Гамбит - Павел Блинников

— А теперь слушайте меня вы, дети позора! — продолжил свою речь Хаба. Выглядел он все грознее и грознее. Наконец он вошел во вкус, и теперь в нем уже не осталось ничего от того напуганного и побитого жизнью шарлатана с которым мы встретились пару дней назад. Теперь он стал воплощением шаманства, можно было даже подумать, что он и есть настоящий Шаман. Как впрочем, все кроме нас с шефом и считали. — Вы совершили страшное преступление! Забыли заветы предков. Забыли свою веру в духов. И теперь я дам вам возможность расплатиться с ними за свои преступления. Сейчас я вас отпущу. И вы должны будете найти своих друзей нечестивцев, и сказать им, что духи восстали против них. Вы найдете своих родных и попросите их рассказать всем о том, что случилось сегодня. И к вечеру вы придете в тюрьму и сдадитесь властям. Всем кто так поступит, будет дан выбор, или отсидеть год за решеткой, или сразиться на нашей стороне. А те, кто попытаются сбежать…. Короче тем я очень не завидую. А теперь вставайте и идите!

И он снова воздел руки к небу. Раздался удар грома и все посмотрели наверх. А над нами из черных грозовых облаков сформировалось человеческое лицо. Это было лицо Хабы. Прогремел еще один раскат грома, лицо вспыхнуло изнутри, и его рот раскрылся в беззвучном смехе. А сам Хаба озвучивал этот смех снизу. Бывшие повстанцы, а ныне наши пропагандисты встали и побежали в сторону города. При этом им пришлось пройти мимо нас, и главное мимо наших покойников. Все с ужасом смотрели на их отрешенные страшные лица. Эти ребята тоже вошли во вкус, и играли просто великолепно. И когда повстанцы, наконец, скрылись в городских улочках, мы направились к зданию правительства. По пути мертвецы и солдаты доставали стрелы из своих жертв. А Хаба подобрал свой посох, который почти не пострадал от удара молнии. Потом люди Малаева быстро и оперативно зачистили здание от остатков мятежников, впрочем, по настоящему сопротивлялись только те, кто не видели, что творилось на поле. А таких было человек десять засевших в подвале, и стороживших вход в бомбоубежище. И когда все было сделано, и президент был в безопасности, он вышел из своего убежища, и с улыбкой подойдя к шефу пожал ему руку.

— Превосходно мистер Бако! Просто превосходно. Теперь я уже почти не сомневаюсь, что доживу до следующих выборов. А ведь еще вчера я думал заказывать себе камень на надгробье.

— Пока рано праздновать победу. Самое сложное нам еще предстоит. Но мы взяли неплохой старт, так что если постараемся, то к концу недели единственной вашей проблемой будет разработка рудников.

— Очень на это надеюсь. А что вы планируете делать дальше?

— Сейчас мы продолжим зачистку города. А к ночи можно будет вводить амию для завершения этой процедуры. Я думаю, что к этому времени все будут достаточно перепуганы тем, что мы сделали. А завтра смотр войск, и вперед — на Набир.

— Вы собираетесь объявить им войну? — поднял брови вверх президент.

— Нет. Просто предъявить ультиматум. Или они выдадут нам остальных повстанцев, или мы начнем военные действия. А они я думаю, только обрадуются такому предложению.

— Да, я тоже так думаю. Разведка сообщает что в Набире ситуация не слишком хорошая. Почти половина населения заболела тропической лихорадкой, а урон от разбушевавшейся погоды просто огромен. Из Европы уже выслали большое количество гуманитарной помощи и миротворцев. Хотя все уверены, что после сегодняшнего восстания нас останется только добивать. Но я надеюсь, они изменят свое мнение.

— Я тоже так думаю господин президент. Если честно, я считаю что уже завтра в нашей армии повысится и число, и что самое главное боевой дух. Но мне надо продолжать работу.

Весь этот разговор я слушал стоя рядышком с невинным видом. Кроме меня на такое близкое расстояние к президенту и советнику самого Шамана подходить никто не хотел. Шеф подозвал меня и сказал, чтобы я нашел Хабу и Малаева, и сказал им, что работа по зачистке продолжается. И спустя полчаса наш грозный отряд устремился в город.

В столице мы уничтожили еще несколько вооруженных групп. В самой крупной было даже где-то тысяча человек. С ней мы повторили тот же спектакль, что и повстанцами возле правительства. Тоже положили большую часть, а потом отпустили остатки рассказывать о случившемся. Единственным отличием было то, что спецэффектов на этот раз было поменьше. С остальными группами поступали проще. Или уничтожали, или брали в плен. Так продолжалось до позднего вечера. Последние встреченные нами мятежники уже сдавались в плен сами. И тогда шеф связался с президентом и сказал, чтобы тот вводил в город войска. И еще продиктовал ему места расположения отдельных небольших групп повстанцев. И после этого шеф дал нам сигнал к отступлению на базу. Все с облегчением начали выполнять его приказ. Все же денек получился тот еще, если учесть тот факт что за вторые сутки я спал всего несколько часов. Но и этот день закончился.

К вечеру все сторонники правительства праздновали наш триумф. Правда в процессе зачистки было убито не меньше пяти тысяч человек, но все равно это была победа. Почти все отпущенные нами мятежники к вечеру честно пришли к тюрьмам. За последний день единственная городская тюрьма переполнилась, и пришлось занять под это дело несколько других зданий. По телевидению и по радио все время крутили обращение президента о сдаче в плен всех мятежников. Но оно не имело нужного эффекта, и тогда шефу пришла в голову мысль записать обращение Хабы. А вот оно возымело, куда большее действие, чем президентское. Хаба поклялся, что лично проклянет каждого, кто не сдастся, и шефу пришлось действительно послать несколько показательных проклятий. Наше представление продолжалось допоздна. Я уже откровенно клевал носом, и был, пожалуй, единственным кроме шефа из нашего устрашающего войска кто еще бодрствовал. И все, потому что из любопытства решил присутствовать на последнем совещании в кабинете президента на котором собрались все генералы, президент и новый министр обороны. Шеф изложил план действий на завтра, и наконец, приказал мне идти отдыхать. Что я и сделал, воспользовавшись одной из спален правительственного здания.

Проснулся я только к двенадцати часам следующего дня. Чувствовал я себя не очень хорошо, но все же лучше чем вчера. Осмотревшись, я не увидел своей одежды. А на том кресле, куда я ее бросил, лежала военная форма, и записка где размашистым подчерком шефа было написано о том, что как только проснусь, я должен поступить под начало Малаева, и исполнять все его распоряжения до дальнейших указаний. Значит, разговор о моем поступлении в рядовые не был шуткой. Но я вовсе не расстроился. Более того это было даже забавно, потусоваться с наемниками со своей родины. Я оделся и пошел искать Малаева. Это оказалось не так уж и сложно, он тоже ночевал в здании правительства. Хотя проснулся еще раньше меня и дожидался в приемной президента. Когда я подошел, и лихо отдал ему честь он сказал чтобы я не выпендривался, и шел получать оружие. Смотр войск был назначен в три часа на главном стадионе. До тех пор войскам дали отдохнуть. Кроме того сейчас полным ходом шел набор новобранцев из добровольцев. А таких было много. Я спросил, где шеф, он сказал, что не знает. Он видел его пару часов назад, когда тот отдал ему указания относительно меня, а потом куда-то пропал.