Воспоминания одной звезды - Пола Негри

роли достались двум талантливым, преданным своему делу актерам — Антонио Морено в главной роли и Уоллесу Бири в роли злодея. Все же мне казалось, что у Мэри есть очевидное преимущество передо мною, потому что ее режиссер — Любич. К счастью, на тот момент у меня не было никаких сердечных привязанностей, и я могла все свои эмоции выплеснуть в работе, направляя душевную энергию на то, чтобы наш фильм получился особенно хорошо. Повезло нам и с возникшей ситуацией: дух профессионального соперничества захватил и наших актеров, и всю съемочную группу, это помогало справляться со многими возникавшими трудностями, Бринэн был человеком неуравновешенным и требовательным, всегда добивался полного подчинения себе, все следовало делать только так, как он это видел[201]. А я не могла не представлять, как бы некоторые сцены срежиссировал Любич. В результате много раз возникали споры, он вспыхивал, заводился, мы ссорились, так что зачастую съемки прерывались на целый день…

Пола Негри в фильме «Испанская танцовщица», 1924

Несмотря на все это (а может быть, именно благодаря этому), наш фильм получился столь удачным, что когда «Розита» и «Испанская танцовщица» вышли на экраны кинотеатров, Негри и Бринэн оказались победителями и с художественной, и с финансовой точек зрения.

Между тем Эрнст оказался в невыгодной ситуации: работать пришлось на чужом языке, да еще с актрисой, которая не подходила на роль. В общем, результат его усилий оказался настолько ниже его обычного уровня, что Famous Players поскорей перепродала свой контракт с ним только что образовавшейся киностудии Warner Bros. Я была невероятно разочарована, потому что теперь мы не сможем работать вместе над каким-нибудь новым фильмом. Я же оказалась окончательно в обойме студии Paramount как одна из ее лучших кинозвезд той поры, так что меня даже на время не передали бы на какой-либо проект ни братьям Уорнерам, ни любой другой киностудии.

А руководство Famous Players наверняка не захочет доверить свой проект кинорежиссеру, с кем они только что решили больше не сотрудничать. Все это было глупо и безнадежно. Отношение руководителей киностудии к творческому человеку всегда сводилось к тому, насколько хорошо прошел в прокате его последний фильм. Но мы с Эрнстом прежде всегда добивались успеха и теперь снова могли бы сделать отличную работу, стоило только предоставить нам такую возможность.

В ту пору я обычно проводила выходные в доме Марион Дэвис[202] в Санта-Монике. Она была одной из самых красивых женщин Америки, на редкость изящной и очаровательной, при виде нее сразу вспоминались красавицы на картинах Грёза. Кроме ее красоты я восторгалась прямотой и честностью, которыми отличались ее отношения с любовником. Уильям Рэндольф Хёрст жил в ее доме, и она никогда, ни от общественности, ни от людей своего близкого круга не пыталась утаивать тот факт, что многие годы находилась в положении его сожительницы, компаньонки, притом весьма преданной. Она оставалась в этой роли до самого конца его жизни, в конечном счете отказавшись от всего ради необходимости давать ему утешение и оставаться с ним рядом, когда он в глубокой старости оказался полностью одинок и исполнен горечи.

Мэрион Дэвис, 1930-е годы

Мэрион была замечательной хозяйкой дома, и ее неизменно хорошее, приподнятое настроение оказывалось заразительным, передавалось всем, кто попадал в ее общество. Уже ближе к вечеру, после того как гости насладились ничегонеделанием, расположившись вокруг ее плавательного бассейна солидного, олимпийского размера, она нередко везла всех нас на увеселительную прогулку в парк развлечений городка Венис по соседству с Санта-Моникой, где все ужинали по-простому: брали сосиски и гамбургеры. Там я проникалась духом невинного веселья со всем пылом, который вообще-то больше свойствен подросткам. Я обожала кататься на водных горках и наслаждалась всевозможными непритязательными играми и аттракционами, каких не было в моем детстве. Увидев меня хихикающей, как школьница, пока я бродила по «Дому забав»[203], никто не узнал бы ту, чей образ загадочной femme fatale, то бишь роковой женщины, распространял рекламный отдел киностудии, чтобы привлекать зрителей на мои фильмы… Когда Элинор Глин[204] приехала в Голливуд из Англии, она уже в первый свой приезд получила, естественно, приглашение пожаловать в гости к Мэрион в воскресенье, после полудня. Именно мисс Глин изобрела понятие «ЭТО»[205], так как была автором этого и других романов, которые мы считали тогда невероятно неприличными и шокирующими… Правда, по нынешним представлениям ее смелые сцены в романе «Три недели» считались бы столь же шокирующими, как, например, «Мэри Поппинс»…

Мисс Глин, как оказалось при ближайшем рассмотрении, отличали чопорность и общая сдержанность, столь характерные для англичан, и это резко расходилось с нашим представлением о ней, которое сложилось у всех после прочтения ее книг. Что ж, умопомрачительное высокомерие делало ее идеальной мишенью для типично американского розыгрыша, и вот Джон Гилберт[206], который бо́льшую часть дня вынужден был терпеть ее общество, придумал маленькую месть. Мы уговорили Мэрион устроить небольшую пирушку в Венисе под тем предлогом, что ее британская гостья сможет своими глазами увидеть, как живут люди из совсем иного общества…

Когда приехали на место, всех гостей, приглашенных на эту пирушку, уже известили, что мы собираемся продемонстрировать мисс Глин, до чего же она права, вынося свой обвинительный приговор американцам, то есть нам как представителям всей Америки, в том, что они, то есть мы, — абсолютные варвары, у кого совершенно отсутствует понятие утонченности. Заправлял всем Джон Гилберт, который был тогда до того красив и столь привлекателен для любой женщины, что даже строгая мисс Глин неотступно следовала за ним по пятам. Первое, куда он ее привел, было место, где сильная струя воздуха неожиданно начинала дуть из отверстия в полу, так что юбки взлетали над головой у оказавшейся здесь дамы. Не успела мисс Глин возмутиться произошедшим, как Джон пропел: «О, Элинор, какие у вас красивые ноги!»

Джон Гилберт, 1920-е годы

Тут мне показалось, что она с радостью осталась бы на этом месте, лишь бы прохаживаться туда-сюда над этим сильным потоком воздуха, а Джон был бы рядом, мурлыча ей галантные комплименты. Но он уже предложил ей проехаться в вагонетке «русских горок». Все, кроме мисс Глин, под разными предлогами извинились, что не могут отправиться вместе с ними, а сами тут же бросились к финишу этого аттракциона, чтобы не пропустить кульминационный момент. Вагонетка прошла свой обычный