Последний порог - Андраш Беркеши
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тогда и я ничего не буду, — заявил Чаба, садясь за стол. — Андреа, я буду очень рад, если ты пойдешь в свой кабинет и немного приляжешь отдохнуть, а то вид у тебя очень усталый.
— Я знаю, — смиренно согласилась девушка, — но я останусь с вами.
— Не беда, если я у вас подымлю своей трубкой, старина? — спросил Бернат и, вынув трубку, начал набивать ее. — Оно и лучше, если Андреа останется здесь, нам нужно обсудить несколько вопросов. — Он закурил. — Думаю, ты уже знаешь, что случилось с твоим дядей?
— Знаю. — Чаба не спеша раскрыл пачку сигарет, но закуривать не стал: он сегодня и без этого так много курил, что во рту и в горле до сих пор чувствовался горьковатый вкус никотина. — Шульмайера тоже схватили? — спросил он, заранее зная, каким будет ответ.
— Нет, а если повезет, то, возможно, они даже не смогут напасть на его след.
— Ты от него узнал о случившемся с дядей Вальтером?
— Да, от него. Он вчера приехал из Берлина и рассказал об очень страшных вещах, которые там произошли после покушения на фюрера. Число арестованных по подозрению превысило тысячу, да до этого казнено более трех тысяч человек. Зная, что его вот-вот арестуют, он ушел в подполье. Куда он скроется, я не знаю, да и не спрашивал его об этом. Думаю, что он отправится в Югославию, а оттуда переберется в Италию.
— Ты для того сюда и приехал, чтобы сообщить мне это?
— Нет, конечно. Это я так, между прочим рассказал. С тобой же я намерен поговорить о более важном деле. Ты, разумеется, знаешь, что связывало Шульмайера и твоего дядю?
— Знаю.
— Но ты, видимо, не знаешь, что дядюшка Вальтер на протяжении нескольких лет находился под наблюдением, как не знаешь и того, что твой отец фигурирует в списках венгерских офицеров, которые безо всяких симпатий относятся к немцам? Я, конечно, не в курсе, принимал ли твой папаша какое-нибудь участие в организации покушения на Гитлера. Возможно, что и не принимал, а лишь знал о нем. Но факт остается фактом: Вальтера пытали, стараясь выжать из него данные, которые обвиняли бы и твоего отца. Твой дядя ничего не сказал, он не назвал ни одного имени, однако признался, что два раза лично встречался с Миланом Радовичем: один раз — в Берлине, другой раз — в Венгрии.
— Встречался с Миланом?!
— Да, с ним. Старина, я хочу, чтобы ты сейчас был, как никогда, откровенен со мной. Скажи, давно ты в последний раз встречался с Миланом?
— Восемь лет назад, и ты об этом очень хорошо знаешь, дядюшка Геза. А почему тебя это так интересует?
— Потому что Милана арестовали.
— Когда?
— Точной даты я не знаю, возможно, недели две назад. Об этом аресте никто ничего не знает. Теперь пораскинь умом и хорошенько подумай о том, как профессору Эккеру удалось пронюхать о том, где скрывается Милан, поскольку арестован он по его приказу.
— По приказу Эккера?! — Чаба тряхнул головой, словно он не понял того, что ему сообщил Бернат. Затем он посмотрел на Андреа и спросил, словно обращался именно к ней: — Эккер? По приказу доктора Отто Эккера?!
— Штандартенфюрер Отто Эккер вот уже восемь лет как гоняется за Миланом Радовичем. Профессор Эккер — офицер гестапо, он же начальник спецгруппы, а руководимый им институт философии всего-навсего удобная «крыша». К сожалению, Шульмайер обо всем этом узнал только вчера в Берлине. Эккер — секретный агент гестапо, он был непосредственным сотрудником Гейдриха, а затем Мюллера. Все это было сообщено мне для того, чтобы мы сделали необходимые выводы. К сожалению, мы не знаем карт Эккера. Ни Винкельман, ни Шульмайер ничего не знают о планах Эккера: профессор непосредственно подчиняется Берлину. Немцам и тем известно только то, что профессор Эккер находится в Будапеште согласно договору о культурных связях.
