Канцлер Румянцев: Время и служение - Виктор Лопатников

В ходе экспедиции «Рюрик» подвергался ударам стихии, обстрелам, команда противостояла пиратским нападениям, попыткам захвата. Немалые угрозы таило морское дно: мели, рифы, коралловые отложения… Команда и ее руководитель не раз оказывались на краю гибели. У мыса Горн в январе 1816 года бриг «Рюрик» встретил мощный шторм. Вал, выкатившись на палубу, смыл Коцебу за борт. К счастью, командир сумел ухватиться за канат и его смогли спасти. На подходе к Камчатке экипажу пришлось выдержать изнурительную борьбу за живучесть корабля. Внезапно нахлынувший холод покрыл судно и его оснастку мощной ледяной коркой. В апреле 1817 года на подступах к Северной Америке «Рюрик» едва не погиб, чудом выдержав два сильнейших шторма. В одном из них Коцебу, сбитый огромной волной, ушибся грудью, потерял сознание. Долгое время после удара командир не мог встать с постели, здоровье его ухудшалось… Обратный курс корабля стал неизбежен. 3 августа 1818 года «Рюрик» вошел в Неву, бросив якорь напротив особняка на Английской набережной, где проживал Румянцев…

Решить главную задачу экспедиции, обнаружить морской проход вдоль северного побережья Ледовитого океана не удалось. Судну, корпус которого хотя и был обшит медным листом, не было дано преодолеть паковые льды…

В летние месяцы Коцебу дважды предпринимал попытку, преодолев Берингов пролив, пройти в восточном и западном направлениях. В первый год плавания близ Северной Америки корабль, как выяснилось, двигался ошибочным курсом. Однако эта часть пути была пройдена не зря. Был открыт обширный залив, названный впоследствии именем Коцебу. Спустя год следующая попытка, пройдя летом Берингов пролив, продвинуться далее на Запад также успеха не имела. Судно не смогло преодолеть ледяные поля и было вынуждено повернуть обратно.

Полученные научные результаты, географические открытия оказались весьма значительными. Был собран обширный этнографический и палеонтологический материал. Исследования впоследствии были положены в основу издания «Путешествие в Южный океан и Берингов пролив для отыскания Северо-Восточного морского прохода, предпринятое в 1815, 1816, 1817, 1818 годах иждивением канцлера, Графа Николая Петровича Румянцева». Этот отчет об экспедиции под руководством Отто Коцебу вышел в свет в 1821—1823 годах трехтомным изданием. За время путешествия членами экспедиции были открыты в Южной Полинезии среди островов Россиян (Туамоту) — обитаемый остров Румянцева (Тикеи), атоллы Спиридова (Така-пото), Рюрик (Арутуа) и Крузенштерна (Тикахау); в Микронезии, в цепи Радак Маршалловых островов — обитаемый атолл Кутузова (Утирик) и атолл Суворова (Така). Курсируя у северо-западных берегов Америки, участники экспедиции открыли и описали бухту Шишмарева и остров Сарычева у выхода из Берингова пролива, а также обширный залив Коцебу с бухтой Эшшольца, отделенной от залива полуостровом Хорис. При повторном исследовании Маршалловых островов в январе-марте 1817 года экспедиционеры обнаружили еще ряд обитаемых атоллов Нового Года (Меджит), Румянцева (Вотье), Чичагова (Эрикуб), Аракчеева (Малоэлап) и Де-Траверсе (Аур). Служение самого мореплавателя увековечено в названии «Коцебу» залива и порта у атлантического побережья Северной Америки. Третий кругосветный поход под командованием Коцебу на шлюпе «Предприятие», на этот раз с коммерческими целями, состоялся в 1823— 1826 годах. И это плавание успешно завершилось. И далее при первой возможности граф продолжал снабжать средствами тех предприимчивых людей, кто стремился к освоению этих дальних пространств. В 1818 году им выделены значительные средства начальнику Камчатки капитану Рикорду только с той целью, чтобы он выплачивал их в награду смельчакам из местных жителей, кто совершит переход на север по льдам вглубь Берингова пролива. Подобные задания давались и начальствующим лицам в Русской Америке. Капитан Гагейместер попытался в 1817 году с другого края осуществить подобное предприятие… Не все начинания Румянцева заканчивались в этой части света безрезультатно. Значительными результатами увенчались путешествия отрядов Хромченкова и Этолина за пределы Русской Америки. Успех сопутствовал экспедиции Корсаковского, которая в 1819 году осуществила точную географическую съемку берегов Бристольского залива и его окрестностей. Путешествие Устюгова вглубь Северной Америки сопровождалось новыми открытиями и установлением торговых связей с местным населением. При содействии Румянцева Российско-американская компания с 1819 по 1825 год регулярно направляла на Аляску свои корабли.

