Занавес приподнят - Юрий Колесников

Прежде всего, как понял Хаим, Симон в тот день повел речь о создании «железного кулака», с помощью которого можно будет наконец-то перейти от слов к делу.

— Чтобы создать свой рейх, национал-социалисты не брезговали никакими средствами, — смакуя, повторял Нуци слова Соломонзона. — Когда они аннексировали Австрию, все смирились с тем, что еще раньше они попросту наплевали на ограничения по Версальскому договору и создали вермахт, потом реоккупировали Рейнскую область… Позднее мир узнал о вступлении немцев в Чехословакию, и вновь поднялась было буря, но и она оказалась бурей в стакане воды, и потому Гитлер вскоре приступил к захвату Польши… Сейчас об этих акциях если и вспоминают, то только потому, что теперь речь идет о землях Франции и, если хотите знать, даже Великобритании! Величие стратегии и тактики Адольфа Гитлера и заключается в том, что он, опираясь на реальную силу, всякий раз ставит мир перед свершившимся фактом, предоставляя своим недоброжелателям возможность размахивать после драки кулаками и упражняться в словесном излиянии протестов, негодований, осуждений и тому подобное.

Нуци объяснил Хаиму, чем была вызвана такая речь Симона, который в общем-то редко выступал, предпочитая оставаться «за занавесом», — любил загребать жар чужими руками. Недавно, по указанию руководства «акционс-комитета» из «хаганы» была выделена небольшая группа наиболее воинственно настроенных людей.

Продиктованному сверху акту был придан характер раскола «хаганы» на сторонников и противников нового политического курса, провозглашенного руководством «акционс-комитета», который стремился использовать возникшую в результате войны между Англией и Германией новую ситуацию в своих целях: поскорее изгнать из Палестины арабов. Суть этого курса состояла в том, чтобы создать видимость примирения с арабами и союза с англичанами якобы ради совместной борьбы против германского фашизма. В действительности же имелось в виду, с одной стороны, легализовать приобретение оружия и формирование военных отрядов «хаганы», ускорив таким образом создание «железного кулака», а с другой стороны, спекулятивно использовать участие в войне против Германии при предстоящей рано или поздно политической борьбе за создание самостоятельного еврейского государства. Курс на примирение с арабами и союз с англичанами был широковещательно принят «хаганой», несмотря на ее резко отрицательное отношение к опубликованному в «Белой, книге» решению английского правительства об установлении жесткого ограничения на иммиграцию евреев в Палестину.

Группа, «отколовшаяся» от «хаганы», категорически отклонила курс на сближение с арабами и англичанами. Другими словами, сторонники этой группы намерены были и впредь совершать диверсии и террористические акты против арабов и отчасти англичан, но чтобы ответственность за это уже не ложилась на «хагану». Одним из закулисных заправил этой группы стал Симон Соломонзон.

— Он говорил, — продолжал пересказывать речь Соломонзона Нуци Ионас, — что мы только делаем вид, будто возмущаемся позицией и тактикой «хаганы», а втайне остаемся всем сердцем с ними, они же, в свою очередь, только делают вид, будто осуждают нашу позицию как слишком воинственную, однако и они до конца с нами… Мы идем к единой цели разными, дополняющими друг друга путями! И если в данное время мы ограничиваемся требованием на незначительную часть территории будущего нашего государства, то это не значит, что, создав свое государство и добившись его признания, мы не станем всеми силами и средствами добиваться максимального его расширения… Претендовать сразу на многое чревато потерей верного малого! Сейчас не время дразнить гусей! Напротив, испрашивая минимум, мы ослабляем бдительность противников, исподволь накапливаем силы для следующего шага, а может быть, и скачка вперед! И тогда, захотят наши противники или не захотят признавать за нами право на присвоение новых земель, они будут поставлены перед свершившимся фактом…

На мгновение Нуци прервал пересказ речи Симона и, самодовольно улыбаясь, сказал:

— И вот здесь я подал реплику: «Победителей не судят! Такова историческая закономерность!» «Это верно, — подтвердил Симон, — но, чтобы стать победителями, надо любыми средствами, не теряя ни минуты, готовить железный кулак! В этом заключается наша прямая обязанность, это нам поручено, и за это все мы в ответе перед нашим многострадальным народом!»

Ионас, все более увлекаясь своей речью, принимал эффектные позы, жестикулировал, точно находился перед многочисленной аудиторией. С особым восторгом он рассказывал Хаиму, как Симон, упомянув о недавних событиях в Испании, подчеркнул, что нет и не будет такого суда, который мог бы привлечь к ответу Муссолини и Гитлера за помощь генералу Франко самолетами и танками, а самого Франко — за переброску в Испанию мавританских войск, прославившихся жестокостью.

