Цифрономикон (сборник) - Андрей Марченко

Я бережно упаковал «Сигнум» в футляр и двинулся на кухню. Плеснул в стакан грамм сто пятьдесят ледяной водки. Залпом выпил, забросил в рот пряную греческую маслину и перевел дух. Алкоголь перед сном стал мне необходим с тех пор, как я вернулся с курганов. Чудом вернулся: Кипчак сказал, это потому, что крышеснос смилостивился, пощадил нас, не стал умерщвлять.

По ночам я ору во сне, пробуждаюсь в холодном поту, а потом долго не могу прийти в себя. По сути, я не помню, что с нами случилось, из памяти выпала без малого неделя, и всё что от нее осталось – страшная, жуткая боль от нестерпимой, непрекращающейся пытки. Вот она не забылась, боль сохранилась в сознании прочно, надежно, и боюсь, что надолго.

Кипчак говорил, что крышеснос – это наказание, которое накладывает воинство Шайтана, злые духи – джинны и пери. Якобы забитые, замурованные в герметичные сосуды и подхороненные рядом со знатными покойниками. Это, дескать, они обрушивают крышеснос на головы святотатцам, которые на могилы этих покойников покусились. До курганов я пропускал слова Кипчака мимо ушей. И, как выяснилось, напрасно.

К казахским лежакам я подбирался не один год. И под Кырык-Оба копал, и в Культобе, и в Индерске. Кое-что находил, а хабар, что взял под Карагандой, кормил меня года два. Но настоящий, жирный клондайк найти так и не удалось. До тех пор, пока на меня не вышел Кипчак и не предложил покопать на пару в аномалках. Я согласился, а кто бы не согласился, спрашивается. Деньги, как известно, легко не даются и на дороге не валяются. А пуда два золотишка, которые в скифских захоронениях лежать могли вполне реально, – тем паче.

Выдержка из протокола допроса гражданина Лиогинского Игоря Денисовича, подозреваемого в преступлении, предусмотренном статьей 105 УК Российской Федерации, часть 1 (предумышленное убийство).

С.: С какой целью вы вчетвером прибыли в район городища Акыртас?

Л.: Мы планировали провести любительскую раскопку.

С.: Где именно и зачем?

Л.: В двух с половиной километрах восточнее городища. Мы думали, там расположено древнее захоронение.

С.: Признаете ли вы, что собирались разграбить захоронение, совершив, таким образом, противозаконный акт, квалифицирующийся как мародерство?

Л.: Да, признаю. Но я не убивал.

За сутки до вылета ЧК назвал место. Древнее городище Акыртас, на самом юге и в полусотне километров от Тараза, того, что раньше назывался Джамбулом. Мне эти названия не говорили ни о чем, разве что вспомнилась классная комедия «Джентльмены удачи» с душкой Василием Алибабаевичем, который из этого Джамбула был родом.

Я наскоро собрал пожитки и подключился к Сети. Через пять-шесть часов я знал об Акыртасе всё, что приличному копарю полагается знать о месте, куда он отправляется за хабаром. Восторги всяких ботанов по поводу искусства древних градостроителей я проигнорировал. А равно оставил без внимания рассуждения о торговых путях, шелковых дорогах, невольничьих караванах и прочем восточном фольклоре. Зато легенда о построившем Акыртас арабском полководце Кутейбе ибн Муслиме живо меня заинтересовала. Как выяснилось, был этот Кутейба тем еще пройдохой и душегубцем. И золотишка награбил порядочно. Каковое золотишко, возможно, и унес с собой в могилу. А с учетом того, что могилу достопочтенного ибна за двенадцать последних веков не отыскали, вырисовывалась вполне привлекательная картина.

А вот инфа о пресловутом крышесносе впечатления на меня не произвела. Какие-то невнятные шорохи, шумы, бессонницы у дюжины-другой олухов, решившихся в окрестностях Акыртаса заночевать. Хохот в ночи, летающие блюдца, замогильные голоса, бряцающие костями скелеты – обычная дребедень, на которую богаты хабарные места. В общем, вполне терпимо. После того как меня едва не угробил рванувший из сточного коллектора монстр на сотне метров глубины под Москвой, никакими крышесносами меня не проймешь. Потом говорили, что монстр этот попросту удравший из зоосада и разросшийся до феноменальных размеров крокодил, но тогда, помню, я перетрусил изрядно и полгода носу под землю не казал.

Так или иначе, в пятницу утром я, навьюченный снаряжением как верблюд, а то и как стадо верблюдов, прибыл в аэропорт Шереметьево.

Мне сразу не понравился этот абориген. Я поначалу даже не врубился почему, но потом понял. Для меня все эти гастарбайтеры на одно лицо… На мордах отупение, тряпье секондхенд и моя твоя не понимай. А этот был не таков. Перво-наперво, по-русски шпарил, считай, без акцента. Прикинут был в фирменные шмотки, одни кроссовки баксов за двести, обзавидуешься. И никакого отупения в нём я не заметил. А вот борзоты заметил хоть отбавляй.

– Ты вот что, кореш, – сказал я ему, когда на вопрос, как будем добираться до места, он ответил «Шайтан поможет». – Попроще будь, договорились? Если человек тебя о чем-нибудь спрашивает, надо поднапрячься и ответить нормально, а то можно и нарваться.

– Полегче, – ЧК ухватил меня за предплечье, затем отвел в сторону. – Мы на чужой земле, здесь другие порядки. Этот парень, в отличие от нас, грешных, ведет родословную от ханов, баев и прочих багатуров. Двадцать поколений своих предков перечислит не глядя.

– Клал я на них, – сказал я. – Может, его графом называть или вашим благородием?

Вообще-то, я этого прола, Землероя, понимаю. Мне разных людей доводилось видеть за сорок с лишним бесцельно прожитых. И парень с надменным восточным лицом, задумчивым пытливым взглядом раскосых глаз, скупыми плавными жестами и гордой кличкой Кипчак поначалу вызывал неприязнь. Был он словно не от мира сего: говорил мало, неохотно и только по делу, часами мог сидеть недвижно, уставившись в пространство, и, в отличие от любого копаря, не пользовался жаргоном – вообще.

В деле был он, однако, профессионалом. На местности ориентировался безошибочно, ночью видел как днем, а древнюю историю знал почище университетской профессуры. С какой стороны и на каком расстоянии от поселения клали покойников скифы, как украшали могильники сарматы, по каким местам проходили арабские караваны и какие товары они везли.

Впрочем, крышеснос тогда скрутил Кипчака похлеще, чем меня. Я хоть что-то помню, у него в памяти не сохранилось ничего.

– Шайтан, – коротко бросил он, когда я спросил, чем, по его мнению, объясняются аномалии. – Джинны и пери, захоронения – их царство.

До Тараза мы добрались на автобусе, затем старый морщинистый абориген на видавшем виды уазике в две ходки доставил нас к городищу. Трое суток мы прожили в палатке, отдыхая перед делом и притираясь друг к другу. На четвертое утро, едва рассвело, Кипчак сказал, что пора.