Николай II - Марк Ферро

За напрасные страдания этой беззащитной женщины они заслуживают порицания всего мира… После мучительной дискуссии и больших усилий я добился того, что наша просьба будет представлена на рассмотрение ближайшего заседания Центрального исполнительного комитета».

15 сентября, упоминая о поручении своего министра от 22 августа «относительно просьбы разрешить перевезти в Испанию императорскую семью», Гомес Контрерас, говоря о Чичерине (и Карахане), добавляет, что он сказал, что «постарается найти решение вопроса о положении женщин императорской семьи путем их освобождения».

Некоторые сведения, исходящие из русских или немецких источников, касаются этих переговоров.

В своих «Мемуарах» бывший министр иностранных дел Милюков, который находился в Киеве летом 1918 года, сообщает, что он вел переговоры с немцами, а из украинских источников известно, что он намеревался выдать одну из старших дочерей царя, Ольгу или Татьяну, замуж за Дмитрия Павловича и создать Украинское государство под покровительством Германии и России. Разговор об этом ведется с июня по август 1918 года, почти через два месяца после предполагаемой смерти великих княжон. Мог ли Милюков, будучи в Киеве, находившемся под контролем немцев, ничего не знать о семье Николая[33]?

Во всяком случае, немцы говорят, что они уже были осведомлены. В берлинских архивах Саммерс и Менгольд обнаружили следы того, о чем говорил граф Альвенслебен, находившийся в центре переговоров между немцами, русскими и украинцами. Он был «глазами и ушами» Вильгельма И, отмечает французский журналист, находившийся в Киеве, Жан Пелисье. «Между 16 и 20 июля, — заявил Альвенслебен 5-го числа того же месяца генералу Долгорукову, — будут распространяться слухи о смерти Николая II, но это будут ложные слухи». И когда появилось сообщение о смерти царя, в Киеве отслужили панихиду, так же как и в Копенгагене, где русский посол в Дании сказал французскому послу, что это лишь обманный акт для спасения жизни царя.

Надеялись ли немцы спасти всю семью, включая бывшего царя? Можно представить себе, что так оно и было, однако большевики в Екатеринбурге решили царя казнить и вывезти «немок», устроив инсценировку, чтобы левые эсеры поверили, будто погибли все. Брат императрицы Эрнст Гессенский встречался с Вильгельмом II и, как пишет великий князь Николай Михайлович в своем письме от 26 июня (1 июля), «из Берлина поступили распоряжения Ленину и Троцкому по поводу государя и его семьи». Позднее Эрнст Гессенский, который, естественно, пытался получить новые сведения, послал через посредника сообщение английскому двору, в котором говорилось: «Эрни телеграфирует, что узнал из двух верных источников, что Алиса и все дети живы». Эта телеграмма, найденная Саммерсом и Менгольдом, датирована 27 сентября 1918 года, то есть более чем два месяца спустя после предполагаемой гибели всей семьи…

Существует еще один источник — Ватиканский архив.

В письме министерства иностранных дел в Берлине от 21 сентября 1918 года, адресованном Его Преосвященству кардиналу фон Хартману, архиепискому Кёльнскому, утверждается, будто «русские сообщили (немцам), что не собираются вмешиваться в их дела, что они оберегают великих княжон от народного гнева и предполагают перевезти их в Крым».

Действительно, Ватикан и церковь тоже выступают в роли ходатаев в этой кампании по спасению дочерей и жены бывшего императора. Ибо 10 октября 1918 года, то есть после того как их перевезли в первый раз, если действительно так и происходило, большевики ответили Ватикану при посредничестве австро-венгерского консула в Москве, что им «неизвестно место, где находятся царица и ее дочери».

Дипломатическая ложь: действительно, если женщины находятся на Украине, большевики могут заявить, что они не знают места их нахождения…

Другой неопубликованный документ, весьма любопытный, говорит об отъезде всей семьи с Украины в 1919 году; он адресован английскому королю. В нем говорится о царе, словно он остался жив, если только при переписывании не была допущена ошибка. Документ интересен по той причине, что в нем упоминаются Ольга, Татьяна и Мария как участницы путешествия, но нет упоминания об Анастасии.

