Освобождённая возлюбленная - Дж. Уорд

— Я не мой отец, Детектив. Клянусь. Просто потому, что я поступил профессионально, когда ударил того парня…

Хосе наклонился, впиваясь в него взглядом:

— Откуда ты знаешь, что именно это меня волнует. Откуда ты знаешь, что дело в спокойствии.

Когда Век побледнел, Хосе вновь сел на место. Спустя пару секунд, он покачал головой:

— Это не значит, что ты убийца, сынок. И просто потому, что ты боишься чего-то, не значит, что это правда. Но я считаю, нам с тобой нужно понять друг друга. Как я сказал, не думаю, что относиться к тебе по другим стандартам из-за папаши справедливо, но если ты снова так заведёшься из-за чего-то, и я имею в виду штрафы за парковку, — он кивнул на стакан из Старбакс, — плохой кофе, слишком накрахмаленную рубашку… чёртов копир… то всё кончено. Мы поняли друг друга? Я не позволю кому-то опасному носить значок… или пистолет.

Век резко повернулся к монитору. На нём было лицо симпатичной блондинки[82] девятнадцати лет, исчезнувшей примерно две недели назад. Тело не нашли, но Хосе был готов поспорить, что она уже мертва.

Кивнув, Век взял кофе и откинулся на стуле:

— Идёт.

Хосе выдохнул и положил скрепку на место, в маленькую прозрачную коробочку с магнитом по краям:

— Хорошо. Потому что нам нужно найти этого парня, пока он не убил ещё кого-нибудь.

Глава 39

Двигаясь в автомобиле к югу по Северному шоссе, как Мэнни его называл, Пэйн жадно поглощала взглядом окружающий мир. Всё было источником очарования, от текучих линий движения по обеим сторонам дороги до просторных чёрных небес над головой, бодрящей ночной прохлады, врывавшейся в салон каждый раз, как она открывала своё окно.

Примерно через каждые пять минут. Ей просто нравилась перемена температуры — от тёплого к прохладному, от тёплого к прохладному… Совсем непохоже на Святилище, где всё было моноклиматично. К тому же, на этой стороне есть прекрасный порыв ветра, который дул ей в лицо, путал волосы и заставлял её смеяться.

И, конечно, всякий раз, как она делала это, то смотрела на Мануэля и видела его улыбку.

— Ты не спрашивала, куда мы едем, — сказал он, когда она в очередной раз закрыла окно.

По правде говоря, это не имело значения. Пэйн была с ним, они свободны, наедине, и этого более чем достаточно…

Ты сотрёшь ему память. В конце ночи ты сотрёшь ему память и вернёшься сюда. Одна.

Пэйн сдержалась и не вздрогнула. Голос Рофа, сына Рофа, прекрасно сочетался с троном, короной и чёрными кинжалами, висевшими на груди. И королевский тон тоже не был декорацией. Он ждал, что ему повинуются, и Пэйн не заблуждалась, что раз она дочь Девы-Летописецы, то каким-то образом не подвластна ему. Пока она здесь, на этой стороне, это его мир, и она в нём.

Когда король произнёс те ужасные слова, она зажмурилась, и тишина, повисшая после, ясно дала понять, что они с Манелло никуда не поедут, пока Пэйн не согласится.

И поэтому… она согласилась.

— Хотела бы узнать? Эй? Пэйн?

Вздрогнув, она выдавила улыбку:

— Я бы предпочла, чтобы это осталось сюрпризом.

Теперь он широко улыбнулся:

— Так даже веселее… ну, как я и сказал, хочу представить тебя кое-кому. — Его улыбка немного увяла. — Думаю, она тебе понравится.

Она? То есть женщина?

Понравится?

Серьёзно, это случится, только если у этой «она» будет лошадиная морда и большая задница, подумала Пэйн.

— Как мило, — сказала она.

— Почти на месте. — Раздались тихие щелчки, затем Манелло повернул руль и свернул с большой дороги на спускающуюся с горки.

Когда они остановились в череде других автомобилей, Пэйн увидела вдалеке очертания огромного города, которые пыталась обхватить взглядом. Высокие здания с бессчётным количеством светящихся отверстий возвышались над более мелкими сооружениями, и это место не было статичным. Красные и белые огни проникали внутрь и вились вокруг их краёв… несомненно, сотни машин на дорогах, похожих на ту, по которой они только что приехали.

— Ты смотришь на Нью-Йорк, — сказал Мэнни.

— Он… прекрасен.

Он усмехнулся:

— Какие-то его части точно. А темнота с расстоянием — великолепные визажисты.

Пэйн потянулась к прозрачному стеклянному окну перед собой:

— Когда я жила наверху, там не было длинных аллей. Великолепия. Ничего, кроме угнетающего молочного неба и удушающей границы леса. Всё это настолько удивительно…

Позади них раздался резкий звук, а потом ещё один.

Мэнни посмотрел в небольшое зеркало наверху:

— Успокойся, приятель. Еду я, еду…

Когда он нажал на газ и быстро сократил расстояние до следующей машины впереди, ей стало неловко из-за того, что она отвлекла его:

— Прости, — прошептала она. — Больше не буду.

— Можешь говорить хоть вечность, и я буду безумно счастлив тебя слушать.

Что ж, знать это — так приятно.

— Я знакома с некоторыми вещами, которые видела здесь, но по большей части всё это — открытие. Чаши на Другой Стороне показывают лишь снимки того, что происходит на Земле, концентрируясь на людях, а не на предметах… если только что-то неодушевлённое не является частью чьей-то судьбы. На самом деле, мы видим лишь судьбу, не развитие… жизнь, не пейзаж. Это… всё, ради чего я хотела обрести свободу.

— Как ты выбралась?

В который раз? — подумала она.

— Ну, впервые… Я поняла, что когда моя мать даёт аудиенции людям, пришедшим снизу, появляется небольшое окно, тем самым, в барьере между двумя мирами есть… нечто вроде щели. Я обнаружила, что могу перемещать свои молекулы сквозь крошечное пространство, которое образовывалось, именно так я это и сделала. — Прошлое затягивало её, воспоминания ожили и горели не только в её разуме, но и в душе. — Моя мать пришла в ярость и явилась передо мной, требуя, чтобы я вернулась в Святилище… и я отказалась. У меня была миссия, и даже она не могла заставить меня отступиться от цели. — Пэйн покачала головой. — После того, как я… сделала, что должна была… то решила, что буду просто жить своей жизнью, но были вещи, которые я не предвидела. Здесь, внизу, мне нужно питаться и… есть другие проблемы.

Её жаждущий период, в особенности, хотя она не собиралась рассказывать о том, как наступил фертильный период, парализовавший её. Это было таким потрясением. Наверху женщины Девы-Летописецы были готовы зачать практически всё время, и, таким образом, огромные всплески гормонов не брали контроль над телом. Однако, как только они спускались вниз, и проводили здесь больше одного дня или около того, цикл становился их бременем. Слава судьбе, это происходило лишь раз в десятилетие, хотя Пэйн ошибочно полагала, что у неё есть ещё десять лет до того, как ей нужно будет беспокоиться об этом.