— Но представь себе, Хаймолэ, — возбужденно продолжал Ионас, — среди присутствующих нашлись-таки люди, которых испугала программа решительных действий, изложенная нашим Симоном! Один из них, человек пожилой и довольно заслуженный, попытался даже урезонить его… Он утверждал, будто не исключено, что в один прекрасный день от испанского каудильо, немецкого фюрера и итальянского дуче могут потребовать ответа «по большому счету» и воздать с лихвой за все содеянное… Ты понимаешь, на что он намекал?! Можно было бы не обращать внимания на такое выступление, но человек этот как раз у муссолиниевских инструкторов проходил обучение и там совершил подвиг, лишившись при этом руки! Он неспроста занял такую позицию…

— Наверное! — подтвердил Хаим. — Раз ты говоришь, что он такой заслуженный человек, зачем же ему бросать слова на ветер?..

— В том-то и штука!.. — согласился Нуци. — И знаешь, что он еще сказал?

— Тот однорукий?!

— Ну да. Он говорил, будто трагизм такой перспективы заключается не в том, что Гитлер, Муссолини, Франко и другие, подобные им, личности будут жестоко наказаны, а в том, что вместе с ними расплачиваться будут и народы, позволившие вовлечь себя в авантюру!.. При этом он сослался на мудрые слова какого-то пророка, сказавшего, что человеку в полдень известно, чем начался для него день, но ему отнюдь не дано знать, как он кончится… А мы, дескать, находимся лишь на заре осуществления тысячелетней мечты еврейского народа, еще не дожили и до полудня, а уж до конца дня и подавно нам далеко…

— Кто же этот человек? Секрет, что ли? — спросил Хаим.

— Он адвокат. Фигура довольно крупная, но все же я думаю, что наше руководство не потерпит в своей среде этого человека… Ведь, по существу, его позиция предательская! Правда, он не отрицал, что подготовку к воссозданию подлинно независимого национального очага нужно вести, но тут же оговорился: «Ни в коем случае не впадая в крайности… Что чересчур, то лишнее». А планы «акционс-комитета» якобы содержат чересчур крутые меры, в которых будто бы нетрудно узреть пренебрежение к тому, от чего тридцать два столетия назад предостерегал сынов своего народа наш великий Моисей…

Пересохшие от жажды губы Ионаса покрылись липкой пленкой. Надо было бы отхлебнуть глоток воды. Но куда там: ему не терпелось рассказать об эпизоде, героем которого был он сам.

— Однорукий, наверное, долго бы еще разглагольствовал, призывая к осторожности, неторопливости и всякое такое, но тут уж мое терпение лопнуло. Я первый, — подчеркнул Нуци, — крикнул ему: «Не пугайте! Мы не из трусливых, а с вашей осторожностью придется ждать еще тридцать два столетия!»

Хвастливо рассказывал Нуци о том, как дружно его поддержали единомышленники Симона Соломонзона, как неистовым топотом ног и выкриками заглушили голос адвоката, якобы вынудили того, не договорив, сесть на свое место, как в конечном итоге люди, заслуженно именующие себя бейтарцами-ревизионистами, взяли твердый курс на полную и безоговорочную поддержку «акционс-комитета» под девизом: «Оружие, раз оно есть, должно стрелять!»

Вскользь Нуци сообщил, что вместе с Симбном Соломонзоном и несколькими хавэрим они всю ночь вырабатывали «отрезвляющие меры», в результате которых кое-кто из колеблющихся уже смещен с занимаемых должностей, а некоторые будут уволены из экспортно-импортного бюро. Однако Ионас умолчал о том, что тогда же решался вопрос о замене уволенных и что в этой связи зашла речь о Хаиме Волдитере — холуце, прошедшем «акшару» в составе квуца имени Иосифа Трумпельдора. Ничего не сказал он и о том, что именно ему, Нуце Ионасу, было поручено «прощупать» настроение Волдитера, «поднакачать» его, подготовить к ктивному участию в не подлежащих гласности делах «иргун цваи леуми»[50].

Из дальнейших откровений Ионаса Хаим понял, что за спиной всесильного Соломонзона стоит не столько его родной отец, сколько дядюшка, о котором ему приходилось уже слышать. Сам же Симон — всего-навсего доверенное лицо, один из закулисных манипуляторов тщательно законспирированной группы под названием «иргун цваи леуми» — исполнительницы особых планов «акционс-комитета» и отчасти того же таинственного дядюшки.