Николай II - Марк Ферро

В следственном деле уже указывалось, что, по свидетельству учительницы из Перми Евгении Соколовой, «Государыня и три дочери эвакуированы из Перми» (свидетельство от 17 марта 1919 г.). Важность этого документа заключается в том, что в нем говорится именно о трех, а не четырех дочерях, что подкрепляется другой информацией.

Основной, подтверждающий этот факт документ исходит от Алексиса де Дураццо, принца Анжуйского, внука княгини, которая назвала себя дочерью бывшего царя Марией. Она оставила письменное свидетельство от 10 февраля 1970 года, которое разрешила «вскрыть через десять лет» и которое Алексис де Дураццо опубликовал в 1982 году.

«Утром 6 октября 1918 года в городе Пермь, где мы находились с 19 июля, нас, мою мать и моих трех сестер, разделили (обратите внимание — «моих трех сестер». — М.Ф.) и посадили в поезд. Я приехала в Москву 18 октября (sic), где Г. Чичерин, кузен графа Чапского, доверил меня (sic) украинскому представителю… для отправки в Киев».

Этот рукописный текст, написанный в 1970 году дрожащей рукой женщины семидесяти одного года, принадлежит, по словам ее внука, Марии, которая назвала себя дочерью царя. Он прибавляет к этому устное свидетельство своей бабушки, которая хранила молчание «по соображениям безопасности»… Он приводит сведения о ее пребывании в Перми: рассказывает, что императрицу и ее дочерей разделили на две группы; сама Мария находилась в доме Березина с Анастасией, «которая исчезла 17 сентября… Она сбежала».

Следовательно, во второй раз. С тех пор о ней никаких сведений…

Свидетельство «Марии» связывает между собой различные нити этой истории. Отступивший из Екатеринбурга в Пермь Белобородов сообщает ей через несколько дней, что они отправляются в Москву и она должна готовиться к отъезду. Они будут отправлены небольшими группами: «Подготовьтесь, но без багажа, лишь маленький чемодан или узелок». 6 октября их отвели на вокзал в Перми. Большевики согласились удовлетворить желание императрицы оставить при себе Татьяну. Ольга посмотрела на Марию и сказала ей по-английски: «Какое это имеет теперь значение. Хуже того, что было, уже не будет. На все есть воля Господня». Она села в один состав, Мария — в другой.

Мария рассказывала, что в пути какой-то грубый мужик приказал ей снять серьги, она не сумела этого сделать, и он сорвал их силой, от чего остался шрам. Мария прибыла в Москву 18 октября, и ее поселили в бывшей резиденции Локкарта; там ее встретила жена Луначарского… Вскоре появился Г. Чичерин, он был обходителен, поцеловал ей руку и сказал, что «иностранные посольства позаботятся о ее отъезде, так же как и об отъезде ее семьи». Она будет отправлена в Киев.

«Мы, большевики, свергли тиранию вашей семьи, но мы умеем уважать человеческую жизнь». Он добавил, что ее «передадут украинскому правительству, конечно, «марионеточному», но в Киеве находятся представители вашей немецкой семьи, и вам надо туда поехать».

Через некоторое время генерал Скоропадский направил специальный поезд, в который посадили Марию, имевшую паспорт на имя графини Жапской, от фамилии Чапский, принадлежавшей польскому графу кузену Чичерина.

На той же неделе, а именно 22 октября 1918 года, по приказу Вильгельма II и канцлера Макса Баденского был выпущен из тюрьмы Карл Либкнехт. Затем был освобожден Иогихес — другой спартаковец, польского происхождения. Совпадение ли это? Или же первый обмен заложниками в истории отношений Запада и Востока? Во всяком случае, точно известно, что летом в Берлине представители большевистской власти Карл Радек и Иоффе предложили в обмен на освобождение императрицы и ее дочерей освободить «крайне левых», посаженных в тюрьму кайзером. Радек заверил немцев в том, что императрица и ее дочери находятся в безопасности…

Свидетельство Марии и показание Соколовой — единственные, где ясно говорится о выезде из Перми и о переезде на Украину, в Киев.

Они подкрепляют другие документы — испанские, немецкие или ватиканские, которые относятся к переговорам относительно переезда, но именно к переговорам, а не к реальному факту. Все они датированы августом или сентябрем 1918 года, то есть относятся к тому времени, когда стало официально известно о казни царя, а также всех великих князей, которые были заключены в Алапаевске, к северу от Екатеринбурга.

Можно представить себе волнение европейских дворов — в Берлине, Копенгагене, Вестминстере. Мадридский двор, который был нейтральным, пытался вмешаться, чтобы добиться от большевиков освобождения императрицы и княжон, поскольку их считали живыми.

Особенно испанский король…

Испанский король Альфонс XIII был непосредственно связан через свою жену с королевой Викторией и таким образом с Александрой.

Историк Карлос Секо Серано на основе испанских архивов установил, что 4 августа 1918 года испанский двор считал, что царь убит, но его жена и дочери живы.

Приводим следующий текст:

4 августа 1918 года

Письмо испанского посла в Лондоне Альфонса Мэри дель Валя министру иностранных дел Эдуардо дель Дато:

«Наш разговор вчера был прерван, и это помешало мне поделиться с Вашим Превосходительством очень важной мыслью, имеющей известную срочность в связи с тем демаршем, который вы предприняли в отношении вдовы (sic) и дочерей несчастного бывшего императора России. Нет ли возможности включить в предполагаемые переговоры дело этой августейшей дамы? Она, как вы знаете, является сестрой королевы Александры, матери Георга V, и наше вмешательство в ее пользу сделает более приемлемым для британской королевской семьи и английского общественного мнения то вмешательство, которое готовится в целях освобождения императрицы Алисы. К ней здесь очень плохо относятся, считая ее сознательным или бессознательным агентом Германии и главной виновницей — пусть даже невольной — революции из-за тех негодных советов, которые она давала своему супругу, полностью находившемуся под ее влиянием… Ненависть к императрице Алисе настолько велика, что исключается всякая возможность приезда ее в Соединенное Королевство для проживания…»

Второй документ, написанный месяц спустя, касается переговоров с Чичериным:

6 сентября 1918 года, телеграмма № 858.

Для ведения переговоров по поручению Мадрида о перевозке императрицы и ее детей Фернандо Гомес Контрерас выехал из Петрограда в Москву в сопровождении поверенного в делах Нидерландов. Он дважды встречался с Чичериным — 1 и 5 сентября 1918 года.

«Народный комиссар принял нас на час позже назначенного времени в запущенном помещении министерства иностранных дел в сопровождении еще одного еврея, который является его заместителем[32] (подчеркнутые слова есть только в телеграмме на испанском языке: accompanado de otro israelito es su adjunto). Я объяснил ему гуманное желание нашего государя, сказав, что речь не идет о вмешательстве во внутренние дела России и что императорская семья будет оставаться в пределах Испании и будет держаться в стороне от всякой политики. Комиссар поначалу выразил свое недовольство по поводу того, что мы вступаемся за лиц, причинивших столько вреда его народу. Он раздраженно потребовал официального признания власти Советов, заявив, что для рассмотрения данного вопроса необходимо, чтобы две стороны признали друг друга. Он добавил, что по этой причине сомневается в законной силе наших заверений в том, что императорская семья останется в стороне от всякого контрреволюционного движения. Сославшись на пребывание Троцкого в заключении в Испании (в 1915 г.), он утверждал, что наша страна превратится в очаг реакции и контрреволюции против международного пролетариата.