Вор с черным языком - Кристофер Бьюлман

class="p1">– Я не видела, чтобы они сделали хоть что-то хорошее, только объедали и задерживали нас.

Норригаль скрестила руки на груди:

– Если бы вы чувствовали магию, то заметили бы, что от этой троицы шевелятся волоски на руках. В них что-то есть. Нам же будет хуже, если мы с ними расправимся. Я против. Пусть остаются.

– Кроме того, – добавил я, – они своей музыкой отгоняют стервятников.

Даже Гальва усмехнулась моим словам.

И мы их оставили.

До поры до времени.

54

Псы Хравы

Плач по Храве, городу долгих зим.

Моряки оплакивают скалы твоей коварной бухты, смертельно опасных угрей в твоем солоноватом озере. Дурные поэты слагают песни о твоих прокаженных, умирающих в шафранных балахонах на Лысом острове, названном так из-за вырубленных на дрова деревьев или потому, что прокаженным обривали головы наголо. Поэты никак не могут прийти к согласию.

Я пью за память о тебе, Храва, огражденная полукругом гор, за твою двухцветную башню, накренившуюся от землетрясения тридцать лет назад. Горделивая Храва с бревенчатым королевским дворцом, известным как Дом щитов, потому что храбрые воины были наикрепчайшей стеной для тебя – по крайней мере, они сами так похвалялись, пока не пали все до единого. Паломники с северных Ганнских островов, породившие твоих сильных светловолосых наследников, приходили, чтобы оставить фаланги пальцев своих предков в реликварии храма Туура. У храмовых ворот, словно охраняя вход, стояла статуя самого Туура с золочеными усами и копьем, кованым медным шлемом, позеленевшим от времени, и с инкрустированной золотом спиральной татуировкой на груди. Туур, истребитель великанов, пятнадцати футов высотой на десятифутовом пьедестале из вулканического камня.

Я даже припоминаю одну песенку о тебе, самая западная столица мира людей:

Лета в Храве на чуть-чуть,

Не успел комар чихнуть.

Осень – сырость и тоска.

Вот и сумеречь близка.

И зима уж входит в раж,

За полено все отдашь.

Знать, весною жди беды —

И без дров, и без еды.

Храва, камень с деревом —

Все, что нам отмерено.

Так уж повелось веками.

Храва, дерево и камень.

Прошлым летом, когда великаны пришли в Храву, это был гордый, богатый город, только начинающий дряхлеть в сердцевине, словно старый воин, слишком полюбивший пить пиво на скамье, пока его меч, прежде ужасавший врагов, покрывается паутиной. Прекрасные улицы и каналы, новые высокие дома со сланцевой кровлей и сады со странными, не боящимися зимы растениями. Ничего этого я не увидел десятого винокурня, спустя неделю и еще один день после срока, отведенного мне Гильдией, чтобы добраться сюда.

Я увидел только кладбище развалин и разбросанных камней.

Я увидел раздолье для воров.

Я увидел столько крови на мостовой, что ее не смоют и три десятка дождей.

Статуя бога – истребителя великанов лежала ничком, расколотая на три части, золото и медь содрали с нее, как драгоценные украшения с жертвы. Город Храва был уничтожен полностью и окончательно.

Мои спутники остались у подножия хребта, самого близкого к мертвому городу, а я отправился разведать, что там происходит. Гальва доверила мне карту Хравы, которую раздобыла для нас Грубый Перепих. Я в первый раз хорошенько рассмотрел эту карту. Спантийка просто протянула ее мне и кивнула на развалины. А потом отвернулась, не дав возможности что-то ответить. Да и незачем было с этим тянуть.

Я ведь вор, а вор должен быть и разведчиком.

У меня не было ни магической силы Норригаль, ни спантийских мечей, но при мне оставалось мое везение и годы упражнений. Пришел мой час.

Если я найду эту непокорную королеву-ведьму, то смогу приобрести небольшой кривобокий домик где-нибудь на утесе под гальтскими ветрами, где не буду больше ни перед кем отвечать, кроме себя самого, и ни о чем заботиться, лишь читать старые книги и пересчитывать свое грязное серебро.

К тому же я хотел произвести впечатление не только на Норригаль, но и на спантийскую воительницу тоже. Забавно, что меня волновало мнение Гальвы, но так оно и было. То ли во всем виновато ее благородное происхождение, то ли спантийская кровь, но последняя дочь герцога Браги умела представить дело так, будто мне оставался один глупый, но смелый поступок, чтобы заслужить наконец ее уважение.

Возможно, в этой вылазке в разрушенный великанами город было больше глупости, чем смелости, но от меня и не требовалось ничего сложнее, чем тянуть носок и шевелить ногами.

Я крался на цыпочках вдоль холодного, спокойного озера с натянутым луком, десятком стрел в колчане и хорошо смазанным кинжалом. Солнечные зайчики блестели на воде, словно монеты, напоминая мой родной Плата-Глуррис, или Сверкающую реку. Вода повсюду выглядит примерно одинаковой – по крайней мере, везде, где мне довелось побывать. Поэты проливают немало чернил, воспевая зеленые отмели Тигрового моря, бирюзовые бухты Истрии либо Бельтии. Возможно, океан – это совсем другое дело. Но мне представляется, что река – всегда река, а озеро – всегда озеро. Только это находилось очень далеко на севере и так же далеко на западе.

Какого все-таки хрена я здесь делал?

Ах да, правильно. Я предавал Гильдию ради любимой женщины, дружбы со спантийкой и ненависти к Берущим.

Вперед!

Вскоре я различил бормотание на незнакомом языке и поспешил спрятаться. Отряд мародеров, крепких парней и крутых девчонок с пыльно-бурыми волосами, с копьями и топорами в руках и в дорогой одежде, тащил за собой повозку с добычей. Они шли по дороге, а я скорчился поодаль от нее, среди высокой травы, уже пожелтевшей с наступлением винокурня.

Я сидел, словно перепелка на гнезде, дожидаясь, когда банда грабителей пройдет мимо. Мне совсем не улыбалось драться против всех шестерых или пуститься наутек, оставив им свое небогатое имущество. Но по разрушенной столице шастали и другие банды, сильнее и свирепее этой, так что радоваться добыче ребятам придется недолго, если только те, с кем они столкнутся, не окажутся друзьями.

Я пересек бывшую городскую площадь. Гордым высоким голубым елям обломали ветки и повалили на землю, десятки камней размером с человека разбросали по всей округе вперемешку с обломками фонтана, посвященного Аэври, ганнской богине дождя. Прекрасные белые руки, напомнившие мне руки Норригаль в тот миг, когда я впервые увидел ее на вершине Вывернутой башни, словно бы взывали ко мне, раз уж богиня не дождалась помощи от Волтана, Небесного отца. Прежде они были воздеты к небу.

Дальше я вышел к каналу с залитыми кровью