От лорда Хардинга Пенхерста, заместителя министра иностранных дел (рукописная дата: третье или пятое июня 1919 г.), королю:

«Ваше Величество!

В ответ на запрос Вашего Величества я узнал от поверенного в делах в Вене маршрут, по которому выехали Его императорское Величество царь и великие княжны Ольга, Татьяна и Мария, как Вас информировала императрица-мать из Одессы. Это — Константинополь, куда они должны прибыть 26 февраля.

Из Константинополя они прибудут поездом в Софию 28 февраля.

Из Софии выедут в Вену 3 марта и прибудут 7 марта.

Из Вены в Линц на автомашине 8 марта.

Из Линца во Вроцлав или Бреслау выедут 6 мая и прибудут 10 мая.

Покорный слуга Вашего Величества Хардинг».

Итак, весьма странно, что упоминается царь, но, как мы уже могли убедиться, существовало предположение, что он тоже выехал из Екатеринбурга в Пермь. Разве в кабинетах Форин офиса все еще не знали, что замышлялось между Москвой и Берлином? Не наводит ли это письмо на ложный след? Как бы то ни было, оно ставит вопрос об Анастасии.

Что касается Анастасии — если действительно была эта линия Пермь — Киев, — то одной из возможных версий является следующая.

Привезенная в Пермь вместе с другими сестрами, она сбегает с молодым охранником; солдаты ее ловят, применяют силу или насилуют, возвращают на место, и ее осматривает доктор Уткин. Она снова исчезает неизвестно куда. Во всяком случае, она не уезжает из Перми вместе с сестрами, и они с сентября не знают, что с ней произошло. Не ведая о том, что 6 октября 1918 года ее сестры уехали, Анастасия может думать и говорить, что она единственная, кто уцелел. Она тем не менее повторяет, что в «Екатеринбурге не произошло ничего из того, о чем рассказывали». Она не может сказать ничего больше и о самой себе, потому что, по нашему мнению, в свои 18 лет, травмированная насилием и избиением, она никогда этого не расскажет или не «признает» из-за своеобразного чувства вины, внушенного ей викторианским воспитанием и ее положением. Возможно также, что она испытывала некоторый стыд оттого, что «покинула» (sic) своих близких и сбежала одна.

Кто ее спутник — немец или австриец? Она оказывается одна в Германии, беременная. Когда она вновь появляется в 1919 году, она — на грани смерти; большая часть семьи Романовых признает ее, в частности две тетки Ольга и Ксения, сестры Николая II, а также другие. Но кто знает в то время, что произошло с другими ее сестрами? Возможно, Эрнст Гессенский, брат Александры. 27 сентября 1918 года он послал телеграмму, в которой утверждал, что ему известно, что они живы. Однако других свидетельств не было. И тогда как ее сестры находятся в надежных руках в Киеве или в Подолье, Анастасия становится помехой. Против всех ожиданий, она выздоравливает, превращается в мадам Чайковскую и, считая себя единственной выжившей из всей семьи, заявляет о своих правах на наследство Романовых, на которое собираются наложить руки Кирилл и ее две тетки Ольга и Ксения. В этом случае убедительно признание Глеба Боткина. Сын царского врача доктора Боткина, убитого в Екатеринбурге, он хорошо знал четырех сестер: был их товарищем по играм до Екатеринбурга. Он сразу узнал Анастасию в мадам Чайковской. И, по его словам, ее тетки Ольга и Ксения изменили свою точку зрения с того самого момента, когда Анастасия выздоровела и стала предъявлять свои права: они заявили, что не признают Анастасию, пока ее не признает суд. Поддержанные Кириллом и Эрнстом Гессенским, они заговорили о самозванстве… А Анастасия при расспросах вспомнила о том, как Эрнст приезжал повидаться со своей сестрой в самый разгар войны, будучи немецким генералом, и, следовательно, совершил бестактность.