Последовательность, с которой Румянцев вдохновлял и поддерживал мореходов-первопроходцев, свидетельствует о том, что он продолжал верить е результат если не сразу, то в исторической перспективе.

Освоение непознанного как в материальной, так и в духовной сфере обогащало представления соотечественников о себе и окружающем мире. За 12 последовавших за отставкой лет другую часть своего состояния Румянцев направлял на организацию научных изысканий и систематизацию разрозненных данных, позволяющих составить более полное представление о далеких и сложных явлениях национальной истории… Не последнюю роль в стремлении заняться развитием исторической науки сыграло желание Румянцева преодолеть отставание России в этой отрасли знания. Ему было известно об усилиях ученого мира ведущих европейских держав, направляемых на исследование исторического наследия. Там все больше исходили из того, что прочность государственных устоев, моральный дух народа, патриотизм, чувство национальной гордости и достоинства неотделимы от глубинного знания собственного исторического прошлого. В 1800 году в Англии, затем во Франции, Германии и других государствах на правительственном уровне стали создаваться историко-архивные комиссии, целью которых было объединение ученых для написания капитальных трудов по истории их государственности. Вскоре в Германии появляется труд «Monumenta historica»[54], в Турине — «Monumenta historica patriae»[55]. В России интерес к историческому знанию оставался уделом меценатов-одиночек, таких, например, деятелей екатерининской эпохи, как А.И. Мусин-Пушкин, М.Н. Муравьев, Н.Н. Бантыш-Каменский… Попытка организовать системное историко-научное направление относится лишь к 1809 году, когда особая комиссия Санкт-Петербургского учебного округа предприняла путешествие для сбора археологических материалов в Ладогу, Белозерск, Вологду, Владимир, Ростов, Киев, Чернигов. Однако 1812 год отодвинул дальнейшее продолжение этой работы. Тем не менее вскоре после этого, не без идейного влияния Румянцева на особу императора Александра I, перед Н.М. Карамзиным была поставлена цель и отпущены из госказны немалые средства для написания «Истории государства Российского». Видный писатель, мыслитель, ученый стремился решить эту задачу, однако работу постоянно сдерживала нехватка документального материала. Это обстоятельство послужило причиной, по которой труд Карамзина после его выхода в свет неоднократно подвергался критике. Кое-кто из ученого мира и ныне относит жанр «Истории» более к художественному произведению, в котором преобладает вымысел. Главным, едва ли не единственным источником для Карамзина оставался Московский архив Министерства иностранных дел. Необходимо было осуществить капитализацию добываемых знаний, на их основе публиковать сборники трудов, статьи. Особое значение придавалось извлечению новых фактов о событиях, связанных с истоками славянства. Дворец на Английской набережной в Санкт-Петербурге, где проживал граф, превратился в независимый научно-просветительский центр, размах деятельности которого был несопоставимо обширнее по сравнению с работой, проводимой Российской академией наук. Благодаря своему влиянию и личному участию удалось сосредоточить вокруг себя лучшие научные силы. В их число входили Н.Н. Бантыш-Каменский, А. X. Востоков, Ф.И. Круг, И.И. Григорович, митрополит Евгений (Болховитинов), К.Ф. Калайдович, Фр. Аделунг, В.Г. Анастасиевич, П.М. Строев, П.И. Кёппен, И.Н. Лобойко и др. «Ученой дружине» удалось подняться над противоречиями, разделявшими амбициозные круги российских историков. Критериями оставались научно подтвержденные факты исторического прошлого. «Меценат русской науки», «кассир русской словесности», как говорили о Румянцеве тогда, «поднял на ноги историю». Эти отзывы были графу не по душе. Он считал себя частью большого творческого плана, программы, контуры которой вырисовывались по мере погружения исследователей в неосвоенное, непознанное пространство. В этом, как и в других проектах, Румянцев нисколько не походил на наивного престарелого чудака, не знавшего счета деньгам и особенно не беспокоившегося о правильности расходования. Взгляд с высоты нынешнего времени открывает глубоко осознанную программу. Румянцев одним из первых в истории российской науки и культуры взял на себя финансирование той доли в освоении гуманитарных проблем, на которую государство не могло выделить каких-либо значительных средств. «Если только чье-нибудь помышление клонилося на путь народной славы, никого не отчуждал сей благодушный Вельможа от своей поучительной беседы и благороднаго вспомоществования, был ли то Историк или Мореход, Поэт или Антикварий, Географ или Художник, Грамматик или Законоведец»{188}.