находя свободную минуту-другую, чтобы рассказать проходящему мимо ребёнку анекдот, который был слишком неприличен, чтобы рассказывать его родителям этого ребёнка.

— Не суди о друзьях по внешности, — сказал Реган, а затем, повышая голос, — тем более не суди их за то, что им приходится говорить вещи, которые тебе неприятно слышать! Рин и я могли бы преспокойно подождать, пока тебя убьют, а потом взять на себя командование армией, но мы решили не делать этого. Мы хотим, чтобы ты была нашим лидером, мы верим в тебя, все верят, но пока ты сама этому мешаешь.

Аня убрала волосы со лба.

— Чего вы от меня хотите?

— Не веди себя, как некая богиня.

— Я никогда не считала себя богиней.

— Но ты ведёшь себя именно так. Причём ты ведёшь себя, как злая и жестокая богиня.

— Иногда я должна принимать драконовские меры…

— Нет. Твоя жестокость была неоправданна. Ты разве не заметила?

Наступило молчание, во время которого Аня наблюдала за детьми, играющими возле палатки. Она захлопала в ладоши, когда один из детей подкинул мяч высоко в воздух, а затем удачно передал его своему товарищу. Когда она снова повернулась к Регану, на её лице играла улыбка, и впервые за долгое время он увидел, что улыбка эта была искренней.

— Ты прав, — сказала она.

Он взял её за руку и крепко сжал пальцы.

— Прощать, — сказала она. — Если я не буду прощать, тогда нет смысла в моём существовании.

Он привлёк её к себе и поцеловал в подбородок. Он сомневался, что у неё хватит душевных сил, чтобы воспринять критику. Рин гораздо больше верила в Аню.

— Пойдём поприветствуем Ветер, — сказал он.

* * *

То, что случилось на плато высоко над Гиорраном, было оскорбительно для Деспота. Ветер устроил на небе некий сумасшедший спектакль, согнав тучи вместе и превратив их в гигантские глаза, которые смотрели на дрожащего от холода и ужаса Деспота, ощущавшего всю ярость природных сил Альбиона, направленную против него. Несмотря на тучи, Солнце продолжало светить, и его лучи касались обнажённой кожи Деспота, как острая сталь. Жестокий Ветер собрал семена трав, росших поблизости, и с силой стал швырять их в его босые ноги так, что Деспот запрыгал от боли.

— Я требую прекратить эту пытку, — закричал Деспот разозлённым небесам, грозя им кулаком.

«Ты не можешь чего-либо требовать от меня», — сказал ему Ветер. Сила его была такова, что Деспот повалился навзничь, сжимая руками уши, словно пытался защитить себя от оглушительного звука.

Он встал на четвереньки, разрезав при этом своё толстое колено об острый камень, а затем снова упал, на этот раз прислонившись спиной к пирамиде из камней.

— У меня есть право, — закричал он с закрытыми глазами, — требовать конца этой пытки!

«И откуда же ты взял это право?» — Ветер явно издевался над ним, как ребёнок над насекомым.

— Я Деспот всего Альбиона!

Он открыл глаза и огляделся.

— Я правлю всеми. И все согласны с моим правлением.

«Ты лжёшь».

— Спроси моих людей.

«Ты лжёшь. Может, ты и правишь людьми Альбиона, но не самим Альбионом, и ты не можешь говорить, что правишь людьми Альбиона с их согласия».

Ветер обсыпал пылью его лицо и грудь, и Деспоту показалось, что он слышит что-то похожее на смех.

«Ты правишь потому, что люди боятся тебя, точнее — потому, что они слишком глупы, иначе не боялись бы. Твоя империя построена на костях — это куча костей и ты сидишь на самой её вершине и гордишься собой лишь потому, что можешь убить кого угодно. Неужели ты не понимаешь всю мелочность тирании? Только полная посредственность может находить удовольствие во власти над жизнью и смертью людей, а ещё большая посредственность хочет иметь власть надо всем миром».

— Я глава Дома Эллона, — сказал он, пытаясь казаться важным. — Мы правили Альбионом бессчётное количество лет в интересах всех людей.

«И крестьян?»

— И скота? Крыс и мышей? Рыб в реках и баранов на полях? Ты хочешь, чтобы Дом Эллона относился одинаково к людям и ко всей этой живности? Если нет, то почему ты жалуешься на жестокое обращение с крестьянами? Ведь они просто животные. Имеют форму людей, но тем не менее остаются животными. Они даже не самые разумные из животных. Собаку гораздо легче приручить, и она может выполнять более сложные задачи.

Ветер сорвал с пирамиды один из камней, и он упал Деспоту на плечо. Деспот скривился от боли, но продолжал с вызовом смотреть в небеса.

«Они чувствуют боль точно так же, как и ты, — сказал Ветер, — и точно так же осознают это. Когда они голодны, у них точно так же сосёт под ложечкой, как у тебя, когда ты ешь меньше, чем пять раз в день. Ты радуешься своему благодушию в обращении с этими животными! Но разве ты будешь морить голодом свою собаку до тех пор, пока она не превратится в дрожащее существо, у которого в голове всего лишь одна мысль — как не попасться тебе под ноги?»

Деспот с трудом поднялся, не обращая внимания на боль, которую причиняли спине острые камни. Он почти ничего не видел из-за порывов холодного ветра, слепящих глаза.

Ему казалось, что из глаз по его щекам течёт кровь, а не слёзы.

— Я правлю миром для всеобщего блага, — сказал он.