Самая страшная книга 2024 - Тихонов Дмитрий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Петр Акимович, прошу прощения, а где находится тело? Я бы предпочел начать осмотр сейчас. – Константин вымученно улыбнулся и повернулся к дорожному сундуку, в который вместе со сменой белья уложил докторскую сумку.
– Так на леднике, голубчик! В подполе. Рыбу ж, говорю, барин разводит, вот и вырыли для хранения. Это сколько же всего организовать надо будет! Как удобней в Санкт-Петербург Михал Андреича отправить…
– Где ледник? – Константин поморщился и подхватил сумку. Под его тяжелым взглядом приказчик сник. Совесть кольнула некстати – где же его терпение? Нет этой добродетели, сколько ни ищи.
* * *В подполе было влажно и прохладно, вдоль стен лежали глыбы весеннего льда, присыпанные кое-где сеном и опилками. К рыбному духу примешивался еще какой-то острый, почти химический. Тело помещика, накрытое некрашеным полотном, лежало на столе с красивыми резными ножками, который, скорее всего, спустили сюда из верхних комнат. Свет шел от четырех керосиновых ламп, подвешенных на крючья под невысоким потолком. Еще одну Константин держал в руках. Первым порывом было приказать вынести труп наверх – здесь слишком темно, сыро и неудобно. Но следом пришла подленькая мыслишка: чтобы обнаружить следы насильственной смерти, равно как и их отсутствие, необязательно проводить процедуру по всем правилам. И поверхностного осмотра хватит. Надо начать, а после уже решить, как поступить дальше.
Константин снял полотно и аккуратно сложил его, устроив на углу стола у ног трупа. Помещик Костаевский, сорока четырех лет, роста среднего, с короткой массивной шеей, широкими запястьями, большим животом и заметными отложениями жира на плечах и бедрах, распределение волос на теле умеренное. Кожный покров бледный, трупные пятна синюшно-фиолетовые, при надавливании не меняют цвета. Трупное окоченение соответствует примерному времени смерти. Константин делал отметки в воображаемом блокноте, медленно двигаясь вдоль стола, подсвечивая себе лампой. Глаза мертвеца были закрыты, а рот – наоборот, широко раскрыт. Не успели подвязать челюсть до того, как мышцы одеревенели? Ровные крупные зубы влажно поблескивали. Константин наклонился, чтобы осмотреть ротовую полость. Лицо Костаевского, круглое, мясистое, с бритым подбородком и густыми темно-русыми бакенбардами, при жизни, возможно, располагало к себе, но для Константина было словно лишено индивидуальности. Он не смог бы искренне ответить на вопрос, красив или уродлив покойник. Врач склонился ниже – ему показалось, что за языком что-то есть. Надавил двумя пальцами, отодвигая холодный кусок плоти. Точно! Подушечки коснулись чего-то гладкого и жесткого. Черт! Ничего не видно! Константин попытался ухватить инородный предмет, но ногти соскользнули. Нужны щипцы. Возможно, скальпель. Константин вытер пальцы о тряпицу и повернулся к разложенным на нарядном жостовском подносе инструментам. Что же это может быть? Гортань перекрыта, но признаков удушья нет. Значит, предмет оказался в горле уже после смерти. Мурашки пробежали по спине, и перед глазами мелькнул образ: мертвый барин в окружении молчаливых крестьян лежит на земле, а Василий, наступив коленом ему на грудь, вбивает в раскрытый рот… что-то? Бред! Остались бы следы. Константин выбрал из своего не слишком богатого инструментария пулевые щипцы и услышал хрип.
Врач развернулся всем телом и отшатнулся, перенося вес на согнутую ногу. Он замер. Михаил Андреевич Костаевский сидел на столе, все такой же бледный в оранжевом свете керосинок, и пытался откашляться. Он низко наклонил голову, хрипел и ритмично вздрагивал. Мягкий живот его резко втягивался при напряжении мышц, по подбородку стекала вязкая слюна. Потом он выпрямился и засунул в рот сложенные щепотью пальцы, сильно растягивая губы, нижняя челюсть опустилась так низко, что касалась груди. Всхлипнул, засопел и принялся вытягивать наружу что-то узкое, черное, влажное. Брезгливо отшвырнул от себя предмет, тот с глухим стуком упал на земляной пол. Константин опустил взгляд – в неровном свете показалось, что он видит продолговатую деревянную фигурку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})– Помоги! Отпусти! – просипел мертвый барин негромко, но четко. Он потянулся к Константину, один глаз смотрел прямо, радужка другого едва выглядывала из-под века. – Это…
Левая рука его вдруг опала, вторую он вскинул к голове, вцепился напряженными пальцами в волосы, лицо начало оплывать – уголок широких губ оттянулся книзу. В груди булькнуло, когда Костаевский попытался что-то сказать. Он открыл перекошенный рот:
– Ы-ы! Ыса…Ыса… А-а!