Сообщение Берната повергло Чабу в изумление. Трудно было поверить, что маленький, всегда вежливый и такой предупредительный профессор Эккер мог вести двойную жизнь. Только теперь Чабе стало понятно, с какой целью профессор иногда помогал студентам, которые находились под подозрением, для чего вызволил из застенков гестапо Эрику Зоммер. Только теперь Чаба догадался о том, зачем в свое время Эккер поручился и за него. Боже мой, если бы Эрика знала, с кем она жила столько лет?! Нет, конечно, она не только не знает этого, но и не догадывается. Ни за что на свете она не совершила бы такой подлости. Неожиданно Чабу охватило чувство отвращения. А какой смысл жить вот такой жизнью? Можно ли и нужно ли жить? Опершись локтями о стол, он обхватил голову руками. Он ничего не говорил, уставившись в одну точку, он о чем-то напряженно думал, чувствуя в груди огромную тяжесть. Собственно говоря, думал он, Эккер в любой момент может покончить с ним, когда только захочет, так как он все о нем знает. Ему известно и то, как он связан с Миланом и с Эрикой, а уж о том, какого мнения он о Гитлере, и говорить не нужно. Чабу охватило чувство горечи, ему было стыдно за собственную наивность, и сейчас он чувствовал себя как какой-нибудь червяк или же муха, которой уготовлена смерть, а она все еще беспомощно бьется в паутине, хотя ей оттуда уже не выбраться.
— Ну а какие-нибудь добрые вести есть для меня? — хрипло спросил Чаба.
— Нам нужно поговорить о том, что же именно следует предпринять. Излишне, как мне кажется, подчеркивать, что наша с тобой жизнь находится в большой опасности. В настоящий момент я не имею ни малейшего представления о том, какими компрометирующими данными располагает против нас Эккер. Моя судьба, как ты знаешь, находится в руках Милана. Если он, чего доброго, сломается, то мне конец, а это значит, что Андреа тоже арестуют. Однако я отнюдь не собираюсь продать собственную жизнь задешево. Я готов ко всему. Все свои бумаги я привел в полный порядок, лишнее сжег и теперь стою на распутье и думаю: а не уйти ли мне в подполье?
— Мы с Чабой как раз об этом и размышляли перед твоим приходом, — заговорила Андреа, которая до того только внимательно слушала. — Чабу перевели в контрразведку.
— Куда?! — удивленно воскликнул Бернат, вынимая трубку изо рта. — В контрразведку?
— Утром я должен явиться во второй отдел генштаба к майору Бабарци.
— Это какой же такой Бабарци? — удивленно спросил Бернат.
— Тот самый гусарский офицер, которого когда-то избил Милан. — Чаба провел рукой по заросшему щетиной подбородку. — Сегодня я узнал, что вот уже два года, как он служит в контрразведке. Идти в армию я не хочу, но в то же время я не могу не выполнить приказа. Идет война, и меня в два счета отдадут под трибунал, а уж тот осудит как надо. Вот я еще ночью и подумал: а не выйти ли мне из этой игры? На берегу Дравы у нас имеется родовое имение, окрестности те я очень хорошо знаю, перейду в Югославию, к партизанам.
— Я пойду вместе с Чабой, а не то давайте махнем туда все втроем.
Бернат не спешил с ответом, в глубоком раздумье он расхаживал по кабинету. Он хорошо знал, что попытка бежать в Югославию связана с большим риском, надежда, что она увенчается успехом, слишком сомнительна, так как гитлеровцы плотно прикрыли район Дравы. К тому же не следовало забывать и о том, что в Хорватии сильно засилье усташей да и в руки провокаторов легко можно попасть. Если уходить в подполье, то целесообразнее сделать это здесь, в Будапеште, в городе с миллионным населением. Здесь со временем можно наладить связь с какой-нибудь группой движения Сопротивления. Поразмыслив, Бернат высказал свое мнение вслух, приведя целый ряд убедительных фактов, подтверждающих его правоту.
— Знаешь что, старина, как мне кажется, твое откомандирование является отнюдь не случайным. За этим что-то кроется. Не исключено, что оно проводится по указанию Эккера. Возможно, что он догадывается о твоем побеге и, следовательно, предпринимает кое-какие меры предосторожности. Если же ты убежишь, числясь в контрразведке, это даст им право арестовать твоих отца и мать, так что ты это учти. Мне лично кажется, что Эккера интересуешь не столько ты, сколько генерал-лейтенант Хайду. Ты должен поговорить на эту тему с отцом, а мы с Андреа в любом случае уйдем в подполье. Радович опасен только для нас, а тебе и твоему отцу от него никакой беды не будет. Нужно будет распустить слух, что ты серьезно поссорился с Андреа. Это очень важно, так как иначе к тебе будут приставать с расспросами. Мы же со временем дадим знать о себе...
— Я Чабу не оставлю! — заявила решительно Андреа. — Если он останется, то останусь и я, а ты можешь исчезать. Миклош Пустаи и его люди наверняка нам помогут.
Чаба встал и, подойдя к девушке, сказал:
— Послушайся отца! Можешь мне поверить, он абсолютно прав.
— Пусть прав, но я все равно останусь с тобой. Или, быть может, сейчас меня уже не связывает врачебная клятва? Я уже могу со спокойным сердцем бросить своих больных?
Чаба просто затруднялся что-либо ответить Андреа на это.