Миры Империума - Кейт Лаумер

— Похоже, Максони, когда заработал на автомобильных антеннах, оказался не чужд стремления к буржуазной роскоши,— заметил я.— Интересно, где его лаборатория?

Мы с Оливией обошли помещение, вдыхая аромат вековой пыли и мебельного воска. Я пробежал глазами по заголовкам на полках.

Взгляд мой зацепился за «Опыты с переменными токами высоких потенциалов и высокой частоты» Никола Теслы и тоненькую брошюрку Маркони. В остальном коллекция состояла из добрых солидных викторианских романов и переплетенных томов с проповедями. Толку никакого.

Дракон вернулся преображенный. Смотрительница натянула на себя нелепый капот искристо-зеленой расцветки — несомненно, дань сфере исследований, проводимых Максони,— а лицо ее исчезло под массивным слоем торопливо наляпанной косметики. Венчал композицию розовый бутон рта, подведенного нетвердой рукой. Она сплела пальцы, присела в реверансе, достойном ученого слона, и обрушила на Оливию потоки слов. Та, склонив голову на одну восьмую дюйма, продемонстрировала в ответ ледяную улыбку. Данный образец аристократического снобизма привел старую деву в неописуемый восторг. Я даже слегка испугался, как бы от избытка эмоций ее похожий на спекшуюся краску макияж не пошел трещинами, словно штукатурка при землетрясении.

— Ее милость желает видеть лаборатории, где Максони творил свои великие дела,— объявил я, отмахиваясь от волны дешевых духов, песчаной бурей прокатившейся по залу.— Можете показать ее нам прямо сейчас.

Смотрительница, оттеснив меня, заняла местечко поближе к графине. Размахивая руками, отягощенными массой колец, и шелестя полами капота, она по узкому коридору сбоку от лестницы провела нас к двери, выходящей в заросший травой садик. Прошагав по дорожке, мы достигли сарая, запертого на висячий замок. Дама стрекотала, не прерываясь ни на секунду.

— Видите ли, рабочие помещения еще полностью не восстановлены.

Она выудила ключ из мешковатого кармана. Открыв замок, смотрительница пошарила по стене внутри и хрюкнула, отыскав выключатель. Брызнул желтоватый свет. Мы с Оливией уставились на пыль, неуклюжие глыбы брезентовых чехлов, пыль, стопки картонных коробок, пыль, мутные окна и снова пыль.

— Он работал вот здесь?!

— Разумеется, тогда все было не так загромождено. Понимаете, нам не хватает фондов, ваша милость. У нас еще не было возможности разобрать здесь все и внести в каталог, избавиться от предметов, не имеющих ценности, и восстановить лабораторию в ее первозданном виде,— продолжала трещать смотрительница, ничуть не смущенная молчанием Оливии.

Я зыркал по сторонам, напустив на себя беззаботный вид, но в душе мне было далеко до спокойствия. Именно в этом сарае — или весьма на него похожем — Максони впервые совершил прорыв, открывший миры альтернативной реальности. Где-то здесь могло находиться нечто. Я пока не знал, что ищу: дневник, несовершенную действующую модель...

Я приподнял уголок пыльного чехла на заваленном мусором столе, взглянул на россыпь старинных деталей: неуклюжие, массивные трансформаторы, примитивные электронные лампы, куски проволоки.

Крупный предмет в центре стола привлек мой взгляд. Я отдернул брезент и придвинул его к себе.

— Но, синьор, я должна настаивать на том, чтобы вы ничего не трогали! — заголосил мне прямо в ухо наш сторожевой бегемот.

Я подскочил и позволил брезенту упасть. В воздух взвилось облако пыли.

— Здесь все как профессор оставил в тот последний, роковой день.

— Извините,— произнес я, сохраняя на лице, как я надеялся, нейтральное выражение.— Для меня это выглядит обыкновенной кучей старых железяк.

— Да, профессор Максони был немного эксцентричен. Он собирал всевозможные странные детали и обломки и вечно пытался подогнать их друг к дружке. У него была мечта, как он говаривал моему усопшему отцу, пока был жив, разумеется,— профессор, я имела в виду,— и папа тоже, конечно...

— Ваш отец работал с Максони?

— А вы не знали? Да, он был у него ассистентом столько долгих лет. Он бы мог рассказать множество забавных историй об этом великом человеке...

— Полагаю, его уже нет в живых?

— Папы? Дорогой папочка отбыл в лучший мир сорок три... или уже сорок четыре?..

— Надеюсь, он оставил дневники, заполненные живыми воспоминаниями о профессоре?

— Н-нет, папа не был, так сказать, грамотным.— Она помедлила.— Разумеется, сам профессор вел записи очень прилежно. Пять больших томов. Это одна из величайших трагедий Общества — то, что у нас пока нет достаточных фондов, чтобы их опубликовать.

— Возможно, фонды еще поступят, сударыня,— произнес я внушительно.— Графиня особенно заинтересована в публикациях именно таких дневников, как вы описываете.

— О-о! — Нарисованный рот принял форму кривобокого «О», соответствующего восклицанию.— Ваша милость...

— Так что если вы случайно захватили его с собой, чтобы ее милость могла на него взглянуть...— Я оставил предложение незаконченным.

— Он в сейфе, синьор, но у меня есть ключ... я знаю, у меня есть ключ, где-то. Я только в прошлом году... или в позапрошлом...

— Найдите же его, добрая женщина,— подтолкнул я ее,— Мы с ее милостью терпеливо подождем здесь, трепеща при мысли о том, что именно в этом самом сарае профессор разработал свою гальваническую автомобильную антенну.

— Ой, нет, это было до того, как он купил дом...

— Не важно. Дневники, пожалуйста.

— Может, синьорам лучше вернуться в гостиную? Здесь пыль...

— Как я уже сказал, она приводит нас в трепет. Поторопитесь.

Я жестом указал на дверь. Оливия вопросительно взглянула на меня.

— Я отослал ее искать дневники Максони. Должно быть, моя спутница уловила что-то в моем тоне.

— Брайан, в чем дело?

Я шагнул к столу и откинул чехол. Массивное приспособление, сдвинутое мною раньше, возвышалось над россыпью деталей вокруг него.

— Это,— я позволил нотке триумфа прорваться в голос,— катушка. Центральный компонент МК-двигателя. Если, имея это и дневники старика, я не смогу построить челнок, то собственноручно сдам погоны.

Мы сняли мастерскую. Складской подвальчик площадью двадцать на двенадцать выходил в узкий переулок, вьющийся от Страда д'Алленцо к боковому притоку Тибра и, возможно, ведущий свое происхождение от козьей тропинки, протоптанной еще в те времена, когда Рим имел право считаться поселком. Прежний обитатель помещения, похоже, был механиком. По углам до сих пор валялись ржавые потроха парового двигателя. На просевших стеллажах возле одной из стен среди завихрений пыли я разглядел кое-какой инструмент, уже не шибко пригодный к употреблению, а из твердого, как бетон, земляного пола то там, то тут проглядывали втоптанные в маслянисто-черный грунт всевозможные шпильки, болты, шайбы и металлическая стружка. Старик, сдавший мастерскую, с ворчанием убрал наиболее вопиющую часть мусора и приволок большой обшарпанный стол, покрытый оцинкованным железом. Стол и катушка, при помощи взятки на время выцыганенная у Хранительницы Пламени, а также дневники составляли все мое лабораторное оборудование. Не так уж много для того, кто собрался ворочать мирами, однако начало все же было положено.