Тело откинулось назад, затылок уперся в столешницу, синюшные пятки дробно застучали, скинув покрывало и поднос с инструментами. От металлического звона Константин очнулся и сорвался с места – до лестницы наверх и открытой крышки погреба было всего несколько метров. Схватился за деревянную перекладину, обернулся через плечо. На груди мертвеца сидела на корточках женщина в свободном черном одеянии, словно бы монашеском. Колени натянули ткань, когда она склонилась ниже и плюнула в широко раскрытый рот.
* * *– Ох, может быть, все-таки откушаете кулебяки? На одном бульоне ноги протянете, душа моя! Вы вон какой мужчина высокий!
Куликов хлопотал вокруг Константина с назойливостью старой няньки. Молодой врач напугал приказчика, когда выскочил из ледника бледный, с безумными глазами и пинцетом, который он сжимал так, что побелели пальцы. Константин диагностировал у себя солнечный удар, а духота и влажность подвала спровоцировали приступ. Усилием воли загнав внутрь страх, врач повторно спустился в погреб. В этот раз за спиной ахал приказчик, но Константин и под пытками не признался бы, что рад его присутствию и тому, как ловко Петр Акимович подхватил полотно и накинул на тело помещика.
– Ничего-ничего! Выспитесь, отдохнете, а завтра с утречка дело кончите. Прикажу мужикам Михал Андреича в кабинете разместить – там света и воздуха много, окна на солнечную сторону выходят.
Константин почти не отвечал на журчащую речь приказчика. Головная боль накатывала волнами, то усиливаясь, то почти исчезая. Таких реалистичных галлюцинаций у него никогда не было. Некстати вспомнилась лекция, где пожилой профессор с восторгом описывал жалобы пациента, который страдал от ярких фантасмагорических видений, к которым после присоединились обмороки, приступы эпилепсии, а потом полная слепота и мучительная смерть. Так! Еще не хватало накрутить себя до ипохондрического расстройства.
– Вот возьмите рыбки соленой! Только недавно плавала. Васька, блюдо поднеси господину доктору!
Константин вынырнул из своих мыслей, когда рядом оказалась знакомая девочка с повязкой. С такого расстояния он почувствовал легкий неприятный запах. Точно! Он же хотел ее осмотреть. Лучше заняться делом, чтобы навести порядок в голове. Девочка мельком глянула на него и положила кусок карпа на тарелку.
– Вот несчастная душа! – Куликов внутренним чутьем почувствовал интерес Константина. – Мать умерла давно. Отец – плотник, руки золотые! Разбился с полгода как, когда крышу усадьбы правил. Она от горя и онемела. Михаил Алексеевич, добрый человек, Ваську в дворовые взял. А какая прелестная девочка была! Как ангелок. И тут не повезло.
Константину стало неуютно. Девочка стояла, держа перед собой поднос, прямая и отрешенная. За пояс передника у нее была просунута тряпичная кукла, которую она прижимала согнутым локтем.
– Изба их сгорела недавно, хорошо хоть сразу тушить начали, даже на сарай огонь не перекинулся. Василису вытащили, а мачеха и детки угорели.
– Петр Акимович, я хотел бы девочку осмотреть. Бесплатно.
– Осмотреть? Это, прошу простить-с, в каком смысле? – Куликов склонил круглую голову к плечу. А Константин снова почувствовал раздражение. Что за недалекий человек!
– Провести осмотр пациента. Пусть девочка ко мне после ужина зайдет.
– А! Благодетель наш! – Куликов улыбнулся. – Осматривайте на здоровье! Никто не помешает. Васька, слышала, что барин сказал?