Освобождённая возлюбленная - Дж. Уорд

Коп просто стоял там, пристально разглядывая Вишеса.

Словно подъезжающий к станции поезд, обороты которого становились всё медленнее и медленнее, пока не остановились вовсе… они двое смотрели друг на друга.

— Ты сказал никаких правил, — проскрипел Бутч. — Всё ещё так считаешь?

Лишённый возможности кивнуть или покачать головой, Ви сделал, что мог, ступнями, отрывая их от пола и опуская обратно.

— Ты уверен?

Когда он повторил движение, глаза Бутча блеснули в свете свечей, будто в них стояли слёзы:

— Тогда ладно, — прохрипел он. — Если всё должно произойти именно так.

Бутч вытер лицо, повернулся к стене и подошёл к рядам игрушек. Когда он приблизился к плетям, Ви представил, как шипы вонзаются в спину и бёдра… но коп продолжил свой путь. Следующими были девятихвостки, и Ви буквально чувствовал, как они стегают его плоть… но Бутч не остановился. Затем настала очередь зажимов для сосков и нержавеющих стальных кандалов с шипами, в которые можно заковать щиколотки, руки, горло…

С каждой оставленной позади секцией Вишес хмурился, задумываясь, может, коп просто дразнит, и как же это не впечатляло…

Но Бутч остановился. И когда он потянулся за…

Ви застонал и начал метаться в путах, державших его на весу. Глаза широко распахнулись, он умолял, как только мог, но невозможно было пошевелить головой или заговорить.

— Ты сказал никаких ограничений, — выдавил Бутч. — Поэтому мы сделаем всё именно так.

Ноги Ви свело судорогой, и грудь начала кричать от отсутствия кислорода.

В маске, которую выбрал коп, не было отверстий ни для глаз, ни для ушей, ни для рта. Она была сделана из кожи и прошита тонкими стальными нитями, воздух мог поступать лишь через две щели сбоку, которые были достаточно далеко сзади, чтобы не просочился свет — и воздух будет циркулировать по горячей, съёжившейся от ужаса коже, прежде чем попадёт в рот и дальше, в лёгкие. Эту штуковину Ви купил, но никогда не использовал. И хранил её лишь потому, что она ужасала его — достаточная причина для обладания вещью.

Лишившись зрения и слуха, он стопроцентно потеряет контроль, именно поэтому Бутч выбрал эту маску. Он слишком хорошо знал, на какие кнопки нужно давить: физическая боль — это одно… но психологическая гораздо хуже.

И, таким образом, более эффективна.

Бутч медленно вышел из поля зрения. С яростными метаниями Ви пытался изменить положение и посмотреть парню в лицо, но его пальцы не могли утвердиться на полу — ещё один успешный ход стратегии копа. Бороться, извиваться и ничего не добиться — это лишь усиливало ужас.

Иными словами, это смерть.

Неконтролируемо дёргаясь, Вишес пытался сопротивляться, но выиграть эту битву ему было не суждено. Проворным рывком маска сомкнулась вокруг его шеи, легла надёжно и надолго.

Ментальная гипоксия наступила сразу же. Никакого кислорода, ничего не проходит, ничего…

Он почувствовал что-то на своей ноге. Что-то длинное и тонкое. И холодное.

Как лезвие.

Он замер. До такой степени, что, благодаря предыдущим усилиям, его тело, словно статуя, подвешенная на цепях, как на одинаковых металлических нитях, стало покачиваться взад-вперёд.

Вдохи и выдохи в этом чехле рёвом отдавались в ушах Ви, пока он пытался сосредоточиться на ощущениях ниже пояса. Нож медленно и неумолимо проделывал свой путь вверх, по внутренней стороне бедра…

И при порезе выступала жидкая дорожка, стекающая вниз по его колену.

Он даже не почувствовал боли от пореза, когда лезвие направилось к его члену. Проблема в том, что это — запрещённый удар по кнопке его разрушения.

Вмиг прошлое и настоящее смешались, алхимия воспламенилась адреналином, циркулирующим в каждой его вене; он тут же пронёсся сквозь множество лет к той ночи, когда люди Бладлеттера держали его в грязи, в отцовском лагере. Татуировки были не худшей частью.

И вот опять, это происходит снова. Только не с клещами.

Вишес кричал сквозь кляп… и держался за него.

Он кричал из-за всего, что потерял… из-за того, что был мужчиной лишь на половину… из-за Джейн… из-за того, кем были его родители, и того, чего он хотел для своей сестры… из-за того, что вынудил сделать своего лучшего друга… Он кричал и кричал, пока не осталось ни дыхания, ни сознания, ничего.

Ни прошлого, ни настоящего.

Даже самого себя.

И посреди этого хаоса, как бы странно это не было, он обрёл свободу.

Бутч знал, когда именно его лучший друг потерял сознание. Не просто из-за того, что свисавшие ступни прекратили метаться; а по внезапной расслабленности горы его мускул. Больше никакого напряжения в огромных руках и массивных бёдрах. Мощная грудь перестала вздыматься. Прекратились попытки порвать путы на плечах или спине.

Бутч тут же убрал с ноги Ви ложку, взятую на кухне, и прекратил лить чуть тёплую воду из стакана, который схватил в баре.

Слёзы на глазах не помогли ему ослабить маску и снять её. Не облегчили разборку обездвиживающей установки. А с кляпом было сложнее всего.

Корсет снимался с огромным трудом, но как бы отчаянно он не спешил спустить Ви, гораздо проще всё снять, когда есть возможность поворачивать тело на триста шестьдесят градусов. И довольно скоро брат был покрыт кровью, но свободен.

Бутч переместил рукоятку на стене вниз и медленно опустил огромное, безжизненное тело Вишеса. Не было признаков, что изменение в высоте как-то им почувствовалось. Пол принял на себя удар, когда на него рухнули слабые ноги Ви, колени подкосились, а мрамор поднялся навстречу его заднице и туловищу.

Крови стало ещё больше, когда Бутч снял оковы.

Боже, на друга было страшно смотреть. Кляп оставил покраснения на щеках, повреждения от корсета стали ещё глубже, на запястьях были рваные раны.

И это вдобавок к состоянию, в котором пребывало лицо парня, благодаря тому, во что он им засветил.

В этот момент всё, что Бутч мог сделать, это убрать с лица Ви прядь чёрных волос. Его руки тряслись, как при треморе. Затем он посмотрел на тело своего друга, на чернила ниже талии, на поникший член… и шрамы.

Бладлеттер был ублюдком, равных которому нет, за то, что вот так пытал своего сына. А Дева-Летописеца — сапожником без сапог, раз позволила такому случиться.

И это убивало Бутча — необходимость использовать прошлое, чтобы сломить своего друга.

Вот только он не хотел избивать Ви физически; он не был неженкой, но для этого у него кишка тонка. Кроме того, разум — мощнейшее оружие, которое каждый из нас имеет против самого себя.

И всё же, по щекам катились слёзы, когда он взял ложку и приложил её к внутренней стороне бедра друга, потому что Бутч точно знал, какую экстраполяцию это вызовет. И он отчётливо понимал, что тёплая вода послужит основой для выпадения из настоящего.