По воле судьбы. Без права на спасение - Андрей Аленин

у Таджа холодок пробежал по спине, столько в нём слышалось адской, невыносимой боли. Внезапные звуки снаружи, похожие на раскаты грома, и пронзительный визг, заглушили этот крик.

Волес, тайком смотрел на синдарийского юношу недобрым взглядом, и внимательно следил за тем, чтобы сделать всё незаметно. Сначала его охватило волнение, что ничего не выйдет, но со временем оно переросло в приятное возбуждение по мере того, как продвигался процесс. Он извлёк четыре склянки и смешал содержимое, спрятав руки за своей сумкой, что бы этот дикарь ничего не заметил. Дикарь, а кто же ещё? Который по интеллекту ближе к орангутангу чем к Волесу. Даже если увидел, всё равно бы не понял, что творит гений по сравнению, с которым и алхимики с академии, где научный прогресс мчится впереди планеты всей, сущие приматы. Ещё никто не смог сотворить такого и ещё долго не сможет, а он смог. Его изобретение потрясёт мир, пришло время это доказать. При других обстоятельствах он может быть и не решился бы, но сейчас ситуация вынуждала. Он хотел помочь Джостару, который не бросил его на равнине, и даже Кангу, который его явно недолюбливал на протяжении всего знакомства.

Друзья? Нет, они не друзья. Волес теперь не столь наивен, как прежде. Эдриан преподал ему хороший урок. Скорее партнёры, которых можно использовать, как и Рюка, для своих целей.

Юноша сдержанно улыбнулся.

Друзей у него никогда и не было. Теперь, вспоминая прошлое, он всё понял. Матушке всегда было всё равно. Её больше занимали толпы ухажёров, а впоследствии, любовников. Сверстники всегда чурались его, словно прокажённого, хотя он, вроде, и не давал им повода. А наставники хотели, лишь, использовать его гениальный ум в своих целях. Может быть поэтому, он всегда считал, что в мире творится какая-то несправедливость, вот только никак не мог понять, в чём её причина, а рядом никого не было, чтобы объяснить. Он отлично разбирался в алхимии, но в жизни не разбирался совсем.

Но ничего. Теперь он всё понял и покажет это всем. Мир давно плюнул на него, а теперь пришёл его черёд.

Его ещё терзали сомнения. Он годами работал над этим препаратом, но не имел возможности тестировать его на людях. Вот только сомневаться алхимику не хотелось. Все мысли об этом, он старался загнать на периферию сознания, и заглушить их рёвом предвкушаемого триумфа. Если всё получится, никто больше не сможет обходится с гением непочтительно.

На несколько секунд пришлось отвлечься и ответить Синдарийцу, а потом перестать прятать руки и, снова заняться делом. Он достал два шприца и наполнил их получившимся содержимым. Почти всё было готово, осталось только уличить момент и совершить задуманное.

Синдарийский юноша начал связывать Канга, когда осталось наполнить ещё один шприц. Волес всё делал аккуратно, хотя и торопился. Когда миг настал, гений всё же заколебался на секунду.

— Что ты делаешь?

Услышал он грозный голос и это послужило сигналом.

«Да пошёл ты! Сильным себя мнишь? Думаешь я дерьмо безобидное? Я не позволю тебе так со мной обращаться! Больше никому не позволю! Я гений, Биомант! И скоро все будут со мной считаться!» С этой мыслью он сделал первый укол. Было больно, но он терпел. Волес уже подумал, что не успеет ввести вторую инъекцию. Но этот идиот, не видел другого шприца, и вместо того, чтобы помешать, замешкался и глупо уставился на него. В шатёр кто-то вошёл, и как только Синдариец отвлёкся, сделал второй укол.

«Всё!.. Но… Странное чувство. Что… происходит? Всё… Словно… Горит… Внутри. Неужели… Почему же так… Больно-о-о-о-о-а-а-а-а!!!»

***

Антуашка. Так звала его мама в детстве, и всегда пела ему одну глупую песенку, когда они ходили на посадку картофеля, в поля. А он это имя терпеть не мог, и эту песню, и картошку тоже. Всем мальчикам на праздники дарили игрушечные, деревянные лопатки, а ему досталось за то, что переделал свою в меч. После случая с дедом, ему пели другую песню. Она звучала в голове, когда он убегал, и звучит по сей день. Он сбежал от отца, от матери, и от всех, кто его знал. Самосуда не было, его не убили, староста послал в город, что бы судили по закону. Это почему-то злило ещё больше, чем, если бы селяне сами чинили суд. Антуан так и не понял почему. За то после этого случая, решил, что ни одного человека он не будет бояться. И так и было. Но теперь враги — не люди, им плевать на твою смелость, они не примут капитуляцию и не пощадят. И бравый капитан наёмников боялся. Но будь он проклят, если покажет это.

Когда появились Пустые, Антуан ещё лелеял надежду, что им удастся уйти. Он отвечал не только за себя, но и за отряд. За ребят, которые, не смотря не на что, остались рядом в трудную минуту. Джуда, Ганс, Орондер, Гатц, у каждого из них, как и у любого человека, была своя жизнь и свои мечты, но они сделали свой выбор. И вот куда он их завёл.

«Хорошо, хоть Гатц остался в Маджите.» — невесело думал Антуан.

Он покрепче перехватил пику и осмотрелся. Слева стоял Орондер и сжимал такое-же оружие. Рубежник со стены, уверенно держал пику, словно всю жизнь с ней в бой ходил. Их фальшионы не годились для этой ситуации, поэтому пришлось взяться за другое оружие. Брат Джуды рассказывал, что при прохождении службы на рубежной стене, тебя учат пользоваться копьями, алебардами, бердышами протазанами и гизармами. Как показала многолетняя практика, переть на четырёхсот фунтовую тушу орка с мечом или даже секирой, форменное самоубийство, если ты не мастер.

«Одного орка сдерживают несколько копейщиков, а смертельную рану наносят лучники за их спинами. Так он рассказывал? Эх, не мастак я с пикой обращаться». — Он сам себе не весело усмехнулся и посмотрел вперёд, в попытке увидеть, что твориться за баррикадой. Вдалеке, охотники разожгли костры, что бы арбалетчики смогли метко стрелять во врага.

Из его отряда только Джуда оставила привычное оружие. Да и, пожалуй, Ганс тоже. Девушка стояла на телеге, за спиной брата и всматривалась в горизонт. Ганс был там же, он сидел и прилаживал к стрелам рубежницы самодельные бомбы, в виде тонких продолговатых свёртков с фитилём.

«Со своими фитилями, все спички у меня забрал». — после этой мысли захотелось покурить, но Антуан не стал. — «И одна спичка, сейчас может жизни стоить».

С ними на телеге находился ещё один паренёк.